Они шли по разбитой трактором лесной дороге, не зная, куда приведет колея. Где-то далеко впереди пронзительно завывала бензопила. Кэти ничего не говорила, но позволяла ему держать ее за руку.
Солнце опустилось, птицы притихли, и их шаги приглушал сырой грунт. С обеих сторон проселок обступали деревья, березы и сосны. Иногда, когда на них падали лучи, они как будто вспыхивали и оживали, но чаще отступали в тень, словно оберегая какие-то свои секреты. Когда-то здесь жила та женщина. Дэвис помнил картину в кухне, фотографию, на которой она, с белыми, как снег, волосами, держала на руках ребенка. Будь он один, вдалеке от всех, наверно бы испугался, но с Кэти Дженнингс ему было не страшно. Она молчала, но продолжала улыбаться — не усмехаться, а улыбаться, — и в этой ее улыбке было что-то авантюрное, бесшабашное.
— Скажи что-нибудь.
— Я думаю о Лоусоне.
— Лоусон — мерзавец. Он…
— Позволь закончить. Так вот… Я никогда не бывала в вашем заведении, только стояла однажды на тротуаре, под окнами. Но я представляю, как он входит, и все, кто там есть, поворачиваются и смотрят на него. Все знают, что он провалил операцию. Я не мстительна, Люк, но признаюсь, когда думаю об этом, мне хочется смеяться. Как он переживет такое унижение?
— Не знаю. Ему же подсказывали, советовали, но он никого не желал слушать. Ну и вот… погорел.
— Думаю, попытается как-то оправдаться.
— Но только без меня. Я вместе с ним идти ко дну не намерен.
Она нахмурилась. Улыбка исчезла.
— Ничто не вечно. Верно, Люк?
Он понял, что она имеет в виду.
— У тебя все впереди. И там тебя ничто не держит. Собрала вещички и ушла.
— Верно.
— Кто знает, может, ты еще попадешь в такое место, о котором и не думала. Такое случается. Может, тебе там понравится. Может, ты еще встретишь кого-то.
Она сжала его пальцы.
Дорога уводила их дальше и дальше.
Телефоны молчали. Никто не звонил.
А потом они оказались рядом с железной дорогой. Люк Дэвис ощутил смерть. Она обступала плотной стеной, как деревья. Солнце скользнуло вниз, тени вытянулись, но Кэти держала его за руку.
— Может, вернемся? — спросил он.
— Не хочу об этом даже думать.
* * *
Дверь открылась еще до того, как она успела среагировать на стук.
Она подняла голову. И попыталась вспомнить, когда директор появлялся здесь, в кабинете Кристофера Лоусона, в последний раз — то ли два, то ли три месяца назад.
— Здравствуйте.
— Люси, да? Здравствуйте.
— Думаю, мне не надо напоминать, что мистер Лоусон в отъезде и…
— Не надо.
Так зачем же он все-таки пришел? Стол, за которым сидела Люси, служил своего рода барьером, блокировавшим вход в кабинет шефа. Никто не мог проскользнуть скрытно мимо и ворваться к мистеру Лоусону Привратницей и защитницей она служила более двадцати лет.
— Чем могу помочь, сэр?
Директор подошел к окну. Ее начальника, мистера Лоусона, может быть, и недолюбливали, а то и откровенно ненавидели на всех этажах ДВБ, но влияние его никто отрицать не мог. Из окна, у которого остановился директор, открывался вид на реку и набережную Миллбанк. Взгляд его, скользнув по Темзе, остановился на башенках Парламента.
— Я разговаривал с ним сегодня утром. — Директор повернулся и посмотрел на нее.
— Разговаривали?
— Да. По безопасной линии.
— А вот я не разговаривала с ним с тех пор, как он уехал. Уже пять дней. Хотите кофе?
— Спасибо. Не откажусь.
Люси поднялась и шагнула к стоявшему за спиной электрическому чайнику. Придется воспользоваться личной чашкой мистера Лоусона, той, что со спаниелем.
— Видите ли, сказал он немного.
— Вот как?
— Я ожидал большего… каких-нибудь подробностей. Но он только ответил на мои вопросы. Сухо и коротко.
Она положила в чашку две ложечки «нескафе», достала молоко из маленького холодильника.
— Я предложил прислать кавалерию. Понимаете? Он там, на берегу Буга. С одной стороны лес, с другой — Беларусь. Команда у него небольшая, профессионалов мало. Я спросил, когда, по его мнению, это может случиться, и он ответил, что в ближайшие часы. Вот я и спросил, не требуется ли ему поддержка.
Чайник закипел. Люси налила воды. Взяла пакет с молоком, вопросительно взглянула на гостя. Тот кивнул. Она помешала ложечкой и подала чашку директору. Тот старомодно склонил голову в знак благодарности.
