за сменой. Здесь выступал и Борис Лилов.
II
Имя Бориса Лилова знают все же не очень многие, потому что и самый конный спорт был тогда, в послевоенные годы, у нас не популярен: не до лошадей было, и казалось, что верховая езда какая-то несвоевременная роскошь.
Не снились тогда конникам ни манежи из стекла и бетона, ни праздничные кавалькады по столичным улицам, ни фраки, ни цилиндры, но это не значит, что мастера были хуже, хотя тогда не то, что теперь, и на первых полосах газет о конном спорте материалы в ту пору не помещали. Но прошло некоторое время — и вот что писали:
«На международных конноспортивных соревнованиях в Париже советский всадник Б. Лилов за наибольшую популярность среди зрителей награжден жюри Всемирного праздника лошади специальным призом» («Правда» от 19 июня 1959 года).
И наконец:
«СЕНСАЦИЯ В ПАРКЕ ПРИНЦЕВ
БЛЕСТЯЩИЙ УСПЕХ КОННИКОВ СССР
Париж, 23 июня. Здесь, в Парке принцев, закончился розыгрыш Кубка наций по конному спорту. Интерес к этому спортивному событию был огромен… Розыгрыш Кубка наций является как бы неофициальным командным первенством мира… В качестве основных претендентов на обладание кубком западные специалисты не без оснований единогласно выдвигали три команды: западногерманскую, итальянскую и американскую. Однако прогнозам не суждено было сбыться: Кубок наций завоевали советские конники (Фаворский, Распопов, Щабайло и Лилов), показавшие исключительно высокий класс верховой езды. Стадион наградил их бурными аплодисментами. В парижском небе торжественно прозвучал Гимн Советского Союза. Да, это была настоящая сенсация…» («Труд» от 24 июня 1959 года).
Достижение историческое — по трудности, по силе конкуренции, по значению и уровню. Победа этой четверки имела в летописи нашего конного спорта один прецедент, когда незадолго перед первой мировой войной трое русских офицеров взяли в Лондоне на преодолении препятствий Золотой кубок. Такие победы не бывают серийными, но, если уж вершина покорена, это свидетельствует не только об успехах классной команды, но о целой традиции, сложившейся и плодотворной. Французы тогда же, в 1959 году, между прочим, писали: «Мы можем отметить громадный прогресс советских всадников. За год до Олимпийских игр на это стоит обратить внимание». Писали это, как видно, наблюдатели опытные, понимающие, потому что их слова подтвердились: год спустя в Риме на пьедестал почета поднялся советский мастер выездки Сергей Филатов. Потом наши троеборцы (манежная езда, кросс и преодоление препятствий) два года подряд, в Англии и у себя дома, выигрывают чемпионат Европы; феноменальный Анилин в руках мастера-жокея Николая Насибова бьет по обеим сторонам Атлантики крэков[10] Старого и Нового Света; потом олимпийские лавры получает Иван Кизимов, Елена Петушкова становится «мисс мира» по конному спорту.
Спросите любого любителя спорта, кто такие Анилин и Пепел, он вам тотчас ответит, хотя, быть может, лошади в жизни своей не видал и не отличит, как это у конников говорится, «хлыста от хвоста». А кто у нас слышал о Борисе Лилове и его Диаграмме, пока не присудили им парижане первый приз за популярность? Между тем, кроме победы в Кубке наций, Лилов был призером в Лейпциге и Аахене, он был ни много ни мало двенадцатикратным чемпионом страны в личном и командном первенстве. Мастером спорта Лилов стал в двадцать пять лет, когда Сергей Филатов был еще разрядником, Иван Кизимов только начинал, а Елена Петушкова, должно быть, и к лошади не подходила. Он достиг звания мастера, а заслуженных мастеров конного спорта в ту пору можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Но в конный спорт тогда как-то не верили. Конники были, конечно, полны энтузиазма. Однако то был энтузиазм секты, немногочисленной, стиснутой со всех сторон новыми условиями и тем более отчаянной в привязанности к предмету своей страсти — к лошадям. «Да разве лошади еще существуют?» — спрашивали между тем вовсе не враги конного спорта, а просто люди, искренне убежденные, что это спорт «камерный», «аристократический» и потому обреченный.
Бывает, что целые полосы жизни, а может быть, даже истории окрашиваются в некий один цвет и тон. Вспоминаешь, и кажется, будто все происходило при одинаковой погоде. Вот над конным спортом в ту пору, когда брал барьеры Борис Лилов, непрерывно шел дождь. Не ливень и не гроза, а сеял ровный серенький дождичек. Так получалось: на ипподром придешь, и обязательно дождь. Не надо это понимать буквально. Бывало и солнце. Но так уж получалось, так все совпадало, так выглядело, такая тогда у конников погода была. Тучки, небо серое, лужицы — моросит. По лужам и по грязи кони — копытами, и звук получается тоже характерный, чавкающий, или, вернее, хлюпающий.
Кругом — город. На тренировочном кругу, где носятся лошади, всегда пахнет травой, пылью, природой. А совсем рядом, за забором, — камень, трубы, дымы. Блестящая крыша высокого здания вдали отражает солнце, скрытое тучами от тех, кто сидит в седле. Там, в городе, и погода вроде другая. Другое время там, в городе!
Без всякой «машины времени» вступивший за врата ипподрома попадал по меньшей мере на сто лет назад: там уцелел, хотя бы и кусочками, прежний конный мир, жизнь этого мира еще существовала за этим забором.
Прежде всего ритуал, что называется «старый порядок». Важно, как журавли, призовые наездники вышагивают через лужи, блестя голенищами сапог. Тут, чтобы в самом деле «хлыст с хвостом» не спутать, надо пояснить: наездник не жокей, а жокей не спортсмен-конник. Держа в руках вожжи, несутся на рысаках в легких двухколесных экипажах, называемых «беговыми качалками», наездники. Притулившись в седле на коротких стременах, «по-обезьяньи», летят жокеи. Через барьеры прыгают и приемы выездки демонстрируют спортсмены — тоже верхом, но приемы не те, что у жокеев, и посадка другая, и другие лошади.
Подобно летчикам-испытателям, наездники и жокеи проверяют образцы, они проводят соревнование лошадей-эталонов. В этих соревнованиях отбираются лучшие кони, которые служат совершенствованию всей природы. У многих любителей спорта перед глазами живая картина — Абсент, выполняющий приемы высшей школы верховой езды под седлом Сергея Филатова. Но хотя этот вороной красавец и был первым в Риме, ведь он даже не мог бы выйти на старт рядовой ипподромной скачки. А если бы в фамильном древе чистокровного скакуна Анилина был бы обнаружен один сомнительный сучок, его бы просто не допустили к участию в скачке на Кубок Европы, который этот скакун-феномен выиграл трижды. Такие высокопородные скакуны немыслимо дороги и уже поэтому использоваться в массовом спорте не могут.
Конный спорт существует для того же, для него существует всякий спорт, — чтоб человек упражнялся, получал удовольствие, совершенствовал мастерство. Племенное дело
