– Ты чего это учебники не принес? – недовольно проворчала Ленка, когда наша учительница попросила раскрыть учебники и переписать упражнение.
– А тебе что, жалко? – огрызнулся я.
– Жалко у пчелки, а пчелка на елке, а елка в лесу, – при этих словах Ленка высунула язык. «Ну и противная же это девчонка, – подумал сердито я, – как бы мне поменяться с кем-нибудь местами. Кольке Семкину она нравится, вот ему и предложу. Пусть только на перемене ко мне не пристает». Но вскоре мои мысли приняли другой оборот: «Вот у меня в парте лежит живая собака, и никто в целом классе не знает, а жаль».
– Слушай, Ленка, – вдруг неожиданно прошептал я, – отгадай, кто у меня в парте лежит?
– Во-первых, не кто, а что, – назидательно поправила меня Ленка, – «кто» можно говорить только об одушевленном предмете.
– Тоже мне умница нашлась, – язвительно сказал я, – у меня как раз одушевленное и лежит.
– Лягушка! – округлив от страха глаза, чуть не вскрикнула Ленка.
– Сама ты лягушка, – засмеялся я, – у меня кто-то покрупнее.
– А кто? – уже заинтересованно спросила Ленка.
– Дед Пихто, вот кто. Сама отгадай.
– Заковыкина и Пономарев, перестаньте разговаривать, а не то я вас выведу из класса, – строго сказала Клавдия Феофановна, наша учительница.
Мы примолкли. Ленка поерзала-поерзала в нетерпении, но потом все же, не выдержав, попросила:
– Лешенька, ну пожалуйста, скажи, кто там у тебя? Я никому не скажу, честное слово.
– У меня там собака, – прошептал я.
– Врешь и не моргнешь. Ну и дурак, – обиделась Ленка.
– Не веришь? – прошептал я. – Тогда сама протяни руку и пощупай.
– И пощупаю, – сказала Ленка и полезла рукой в парту. – Что это у тебя, зимняя шапка? – сказала с ехидством она, продолжая шарить рукой. – Ой!
– Заковыкина, встать! – взвилась со своего места Клавдия Феофановна. – Что такое там случилось?
– У Пономарева собака, вот я и испугалась, – чуть не плача, сказала Ленка.
– Какая такая собака? Пономарев, встать! Что там у тебя за собака?
Я встал и молча вынул Засоню из парты. Тот уже проснулся и с любопытством вертел головой, видно удивляясь, что вокруг так много детей.
– Господи! – всплеснула руками учительница. – Чего только не притащат в школу! Ты бы еще слона принес. Вынеси сейчас же собаку и возвращайся в класс. А завтра без родителей в школу не приходи.
Я, подавленный горем, вышел из класса. Пока я нес на руках своего Засоню, он опять задремал. Я вынес его на школьный двор. Здесь в саду было одно потаенное место у забора школы за кучей досок. Я отнес туда своего щенка и, положив за досками, сказал: «Подожди меня, Засоня, здесь, я скоро за тобой приду».
Вернувшись в класс, я еле дождался перемены и сразу опрометью бросился во двор. За мной побежали все ученики нашего класса. Даже дежурные, которые должны были проветривать помещение, и те устремились следом. Сердце мое захолодело, когда я увидел, что Засони на месте нет. Я стал искать рядом. Весь класс принял участие в поисках. Мы перерыли все доски. Тут к нам подошел Сережка Скудельников из третьего «Б» класса.
– Чего ищете? – спросил он.
– Щенка ищем. Вот Лешка Пономарев его здесь оставил.
– Бесполезно ищете, я сам видел, как Валерка-дурачок его взял и унес.
Мы переглянулись в недоумении между собой. Валерка когда-то начинал учиться вместе с нами. Был тихим, забитым мальчиком. Школьную программу освоить не мог и остался на второй год. Затем его перевели в специальную школу для умственно отсталых. Он иногда приходил в свою старую школу и сидел во дворе на досках, наблюдая за нашими играми издалека. С Валеркой никто не водился, считая для себя зазорным дружить с ненормальным. Его дразнили и обзывали, но он ни на кого не обижался, и потому дразнить его было неинтересно. Однажды, когда мы играли в футбол, мяч отлетел в сторону Валерки. Кто-то из мальчишек закричал ему: «Эй, Валерка, давай сюда мячик». Валерка обрадовался, схватил мячик обеими руками и побежал к нам, но тут же споткнулся и, упав, выронил мяч. «Да ты его ногой пинай», – стали кричать ребята. Валерка поднялся и неуклюже пнул мяч, так, что он полетел в обратную сторону, еще дальше от нас. Все стали кричать на него, обзывая «придурком» и другими обидными прозвищами. Но он только улыбнулся и снова побежал за мячом. Когда Валерка поднял мяч и хотел его нести обратно к нам, к нему уже подбежал Игорь Пестряков, наш голкипер, и, грубо отняв мячик, крикнул: «Пошел отсюда, полоумок». Валерка стоял, улыбался и не уходил. Тогда Пестряков развернул его за плечи в обратную сторону и пнул ногой. Все ребята засмеялись. Валерка побежал, оглянувшись, споткнулся, упал, чем еще больше рассмешил ребят. Поднявшись с земли, он, прихрамывая, снова побежал, но уже не оглядываясь. С тех пор Валерка никогда не приходил во двор школы.
