до суда доставить надобно. Впрочем — не долго сие. А тогда и будем тяжбу вести.
И утопал, а я развалился на скамье. Впрочем, дальше произошло ожидаемое:
— Ещё сторона у дела есть, Михайло Потапыч, — нахмуренно-удивлённо через час сообщил Хрым. — Тольца сего я задержал до завтрева, коли вины не докажешь — компенсируешь! — сообщил черепах, на что я кивнул. — А ты приходи в девять пополуночи, будем дело судить и рядить.
Куква, как и ожидалось. Очевидно, зажопленный Тольц стал размахивать рядом с Куква, а время уже вечернее, ну и перенёс судья слушание на завтра, давая совам время на подготовку. В общем — нормально, я в Собрании как раз про завтра и говорил. Потому что если бы Куква к делу не преплелись, то я бы был в Собрании завтра. Проставился бы потревоженным знакомым и развёл лапами, что «думал что интересно, а вышло ерунда». А с Куквами — посмотрим, что выйдет, думал я уже в своей спальне, засыпая.
30. Дежавю
На следующий день в зале суда было владетельно: подвалили и знакомые, и знакомые знакомых. Ну и от Куква был дядька в возрасте, как и ожидалось. Тольца тоже привели, помятого и зыркающего на всех недобро, хоть и затравленно временами. И Готный припёрся: я его с утра зажопил, ну и заодно стребовал чертежи, которые в суде не помешают.
Ну и Хрым объявил, что так, мол, и так, тяжба от Медвежьего Товарищества, которое представляет Михайло Потапыч, к мастерской Лауна Тольца, на тему бесчестного воровства.
— Однако, оказалось что мастерская Лауна Тольца… — начал скрипеть Хрым, замялся, но продолжил. — Не является полной собственностью мастера Тольца. А принадлежит по ряду, большей своей частью, уважаемому Роду Куква. И в таком разе участие представителя рода Куква нахожу необходимым. А теперь, почтенный Михайло Потапыч, озвучь суду и присутствующим обвинения.
В общем — ожидаемо. Как и то, что Куква не стал орать «навет» или «мы не при делах»: самого обвинения озвучено не было, так что мало ли, что я «бесчестным воровством» назову.
Ну а я разливался весенним медведем: так, мол, и так, есть аркубулюс: придумка Медвежьего Товарищества, плод неустанного труда и моего гения. Ну и мастер Рарин Готный где-то там на подпевках копошился.
— Вешь полезная, нужная, никем до нас не воплощённая: гелеакулюсы тяжелы и к верховой езде не пригодны. Посему обвиняю я мастерскую Тольца и лично его в воровстве бесчетном нами умысленного и созданного.
— Аркубулюс — вещь и вправду известная, да и пользу его нельзя не признать, — покивал Хрым. — Также известно, что Медвежье Товарищество его создало и придумало. Отвечай, Лаун Тольц: творишь ли ты в своей мастерской аркубулюсов, без дозволения на то Медвежьего Товарищества?
— Нет! — заподпрыгивал плагиатор. — Так и про аркубулюса этого сказать можно, что сделали его по образу и подобию гелеакулюса! А гелеакулюса — по подобию обычного коня! Я придумал и творю ликасулюсов, железных волков. Сам до всего своим умом дошёл! — хамски врал этот лишенец. — А откуда… его почтенство знает про то, что в моей мастерской творится — отдельный вопрос. Продавать я ликасулюсов не продавал, так что…
— А объявление в Лисьей Правде с неба взялось, — вклинился я. — И промеж мастеров Золотого слухи про волков позорных не ходят.
— Вопрос «откуда узнал» почтенному в данной тяжбе не поднимается, Лимам Тольц, пока не докажешь, что нужно. Пока почтенный Потапыч складно ответил, и у меня других вопросов не возникло, — сообщил Хрым. — Однако, мастер Тольц заявляет, что придумка его, что мне невозможным не видится. Есть что ответить, почтенный?
— Есть, судья Хрым. Однако, поскольку чертежи — вещь тайная, хотел бы их только тебе показать.
— Ну, покажи, видом. Коль пойму — то ладно, а коль нет — потребны мастера будут.
Подошёл к судье, тот повглядывался в схемы аркубулюса и волка позорного, я старичку в нужных местах потыкал, сходство демонстрируя.
— Показанное видомом даже мне, в ресмесле не доке, являет очевидное: не придумка Тольца ликасулюс, а подделка аркубулюса. Но сие так, лишь в том разе, если чертежи тобой представленные верны, — сообщил мне судья.
— Тут изображён ликаспулюс, — тыкнул я в соответствующий чертёж. — Явить его Тольцу, пусть скажет что сие не то, что он делает. Коль скажет — соврёт, в том ручаюсь и сам попрошу мастерам дознание провести.
— Пусть будет так.
Тольц извивался и корчился, но подтвердил. И на этом первая часть закончилась: Хрым подумал и заявил:
— Судом Корифеевым запрещаю тебе, Тольц, сих аркубулюсов, ликасулюсами тобой названными, творить и продавать. Медвежье Товарищество их придумала, их и товар это, — выдал судья. — Однако, Михайло Потапыч, ты мастера Тольца в бесчестном воровстве обвинил. А сам… Товарищество твоё аркубулюсами более года торгует. В чём воровство-то, хоть приоритет Медвежьего Товарищества тут нарушен? Запрет мной сделан, траты на изготовление — наказанием Тольцу выйдут. А ущерба ты и Товарищество твоё не претерпели.
На последнем Тольц оживился, хоть и был нерадостным. Потому что ну ладно, приоритет за Медвежьим Товариществом, всё хорошо. Но воровства, с точки зрения Хрыма, нет: есть копирование.
— Аркубулюсы, судья Хрым, творятся не просто, а сложно. И повторить их сразу не выйдет, да и не полностью. А воровство Тольца в том, что он посылами и деньгами работника мастерской совратил, получив от него чертежи из Товарищества. Чуть лик с медвежьего на волчий переправил, да мыслил как свой товар торговать.
— Поклёп! — запищал Тольц, почувствовав что запахло жареным. — Я не…
— Тихо! — рявкнул Хрым. — А доказать слова свои сможешь, Потапыч?
— А тож, — оскалился я, начав выкладывать заверенные жрецом (а, косвенно, богами) показания Рябого.
Хрым в бумаги вчитывался, к печатям и оттиску мистическому причувствовался, убедился что всё так, как есть.
— Представил Михайло Потапыч доказательства, что не подражанием Тольц занимался, а воровством. Заверенные богом и жрецом доказательства, а значит, так и есть. Посему на Тольца, вора, накладывается вира…
— Судья Хрым, прошу наш интерес учесть! — дёрнулся Куква, пока Тольц впадал в расстройство и огорчался.
— Ах да, уважаемый Куква. Ну так обозначь свой интерес перед судом, а там будем судить, — ответил Хрым.
— Начну с того,
