— Я вижу, ты счастлива, — сказал он, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
— Да, я люблю его, — ответила Пенелопа и вновь повернулась к бассейну. — Он спас меня. Я была на грани отчаяния перед тем, как он появился в моей жизни.
— Это хорошо. Ты еще слишком молода, чтобы прятаться от мира в нору своего одиночества.
— Я считала, что так будет лучше. Впрочем, — она засмеялась, покосившись на него, — странно слышать подобные сентенции из ваших уст.
Он улыбнулся в ответ и тихо произнес:
— Твой случай заставляет поверить в судьбу.
— Я больше верю в предназначение. Но сейчас я смотрю на жизнь не так, как раньше. — Она подумала о том, что карьера в последнее время ее мало занимает. Другие мысли и планы отнимают все силы. — И лишь одно беспокоит меня: откажется ли Ротмер от своих прав на дом?
Александр пожал плечами и хмуро посмотрел на свою чашку. Отпив из нее два глотка и поставив на блюдце, он вновь взглянул на Пенни.
— Он помог мне, когда я оказался в трудном положении.
— Но ведь он отнял у тебя дом твоих предков!
— Власти все равно хотели забрать поместье в пользу государства. А Фэлон выкупил право на собственность, гарантировав, что все в нем останется таким, как было двести лет назад. Компанию он, правда, купить не захотел, ссылаясь на свою неосведомленность в кораблестроении.
— Почему поместье купил именно он? — спросила Пенелопа, подходя к столу и присаживаясь на плетеный диванчик.
— Потому что он — член семьи.
— Что?! — удивилась она, широко раскрыв глаза.
— Моя покойная жена была сестрой Фэлона.
— Вот это да!
— Что тебя так взволновало? — вдруг раздался рядом с ней голос Рэмзи.
Она подняла голову и встретилась с его внимательным взглядом.
— Да так, — уклончиво ответила она, — я задала пару нелепых вопросов.
— Надеюсь, тебе никто не угрожал?
— Конечно, нет. — Пенни пожала плечами. — Я сама виновата. Все это результат попусту растраченной молодости.
О'Киф неторопливо достал из кармана небольшую черную трубку и, набив ее табаком, прикурил от зажженной спички. Легкий дымок окутал его голову. И Пенелопа почувствовала острый запах «Дежа-вю». Она покосилась на книги в руках Рэмзи, и он, заметив ее взгляд, протянул их ей. Это были дневники Тесс. Пенни проверила, все ли здесь, и передала толстые тетради Александру.
— Тесс Ренфри была моей лучшей подругой, — пояснила она, наблюдая за выражением его лица. — А в 1789 году она вышла замуж за Дэйна Блэквелла.
— Я знаю, — ответил он.
— Так, значит, тебе известно о ее путешествии во времени?
— Мне рассказывала об этом бабушка. Но до последнего времени я не верил в истинность этой истории. Пока не увидел на документах о продаже моей компании подписи Рэмзи. Она была точно такой же, как на сохранившемся с восемнадцатого века брачном свидетельстве.
— Что ж, — вдохнул О'Киф, присаживаясь рядом с Пенелопой и обнимая ее за плечи. — Я могу лишь полагаться на твою скромность.
— Вполне можешь мне доверять, — отозвался Блэквелл, откидываясь на спинку стула. — Я никому не расскажу об этом.
Он раскрыл дневник Тесс, а Рэмзи, поднявшись с диванчика, помог встать Пенни и проводил ее в дом.
— Почему твои родители назвали тебя так странно: Рэмзи Мэлачи Гамейлиел? — шепотом спросила она.
— Потому что я был слишком мал, когда родился, — усмехнулся он. — И они, дав мне такое длинное имя, вероятно, рассчитывали, что я вырасту побольше.
— Их расчеты вполне оправдались.
О'Киф засмеялся, и они вошли в прохладный просторный холл, оставив Александра наедине с прошлым его семьи.
Когда они вернулись обратно, Блэквелл быстро ходил взад-вперед по деревянному настилу, о чем-то напряженно размышляя. Увидев их, он остановился и, прищурившись, произнес:
— Я не думаю, что Фэлон причастен к исчезновению моей дочери. Ведь он любил свою сестру и никогда бы не сделал ничего, что бы ее расстроило.
— Я и не обвиняю его в этом, — сказала Пенелопа, подхода к нему. — Но как объяснить, что у него оказались твои бриллианты?
— Не знаю. Даже полиции неизвестно, что я обратил деньги в драгоценности. Да и какое это теперь имеет значение?!
— Успокойся, пожалуйста. — Она положила руку ему на плечо. — Мы не хотели тебя расстраивать, но думали, что ты имеешь право знать все о своей семье.
— Я благодарен вам. Кстати, эта приписка к завещанию действительно имеет юридическую силу?
— Да. Уэйнрайт все тщательно проверил.
