Зоркое внимание Александра привлекала и Германия, где Наполеон отменил во многих землях крепостное право и либералы, ободренные и победой в освободительных войнах, и недавними широковещательными конституционными посулами прусского короля, все настойчивее и громче требовали различных свобод. Надо было как-то обуздать их, особенно после шумных либеральных выступлений в Вартбурге (1817). Но сделать это надо было по возможности тактично, ибо Александр все еще дорожил своей репутацией просвещенного монарха. Вот тут-то и пригодился услужливый, ловкий и льстивый Август Коцебу.
В 1817 году Коцебу (после недолгого перерыва) вновь возвращается в Германию, где, искушенный к тому времени в искусстве театральной интриги, начинает ловко и тактично действовать в пользу России. Александр I несомненно наделил его сугубо конфиденциальными полномочиями, характер которых до сих пор не вполне ясен, но суть их мы уже обозначили выше. Утонченный демагог и умелый льстец, Коцебу никогда не совершал таких грубых оплошностей, как прямодушный русский мракобес дипломат Александр Стурдза на Аахенском конгрессе «Священного Союза» (1818), попросту предложивший отдать немецкие университеты, как явный рассадник безбожия, под надзор полиции, что вызвало бурю гнева в Германии. Коцебу был куда более ловок, и прямых доказательств его шпионства у историков до сих пор нет. Однако вольнолюбивая молодежь вскоре разгадала смысл тонких маневров этого новоявленного патриота, теперь обличавшего либералов в своем новом журнале «Литературный еженедельник» (1818–1819). Эту деятельность Коцебу и пресек кинжал Занда.
* * *
Своей славой Коцебу был всецело обязан своей драматургии. Начиная с 1789 года, когда появилась его самая знаменитая драма «Ненависть к людям и раскаяние», несколько позже, уже в первой четверти XIX века, имевшая громадный успех и в России, началась его известность. В 1790-е годы мы уже видим его в качестве модной знаменитости не только немецкой, но и европейской сцены. Его поверхностные, но эффектные мелодрамы, богатые эмоциональными контрастами и трогательными эпизодами, ставились в Берлине и Мангейме, в Вене и Веймаре, в Лондоне, в Москве и Петербурге. Венский Бургтеатр, Берлинский Королевский театр, а позднее и Малый театр в Москве охотно ставили его пьесы, в которых блистали лучшие актеры того времени.
Коцебу был чудовищно плодовит: он сочинил двести одиннадцать пьес. Уже после его смерти в Лейпциге в 1827–1829 годах выходит собрание его драматических произведений в сорока четырех томах. Последнее многотомное собрание его драм в Германии появилось через пол века после его смерти (Лейпциг, 1867–1868) и заняло десять томов. Коцебу изредка писал и исторические пьесы («Густав Ваза», 1801, «Гуситы в Наумбурге в 1432 году», 1802). Но главными его жанрами, несомненно, были мелодрама и комедия. Надо сказать, что, хотя и редко, среди его исторических драм встречаются произведения, проникнутые гуманной тенденцией, осуждением жестокости и насилия (такова его драма «Испанцы в Перу», которую высоко ценил Шеридан).
Наиболее известные его мелодрамы, помимо уже названных, «Дева солнца» (1790), «Бедность и великодушие» (1794), «Дитя любви» (1794, шла в Петербурге и в Москве под названием «Сын любви»; в этой драме с громадным успехом играл П. С. Мочалов). Переимчивый Коцебу умело щекотал сердца публики наивным дидактизмом и прославлением «добродетели» (чем, увы, грешили многие, даже самые выдающиеся писатели Просвещения, не исключая самого Дидро как автора драм «Побочный сын» и «Отец семейства»). Особой приманкой Коцебу, его «изюминкой» была чувствительность, игра на чувствах (что, несомненно, давало простор для актерского мастерства). Здесь он явно учитывал опыт столь любимых в то время романов Ричардсона («Памела», «Кларисса Гарлоу»), о которых с непонятным для нас восторгом отзывался Дидро.
