— Черным по белому — так мы напечатаем карточки с приглашением на одно из шоу, белые по черному — на другое, — говорила Карен. — Одно шоу мы проведем на левом берегу Сены, другое — на правом. Будем проигрывать Майкла Джексона. «Черное дерево и слоновая кость». И ту, которую ты напевала. И никому ничего не скажем заранее. Пусть сами догадываются. — Карен засмеялась. — А в конце у нас будет два свадебных наряда.
Парижские шоу традиционно завершались демонстрацией свадебных нарядов.
— На белом шоу мы выставим белое свадебное платье, на черном — черное.
Дефина поглядела на Карен.
— Мне нравится, — сказала она медленно. — Остроумно. И неплохой маркетинг. Покупатели любят черное. Жаль, что ты не додумалась до этого месяца полтора назад.
— Конечно, хорошо бы. Но хорошо бы и чтобы прекратилась война в Сербии. Не всегда получается так, как мы хотим, Ди.
Она сделала несколько па в стиле Мика Ягера, напевая «Мы не всегда имеем, что хотим».
«Мы не всегда имеем, что хотим», — пропела ей в ответ Дефина. — Но если очень постараться, то мы иногда можем найти то, что нам нужно. Уг-гу.
И обе они закружились по комнате, распевая буп-да-буп буп-да-буп — рефренный вокал из песни Стоунсов.
— Я знала, что ты из крутых белолицых, девочка, — сказала Дефина одобрительным тоном.
— Клейся ко мне, и ты будешь ходить в гипюровых бикини, — пообещала Карен.
Дефина засмеялась.
— Я уже это делаю.
— Эй, Ди, мы выкрутились!
Вот так и случилось, что прямо тут, в захламленном офисе, поздним вечером, к Карен пришла такая радость, что перехватывало дыхание. Она видела все сразу, каждый чертеж, каждый клочок ткани, лоск на щеках Дефины, отпечаток от чашки с кофе на ее рабочем столе-формике — видела с такой ясностью и отчетливостью, что трудно было вздохнуть. Однако по опыту Карен знала, что такое состояние не может длиться долго, и в этом знании был такой сладковато-горький привкус, что она подумала, что сердце ее сейчас остановится.
— В Париже мы врежем им насмерть! — обещала Дефина.
— Кому нужна Norm Со? — кричала Карен.
Дефина остановилась и внимательно всмотрелась в Карен.
— Ну, ну. Так кому же нужна Norm Со? — спросила она очень серьезно.
Ответ Карен был прерван телефонным звонком. Она пошла к столу, чтобы снять трубку.
— Погляди в окно, — проговорил мужской голос с другого конца провода.
В голове мелькнуло — может быть, Центрилло стоит снаружи, девятью этажами ниже, скованный наручниками с ее родной матерью? Но нет, это не был теплый и успокаивающий голос Центрилло.
— Ты видишь меня? — сказал голос.
Карен узнала — с ней говорит Перри Сильверман.
— Ты где, Перри?
— Около дома. На углу. В телефонной будке на восточной стороне Тридцать седьмой улицы.
Карен выглянула в окно.
— Видишь меня? Я машу рукой.
Она увидела его или кого-то еще, размахивающего руками, как регулировщик уличного движения или как Робинзон на своем острове, когда, наконец, он увидел корабль. Может, Перри пьян?
— Я вижу тебя, Перри.
— И ты переспишь со мной?
— Вот так, сразу? Ты пропустил парочку ходов, приятель.
— О да. Мы сначала выпьем?
— Мне кажется, что ты уже пьян. Не хватит ли?
— А ты крутая евреечка!
Разве Дефина не сказала только что нечто похожее? Карен оглянулась на Ди и пожала плечами. Та ткнула себя указательным пальцем в грудь, а большим пальцем указала на дверь — дескать, она собирается уходить. Карен кивнула, отпуская подругу. Ей и самой пора было собираться домой.
— Что ты хочешь, Перри?
— Удружи мне, а?
— Отвезти тебя домой?
— Я не сменил простыни.
— Ты опять пропускаешь ходы, Перри.
В разговор вмешался голос телефонного оператора с предупреждением: ваше время кончается. Казалось, робот вложил другой, личный смысл в эту фразу.
— Подожди меня, я сейчас спущусь, — прокричала Карен, перекрывая голос оператора в надежде, что Перри ее услышит.
Она бросила трубку и накинула плащ.
— Запрешь за мной дверь, Ди? — крикнула она на бегу.
Когда она добежала до телефонной будки, Перри еще не вышел из нее. Он был одет в нечто, бывшее когда-то белым Акваскутом. Сейчас от белого цвета остались только воспоминания. Под пиджаком была видна голубая рабочая блуза.
— Карен! — закричал он при виде ее, как будто бы только что случайно встретился с ней.
Интересно, насколько он пьян? Помнит ли, что он звонил ей, или же он в полной отключке?
Перри вышел из будки навстречу ей. Он не качался, но глаза были стеклянными и отрешенными. Он подошел, обнял ее за плечи. Его рот оказался около ее уха. Он был с ней одного роста, намного ниже Джефри.
— Идем делать ребеночка, — прошептал Перри.
— Мальчик, ты выбрал не ту девочку, — ответила Карен и выдернув зажатую им руку, махнула появившемуся на перекрестке Тридцать седьмой улицы такси.
— Полезай в машину, Перри.
— Охотно, — сказал он весело. — И куда мы едем?
— Спринг-стрит, Вест-Бродвей, — бросила она шоферу.
— Вот здорово! Я живу неподалеку оттуда.
— Правда? — сухо спросила Карен. — Какое совпадение!
Перри совсем захмелел. Голова его скатилась на грудь. Он почти отключился в пьяном сне. Ей пришлось помочь ему выбраться из машины, но даже с ее помощью его заносило из стороны в сторону. Он еле держался на ногах. Чудом не упав и с трудом восстановив баланс, Перри замер в неподвижной позе, как они когда-то «замирали» в детстве, играя в «статуи» на Проспект-Парк. В какой-то момент ей показалось, что его вырвет. Но нет, он продолжал стоять в застывшей позе, и только приглядевшись повнимательней, она заметила, что плечи его дрожат. Он вот-вот свалится, забеспокоилась Карен, но вдруг поняла — Перри плакал. Она подошла к нему сбоку. Перри поднял лицо. В отсветах неоновой вывески расположенного на углу бара было видно, что лицо его было мокрое от слез. Он глядел на мигающую вывеску бара.
— Знаешь, я снова работаю барменом. На полставки. Очень благородно, не так ли? Таким образом я подрабатывал по нескольку баксов, учась в колледже. А потом, став дипломированным художником, я занимался этим, чтобы спастись от одиночества и изоляции. Но сейчас это — всего лишь жалкое времяпрепровождение. Мне уже сорок шесть лет.
Он посмотрел в темноту и поежился.
— Я начну писать мемуары и назову их «Моя жизнь за стойкой бара».
Он попытался хихикнуть, но смешок вышел натянутым.
— Я не хочу жить без Лотти. С ее смертью моя жизнь померкла, стала бессмысленной.
Карен положила руку на его плечо, и он крепко обнял ее в ответ.