— О чем это я? Да… Так вот, я предложил прислать подкрепление. Видите ли, мы с ним давно знакомы. Когда-то, в молодости, наставником у Кристофера был один американец, а потом и он сам был уже моим ментором. Научил он меня многому и, помимо прочего, показал, как важно иметь хороший нюх и уметь им пользоваться. Я привык доверять его чутью. Отличный кофе…
Директор уже расхаживал по комнате, меряя шагами ковер. Люси наблюдала за ним, но помалкивала. Со стороны могло показаться, что он разговаривает не с ней, а со стенами, дверью, окном. В отсутствие мистера Лоусона она занималась бумажными делами, приводила в порядок файлы — он предпочитал работать с бумажными документами, и компьютерная память лишь служила в качестве резервного варианта, — так что ни от каких срочных заданий гость ее не отрывал. У нее сложилось впечатление, что он чем-то встревожен.
— Знаете, Кристофера понять трудно. И тем не менее я собираюсь предложить ему помощь. Это займет не больше двух часов. Привлечем лучшие польские спецслужбы, может быть, военных, даже американских спецназовцев. В любом случае туда можно перебросить нашу группу из Варшавы. Если Кристофер прав, если его оценка угрозы верна… Я сказал ему, что провал неприемлем. Спросил, требуется ли поддержка. Он поблагодарил и отказался. Вот я и спрашиваю себя, почему Кристофер не готов разделить бремя ответственности.
Директор допил кофе и поставил пустую чашку на стол.
— Отказался наотрез. Почему он отклонил помощь? Почему не воспользовался шансом, чтобы подчеркнуть свою роль? Дело в том, что я вижу только одну причину. Несколько дней назад он пришел ко мне. Рассказал о своих подозрениях, предчувствиях. Ничего конкретного, никаких прямых улик, только догадки и предположения. Откровенно говоря, будь на его месте другой, я бы отказал. И вот теперь, размышляя над тем, почему Кристофер не хочет принимать помощь, я начинаю склоняться к простому выводу: а верит ли он сам в эту угрозу? Верит ли в существование заговора, о котором говорит?
От изумления она даже открыла рот и не сразу смогла взять себя в руки.
— Не знаю, сэр.
— Что если заговор — всего лишь плод его воображения? Изучил ли я все обстоятельства с должной тщательностью? Не потому ли он отказывается от помощи, что не хочет увеличивать число свидетелей своего провала? Что ж, скоро узнаем. Если Кристофер потерпит неудачу, его поднимут на смех. Если никакого заговора нет, он станет объектом издевок, и тогда даже я не смогу ему помочь. Должен признаться, я уже начинаю сожалеть, что доверился Кристоферу.
Директор вышел. Дверь закрылась.
Сама же Люси никогда не сомневалась в Кристофере Лоусоне. Слегка приподнявшись, она выглянула в окно. Темная, бурая, угрюмая Темза спокойно несла свои воды. Интересно, а какой этот Буг? Такой же тихий или бурный, злой? До сего момента Люси намеревалась игнорировать полученное утром предложение встретиться в назначенном месте в указанный час, но теперь посмотрела на часы и поняла, что опоздает по крайней мере на четверть часа. Она поднялась, привела в порядок бумаги на столе, заглянула через стеклянную дверь в пустой кабинет мистера Лоусона и решительно выпятила подбородок. Люси заперла за собой дверь и прошла по коридору к лифту через зону открытой планировки. Многие смотрели на нее, но никто не сказал ни слова, никто даже не кивнул. У нее не было и не могло быть друзей в ДВБ — ведь она работала на Кристофера Лоусона.
* * *
Поблагодарив Люси, Элисон рассказала, зачем просила о встрече. Ожидание затянулось; она выпила два эспрессо, перечитала газету и уже собиралась уходить из кафе.
Люси состроила гримасу.
— Чужих секретов я вам не выдам, ценной информацией не поделюсь. Я пришла только потому, что уважаю Кристофера Лоусона и восхищаюсь им. Мне выпала честь работать на него два десятка лет. Я пришла потому, что он хорошо отозвался о вас. Сейчас для него наступает нелегкое время, над ним будут смеяться, и начальство не верит ему больше.
Невольная улыбка скользнула по губам Элисон — в словах Люси прозвучала та нотка верности и преданности, которую она слышала в голосе собачки, жившей в доме ее родителей.
— Вы назвали имя агента, работавшего под прикрытием, и сейчас мистер Лоусон идет по его следу со своей командой, а вас одолевают сомнения. Вы думаете, что если бы держали рот на замке, то мы не узнали бы имя агента, и тогда он — человек, который для вас всего лишь имя из файла, — не оказался бы в опасности. Вам неспокойно, вы спрашиваете себя, имели ли право рисковать чужой жизнью. Вы спрашиваете себя, можно ли полагаться на мистера Лоусона.