Другой излюбленный жанр Коцебу — комедия, и это, несомненно, лучшее из написанного им («Индейцы в Англии», 1789; «Брат Мориц, чудак», 1791; «Олень-самец, или Без вины виноватые», 1816). Особых художественных открытий нет и здесь, но зато взамен банальной сентиментальности ярко проявляется то, в чем действительно был силен Коцебу: бытовая наблюдательность, знание людей, добродушный юмор, подтрунивание над человеческими чудачествами и слабостями. Особое место, по единодушному мнению исследователей, среди комедий Коцебу занимает «Немецкое захолустье» (1803), где сатирически изображены обитатели убогого немецкого городка, который изобретательно и остроумно именуется «Кревинкель» (то есть «вороний угол», что по смыслу соответствует русскому выражению «медвежий угол»). Название «Кревинкель» с тех пор в Германии стало нарицательным и многократно использовалось другими писателями (чаще всего — Гейне, автором блестящей сатиры «Воспоминания о днях террора в Кревинкеле», известной у нас в отличном переводе Ю. Тынянова).
* * *
Особое место в наследии Августа Коцебу занимает его автобиографическое сочинение «Достопамятный год моей жизни». Впервые оно было издано в Германии в 1801 году в двух томах; вскоре потребовалось второе, дополненное издание, которое и вышло в 1803 году. В нашей книге мы воспроизводим русский перевод, выполненный В. Кряжевым (1806), хотя он и не всегда точен. У Коцебу книга называется несколько иначе: «Das merkwürdigste Yahr meines Lebens» («Самый достопамятный год моей жизни»).
Действительно, в богатой различными событиями и авантюрами жизни Коцебу самым примечательным событием оказалась четырехмесячная ссылка в Сибирь при Павле I, подробно и красочно описанная в этой книге. О том, как круто и решительно этот вспыльчивый самодержец мог поступить с неугодным подданным, конечно же, помнят все читатели гротескной новеллы Юрия Тынянова «Поручик Киже» (1928), где Павел сослал в Сибирь одного офицера за «лик, уныние наводящий».
К Коцебу Павел I был не столь суров. Но, благодаря этой монаршей немилости, обычно столь пронырливый счастливчик внезапно увидел жизнь с самой ее непарадной стороны. Он узнал, как переменчиво бывает счастье даже для признанных фаворитов, увидел пустынные и суровые снежные края, был разлучен на неопределенный срок с родными и близкими. Все события в записках Коцебу тщательно отретушированы рукой правоверного монархиста, не позволяющего себе и тени сомнений в том, что екатерининская и павловская Россия была чуть ли не неким подобием нового Эльдорадо. На все события мемуаристом наброшен благостный флер. Характерно, например, что и во втором издании книги (1803) весьма уважительно изображен Граф фон Пален (именно он выступает не только приближенной к царю особой, но и вестником царского милосердия, высочайшего прощения). Однако отлично осведомленный Коцебу в 1803 году не мог не знать, какую роль сыграл именно Пален в жестокой расправе с безмерно доверявшим ему императором, когда в роковую ночь на 11 марта 1801 года в Михайловский замок «как звери, вторглись янычары». Как ни в чем не бывало, столь же благостно Коцебу упоминает и сам Михайловский замок как любимую резиденцию императора, словно не зная о том, что эти «страшные стены» (Пушкин) стали немыми свидетелями убийства. И все же, может быть против воли автора, в книге постоянно появляются выразительные знаки той атмосферы «великого страха» (Тынянов), той всеобщей подозрительности, жертвой которой в Российской державе мог стать любой. Так, Екатерина II, недовольная комедией Коцебу «Граф Беньовский», посылает секретный рескрипт ревельскому губернатору (Коцебу жил тогда в своем поместье под Ревелем), желая во что бы то ни стало досконально «разузнать, с каким намерением я (Коцебу. — Г. Р.) писал эту комедию». А ведь такое настойчивое любопытство государыни могло плохо кончиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
