— Мне нужны книги учета пошлин, собранных с товаров, — заявила я. — Сейчас меня больше всего интересуют порядок и аккуратность.
— За этим следит сам владелец груза, весьма ответственный человек, — ответил чиновник. — Не думаю, что вы найдете здесь хоть одну мышь — у нас живет множество кошек.
Он указал на ту часть хранилища, где громоздились мешки с зерном. Среди них я и правда увидела котов и кошек, рассевшихся или разлегшихся, словно изваяния богини Бает.
Да, мыши. Во вчерашнем донесении сообщалось, что в Верхнем Египте, как и предупреждали ученые, началось нашествие мышей. Без помощи потерпевшим провинциям не обойтись, а помощь, в каком бы виде она ни предоставлялась, требует денег. Источник их ясен — пошлины и налоги. Но эти деньги сначала надо собрать, а потом с умом потратить.
Я никогда не чуралась математики и умела обращаться с цифрами, но мысль о превращении в счетовода навевала на меня тоску. По всему выходило, что мне позарез нужен толковый казначей. Мардиан, при всех его способностях, не может объять необъятного — ему не под силу быть первым министром и казначеем одновременно.
— А кто владелец товара? — осведомилась я. — Должно быть, он помешан на порядке и учете.
— Эпафродит, из квартала Дельта.
— Дельта? Это еврейский район. Стало быть, он еврей?
— Да. Его иудейское имя Иезекия.
— И что, он сведущ по части цифр и счетов?
— Не просто сведущ, царица, а удивительно одарен. Ему ничего не стоит разобраться с самыми запутанными взаиморасчетами, и я не помню случая, чтобы он допустил в цифрах хотя бы малейшую ошибку. Мало того, что этот человек умен, он еще и скрупулезно честен. Требует от своих продавцов, чтобы они в начале и конце каждого торгового дня протирали весы. А эти весы у него проверены и выдаются им лично вместе с гирями, чтобы не было обвеса. Как-то раз, узнав о том, что капитан торгового судна попытался мошенничать с описью груза оловянных слитков, Эпафродит доставил его прямиком на суд к иудейским старейшинам. А поскольку их бог Яхве в своем священном Писании приравнивает мошенничество к мерзкому богохульству, можешь представить, каково пришлось капитану. С тех пор никаких фальшивых описей не появлялось.
— Если я пожелаю послать за этим, как его имя — Иезекия?..
— Прежде всего, не надо называть его Иезекией. Нам, не иудеям, лучше использовать греческое имя.
Я ушла с твердым намерением побеседовать с этим Эпафродитом. Может быть, бог Яхве благосклонно пошлет мне как раз того человека, который так нужен во главе казначейства? Иногда боги дают нам именно то, в чем мы нуждаемся — когда мы готовы принять их дары.
Иезекия — то есть Эпафродит — получил мое предложение и выразил готовность встретиться. При его великой занятости он выделил для этого час в полдень, перед ритуалом умирания Адониса.
Что означал такой ответ? Я знала, что иудеи относятся к нашим «языческим» церемониям или с благочестивым ужасом, или со снисходительной насмешливостью. Судя по нарочито независимому ответу, Иезекия принадлежал к тем евреям, которые не одобряли правления Птолемеев, хотя в недавней Александрийской войне иудейская община поддержала Цезаря. Поразмыслив, я решила не придавать этому особого значения. Мне интересно побеседовать с человеком вне зависимости от его верований и политических предубеждений.
Когда он прибыл — точно в назначенный час — и вошел в комнату, я была поражена: за исключением статуй и иных произведений искусства, он оказался самым красивым человеком, какого я когда-либо видела. Неожиданность усугублялась и тем, что я была наслышана о нем как о замечательном счетоводе и приверженце порядка и ожидала увидеть невзрачного умника, без конца сверяющего весы и листающего счетные книги. Возможно, он этим и занимался, но его лучистые голубые глаза напоминали чистейшие, залитые солнцем воды, а львиная грива блестящих черных волос обрамляла лицо, походившее на классический портрет Александра. Рубиново-красное одеяние усиливало впечатление, делая его красоту и вовсе неотразимой.
Я воззрилась на него.
— Я думала, ты старик, — вырвалось у меня.
— Мне сорок пять, — ответил он на безукоризненном, явно выученном в Афинах греческом языке. — Хотя, наверное, для тебя я и вправду стар, ведь тебе всего двадцать два… всемилостивая царица, — беззаботно добавил он.
Выглядел он гораздо моложе.
— Мне сказали, что тебя следует звать Эпафродитом, — промолвила я. — Откуда у тебя такое имя?
— Мне дала его матушка, — не без удивления ответил иудей. — Боюсь, царица, она слишком увлекалась эллинской поэзией. Имя означает «Красавец».
От очевидных комментариев я предпочла воздержаться — надо полагать, он их наслышался в избытке.
— А что означает Иезекия? — спросила я и тут же добавила: — Сразу предупреждаю, что ваш язык мне знаком.
— О, так не желаешь ли ты, чтобы и наши дела велись на еврейском языке? — спросил он весьма серьезным тоном, и мне пришлось заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что это шутка. — Иезекия обозначает «мощь Господня».
— Нет, боюсь, мой еврейский не настолько хорош, чтобы разбираться в расчетах, — ответила я. — Он годится для того, чтобы поддержать беседу, но не для серьезных дел. Однако затруднений возникнуть не должно — твой греческий идеален, что тебе, разумеется, прекрасно известно.
— Я слышал разговоры о том, что ты знаешь еврейский, — промолвил он, — и удивлялся. Теперь, когда ты подтвердила это сама, могу лишь спросить: зачем он тебе понадобился?
— Я вообще люблю изучать языки, да и даются они мне легко. Видимо, у меня к ним способности. Кроме того, я считаю, что возможность обходиться без переводчиков или контролировать их — большое подспорье для правителя.
— Мудрое решение. Перевод, даже самый правильный, не всегда полностью передает особенности сказанного, а выбор слов или акцентирование отражают пристрастия человека.
Он помолчал и добавил:
— Например, употреби я только что вместо слова «отражают» слово «изобличают», моя фраза приобрела бы несколько иной смысловой оттенок.
— Верно. Так вот, Эпафродит…
Я объяснила ему, что мне требуется: прежде всего, наведение полного порядка в казначейских документах и обеспечение контроля за расходованием средств, предназначенных для помощи населению.
— Задача серьезная, ваше величество, — без раздумий ответил он, — и ей необходимо посвятить себя целиком. На другие дела времени не останется, а между тем их у меня немало.
— Почему бы тебе их не отложить? Положение чрезвычайное.
