вижу как бесспорное и незыблемое: соавторы делят гонорар по этой пьесе пополам, то есть один соавтор получает 50% и другой также — 50%[383].
Ваш М. Булгаков.
М. А. Булгаков — В. В. Вересаеву. 29 августа 1935 г.
Москва
Дорогой Викентий Викентьевич!
Я говорил с Борисом Евгеньевичем Захава о наших текстовых разногласиях.
Он предлагает собраться некоторым из вахтанговцев и нам, чтобы обсудить вопрос об этих разногласиях. По этому поводу он Вам напишет письмо.
Ваш М. Булгаков.
В. В. Вересаев — М. А. Булгакову. 4 сентября 1935 г.
Дорогой Михаил Афанасьевич!
Я считаю нашу встречу с вахтанговцами совершенно бесполезною: разногласия наши слишком существенны, чтобы их можно было как-нибудь согласовать. В этом смысле я и отвечаю Б. Е. Захаве.
Варианты мои были представлены Вам в черновом виде, о чем Вы можете судить по моим заметкам на полях. Их нужно бы еще перерабатывать, но мне сейчас неприятно и думать о пьесе. Так что вариантов своих не представляю. Что еще нужно для Вашего успокоения? Отказ мой от «борьбы»? Но не поняли же Вы ее в том смысле, что я, напр., собираюсь поднять в печати кампанию против Вашей пьесы или сделать в репертком донесение о ее неблагонадежности. Желательно Вам, чтобы я на репетициях молчал? Или чтобы пьесу я впервые увидел на премьере? Сообщите, что нужно, чтобы прекратились Ваши огорчения.
В Москву я приеду в середине сентября.
Преданный Вам В. Вересаев.
М. А. Булгаков — В. В. Вересаеву. 10 сентября 1935 г.
Москва
Дорогой Викентий Викентьевич!
Вы спрашиваете, что нужно для моего успокоения? Не только для моего успокоения, но и для обоих соавторов, и для пьесы необходимо, по моему мнению, следующее.
Теперь, когда наступает важный момент продвижения пьесы в театры, нам необходимо повсюду, в том числе и в письмах, воздержаться от резкой критики работы друг друга и каких-либо резких мотивировок. Иначе может создаться вокруг пьесы нездоровая атмосфера, которая может угрожать самой постановке.
Примите во внимание, что я пишу это, имея серьезные основания.
Кроме того, до начала репетиционных работ я очень прошу Вас воздержаться от чтения пьесы, потому что, как выяснилось, слушатели (мои ли, Ваши ли, безразлично) нередко служат источником всяких ненужных слухов, которые могут быть вредны опять-таки для постановки.
При этом письме я посылаю Вам и одновременно — чтобы не терять времени — в театры окончательный экземпляр с двумя фамилиями. Просмотрите его. Если Вы найдете нужным оставить Вашу фамилию, я буду очень рад. Если же нет, то сообщите об этом мне. Я дам знать театрам о снятии Вашей фамилии по Вашему желанию.
Позволю себе дать Вам дружелюбный совет: просматривая экземпляр, имейте в виду, что мною было сделано все возможное, чтобы учесть художественные намерения обоих авторов.
Ваш М. Булгаков
В. В. Вересаев — М. А. Булгакову. 19 декабря 1935 г.
Дорогой Михаил Афанасьевич!
В соответствии с выраженным Вами согласием я решаю снять свое имя с нашей пьесы «Александр Пушкин», каковую прошу впредь именовать просто: «М. А. Булгаков. Александр Пушкин». Об этом уполномочиваю Вас сообщить театрам, с которыми мы заключили договоры. Театр Вахтангова я извещаю сам.
Преданный Вам В. Вересаев[384].
М. А. Булгаков — М. Рейнгардт. 9 июля 1935 г.[385]
Москва
Уважаемая г-жа Рейнгардт!
Брат сообщил мне, что те исправления, о которых я просил, в переводе «Зойкиной» сделаны. Очень благодарен Вам.
При дальнейшем просмотре экземпляра я обнаружил одно добавление к моему тексту, которое совершенно неприемлемо для меня. Именно: фамилия Ремонтный (второй акт, вторая картина) сопровождается ремаркой: accent juif.
Я прошу Вас произвести уничтожение этой ремарки, ни в каком случае не возможной в моей пьесе, а также прошу режиссеру не применять указанного акцента при исполнении роли Гуся-Ремонтного.
Вы меня очень обяжете, если известите меня о том, что моя авторская просьба исполнена.
Я пользуюсь случаем принести Вам мои извинения в том, что в свое время я не поблагодарил Вас за любезную присылку Вашей фотографии, так как был болен, и прошу не сердиться на меня.
Я считаю, что мое присутствие в Париже, хотя бы на сравнительно короткий срок, в связи с постановкой «Зойкиной квартиры», было бы необходимо. Я подал заявление о разрешении мне совершить поездку во Францию в сопровождении моей жены. Ответ должен последовать примерно через неделю.
Известите меня, пожалуйста, когда начнутся репетиционные работы по пьесе, — я ожидаю известия от Вас.
Примите мой лучший привет.
М. Булгаков.
Современная драматургия. 1986. № 4. Печатается и датируется по первому изданию.
М. А. Булгаков — Л. Вегнер. 9 июля 1935 г.
Уважаемая г-жа Вегнер,
в ответ на Ваш запрос от 21 и 24.VI.35 сообщаем, что я прошу следуемую мне по договору на пьесу «Дни Турбиных» (Last of the Turbins) сумму в 30 ф. (за вычетом 15%, следуемых фирме Фишер) перевести на мое имя в Торгсин.
Адрес мой: Нащокинский 3, кв. 44. Москва 19, Михаил Афанасьевич Булгаков.
Примите уверение в моем уважении.
Булгаков М. Дневник. Письма. 1914–1940. Публикуется и датируется по рукописной копии (ОР РГБ. Ф. 562. К. 19. Ед. хр. 38. Л. 115).
М. А. Булгаков — Н. К. Шведе-Радловой. 13 сентября 1935 г.[386]
Москва
Дорогая Дина! Спасибо тебе за дубовый листок[387] и за память.
Обычно валятся на голову деловые, мучительные и запутанные письма, а тут просто пришло хорошее письмо.
В Тригорском я никогда не был, полагаю, что никогда и не буду, но ты так ясно все описала, что картина у меня перед глазами[388].
Да, пьесу я закончил — ту самую, с Вересаевым[389]. Ох, и труда же на нее было положено! Сложная штука: Пушкин ни разу не появляется на сцене, но все движется вокруг него, по мере моих сил, для него.
Люся теперь азартно стучит на машинке, переписывая. Кладу Люсе руку на плечо, сдерживаю. Она извелась, делила со мною все волнения, вместе со мною рылась в книжных полках и бледнела, когда я читал актерам.
Теперь поглядим, как судьба распорядится этим произведением.
Мы никуда не уезжали. Сергей жил на даче под Москвою, к нему наезжали, но дождь лил как черт знает что.
Лелеяли мечту побывать