– Ну, я этому дураку покажу, – угрожающе сказал Вовка Бобылев, – куда он пошел, не видел?
– Туда, в сторону железной дороги.
Мы все ринулись к железнодорожному полотну, проходившему недалеко от школы. Когда выбежали на железнодорожную насыпь, Ленка закричала:
– Вижу, вижу, вон Валерка ненормальный идет, и щенок у него на руках.
Мы пригляделись, точно он.
– За мной! – крикнул воинственно Вовка, и все с улюлюканьем, как индейцы, побежали по шпалам.
Валерка обернулся и, увидев нас, тоже припустил вприпрыжку, смешно подбрасывая ноги.
– Он и бегает по-дурацки, – захохотал Вовка.
– Ничего себе по-дурацки, – говорила запыхавшаяся Ленка, – вон как бежит, не догонишь.
– Стой, – закричали все, – остановись, Валерка, а то хуже будет.
Но тот припустил еще сильнее. Позади нас послышался протяжный гудок.
– Поезд! – закричала Ленка.
Мы все, словно горох, посыпались с дорожного полотна на крутую насыпь. Поднялись, глянули – а впереди поезда бежит наш ненормальный Валерка. Поезд гудит, а Валерка еще пуще бежит. Завизжали тормоза поезда, тот по инерции продолжал надвигаться на Валерку. Мы в ужасе закрыли глаза. А когда открыли, то увидели, что поезд, продолжая гудеть, едет дальше.
– Ну, все, – сказал Вовка, – нет больше нашего ненормального. Перерезало его поездом вместе с собакой.
Ленка как зарыдает, а вместе с ней и мы все завыли. Промчался поезд. Смотрим, на той стороне насыпи к домам железнодорожников бежит наш Валерка со щенком на руках. Мы все как закричим:
– Ура! Ура!
И давай друг друга обнимать на радостях. Я даже на время о щенке своем забыл. Радовался, что Валерка жив остался. Но потом вспомнил о Засоне, и так мне грустно стало, что я чуть было не расплакался, да стыдно нюни перед девчонками распускать. Хотя до этого все плакали. Но одно дело все, а другое – на глазах у всех – одному. Ребята и так заметили мое состояние и стали утешать. Когда уж домой вернулся, то не выдержал и разревелся. Мама стала расспрашивать, что со мной случилось. Пришлось все рассказать без утайки. Конечно, она меня отругала за то, что взял щенка в школу, но потом ей стало жаль меня и она сказала:
– Ладно, не плачь, сынок, я завтра в школе узнаю адрес этого мальчика, мы с тобой пойдем и заберем щенка.
На следующий день мы пошли к Валерке. Жил он в деревянном ветхом двухэтажном доме железнодорожников. Открыла нам квартиру его бабушка. Узнав, по какому мы делу, сразу разохалась и разахалась:
– Да как же так, мои миленькие, нехорошо получилось, грех-то какой. Я его вчера спрашиваю: откуда у тебя собака? А он молчит и ничего мне не говорит. Ах, батюшки, грех-то какой. Сейчас, сейчас, мои касатики, я пойду, поговорю с ним и верну вам собачку. Он ведь у меня круглый сирота, потому вы его должны простить, ради Бога.
С этими словами старушка из кухни, где мы стояли, пошла в соседнюю комнату. Оттуда хорошо было слышно, как она говорит Валерке:
– Внучек, да разве так можно поступать? Это грех брать чужое. Сказано ведь в Священном Писании: «Не пожелай ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его». А ты, горемычный мой, собаку пожелал. Так ведь и собака скот, значит, это грех. Не тобой положено, не тебе и брать. Давай, давай сюда собачку, я отдам ее мальчику, а то он расстраивается, переживает. Ведь это его собачка, не наша.
Вскоре она вышла к нам, неся на руках моего любимого Засоню. Щенок, как всегда, спал. Я взял его на руки и, поблагодарив старушку, быстро пошел вслед за мамой из квартиры. Выйдя из подъезда дома, я оглянулся и увидел в окне Валерку. Он стоял и смотрел на нас широко раскрытыми глазами, а по щекам его текли крупные слезы. Но, увидев, что я смотрю на него, он как-то нерешительно помахал мне рукой. Что-то дрогнуло в моем сердце, и я помахал ему в ответ. И тогда он вдруг улыбнулся, вытер рукавом слезы и снова замахал рукой. Я поспешил вслед за мамой.
– Мама, а что такое «круглый сирота»? – спросил я у нее, когда мы уже выходили со двора.
– Это, сынок, когда у ребенка нет ни отца, ни матери. Я еще раз оглянулся на окна Валеркиной квартиры.