Александр улыбнулся, но, покосившись на дневники, нахмурился и добавил:
— И все же вы не должны давать ход этому документу.
— Не могу тебе этого обещать, — сказал Рэмзи. — Это — дело чести, мы должны исправить допущенную несправедливость.
— Сейчас, когда нет Анноры, это уже ни к чему.
— Но несправедливо поступили не только с тобой.
— Без бриллиантов тебе не за что зацепиться.
— Зато мы можем быть уверены, что шантаж Слоун не повредит нам послезавтра. — О'Киф обернулся к Пенелопе. — Они уверены, что Тесс отдала тебе все камни, но тут они ошибаются.
Рэмзи опустил руку в карман и, вынув ее оттуда, разжал пальцы крепко стиснутого кулака. На его ладони поблескивал большой темно-розовый бриллиант, оправленный в золото. Золотая цепочка, словно тоненькая змейка, впилась в его ажурную оправу. Пенни не могла отвести глаз от сияния драгоценного камня, пока Александр не взял его из рук Рэмзи и не склонился над ним.
— Это «Красная леди», — сказал Блэквелл, разглядывая драгоценность. — Некогда он принадлежал Анноре, но он не из тех бриллиантов, что я приобрел для выкупа дочери. Он достался нам по наследству от моей прапрабабушки.
— Ты уверен в этом? — спросил удивленный О'Киф.
— Абсолютно. Аннора всегда носила его с собой, никогда не снимая. И я могу это доказать.
Он взял ее быстро и решительно. Каждое его новое движение доставляло ей огромное удовольствие, а ненасытное тело жаждало его еще и еще. Приподняв Пенелопу над кроватью, Рэмзи оплел ее ноги вокруг своей талии и жадно поцеловал губы, шею, грудь. Придерживая за ягодицы, он двигался в такт ее дыханию, а она, прильнув к его груди, становилась все горячее и необузданнее. Закинув голову назад, Пенни сладострастно стонала от восторга. И О'Киф вдруг почувствовал, как жаркое блаженство освобождения охватило все его тело и словно алые языки жгучего пламени коснулись на мгновение замершего сердца.
Через мгновение Пенни уже ослабела в его руках. Ее поцелуи стали мягче и нежнее. И Рэмзи почувствовал легкую истому оставляющей тело страсти.
— Возьми меня замуж, — прошептала Пенелопа. — Я так люблю тебя, женись на мне.
— Об атом должен просить мужчина, — ответил он, удивленно приподняв брови.
— В этом столетии все наоборот.
— Есть вещи, которые стоит делать одинаково в любом столетии.
— Так ты отказываешь мне?
— Нет, конечно, нет. Я еще никогда не любил так сильно и никому не делал предложения. — Его голос стал торжественным, и она улыбнулась. Заметив это, он недовольно пробормотал:
— Или ты хочешь, чтобы я взял обратно свое согласие?
— Нет, конечно, нет. Я буду тебе верной женой.
— А я стану прекрасным мужем, вот увидишь.
— Ты в этом уверен?
Он грозно прищурился и, толкнув ее на постель, с нарочитой суровостью зарычал:
— Так ты еще сомневаешься, искусительница?
— Докажи мне, — отозвалась она.
— Я готов это делать хоть целое столетие! — воскликнул Рэмзи, целуя ее в губы.
Она ощутила запах цветущей вишни и вновь почувствовала: покой и безопасность, любовь и тепло окружали ее. «Он любит меня», — думала Пенелопа и напряженно вглядывалась в густые клубы тумана, в их разрывах мелькали темно-зеленое платье, ленточки, кружева, вспыхивала яркая розовая звезда, и низкий спокойный голос тихо напевал колыбельную.
Потом вдруг на мгновение из густой белесоватой дымки выступило милое доброе лицо и вновь скрылось за туманной пеленой. Голос умолк, видение рассеялось, все покрыла жуткая удушливая темнота. От одного взгляда на нее леденела кровь и останавливалось сердце.
И тут Пенни почувствовала, что' у нее связаны руки и она не может ни крикнуть, ни пошевелиться, пот струится по ее груди, слезы текут по щекам. Тяжелые страшные шаги приближаются к ней в темноте, и у нее захватывает дыхание от ужаса. Неприятный затхлый запах наполняет ноздри, а где-то вверху стонет, завывает и посвистывает холодный, озлобленный ветер.
И вдруг горячие сильные руки приподнимают ее над землей, сердце ее замирает, и она слышит глухой ненавистный голос:
— Они не хотят твоего возвращения.
Рыдания душат ее, сжимают горло. Боль пронзает лодыжку. И она бежит, задыхаясь, хромая и падая. Поднимается и снова бежит, растерянная, перепуганная, не понимая, что происходит вокруг. Тяжелые шаги настигают ее, они все ближе и ближе. И лишь зловоние и гниль наполняют собой пространство.
