что род Куква к зловредным и преступным деяниям сего Тольца касательства не имеет, о них не знал и не одобрял. А к почтенному Михайло Потапычу — благорасположен и прервал бы сие преступные деяния тотчас, как узнал бы о них, — заухал филин.
Ну, в принципе, почти верю. Правда, без суда сам факт «преступных деяний» чёрта с два бы признали, наверняка. Но что не сами Тольца натравили, и им он не докладывался о каждом чихе — это действительно имело место быть, согласно его же собственной бухгалтерии.
— Но, при этом, мастерская рекомого Тольцешки если не по ряду, то по укладу и совести является собственностью нашего рода. Будучи обмануты сладкими речами сего прохиндея, — тыкнул он пером… пальцем в Тольца, — Не слишком сведущие в делах представители нашего рода выделели ему ссуду на мастерскую, да и не только. Так что возмущения и претензии почтенного Михайло Потапыча род Куква понимает и поддерживает. Но просит судью исключить из своего решения мастерскую, станки и прочее. Поскольку это принадлежит Куква и хоть в малой мере возместит роду урон от прохиндея Тольцишки.
После чего филин предъявил судье, да и мне (по собственной инициативе, благо в ряде ничего секретного и не было, не чертежи), ряд о выделении средств мастеру Лауму Тольцу.
— А ты что скажешь, почтенный видом? — ознакомившись с бумагами, зыркнул на меня черепах.
— Со своей стороны, уважаемые, хочу сказать: к уважаемому роду Куква я благоросположен и помню, как проливали кровь вместе. Однако, хочу указать на такой момент: в ряде, представленным уважаемым Куква, не указана «ссуда», ни прямо, ни по смыслу. Сей ряд — более имеет отношение к партнёрству, поскольку не предполагает отдачи средств, а выплачивания прибыли, без границ по времени.
— Сие скорее так, чем наоборот, — признал Хрым. — И что?
— А то, судья Хрым, что вложив деньги в дело — берёшь на себя и ответственность за результат, не в обиду уважаемым Куква будет сказано. И коли не усмотрели за Тольцишкой — то и отгораживаться незнанием неуместно.
— И всё же — не знали, почтенный, — насупился как сыч Куква. — И у вас, Михайло Потапыч, Товарищество такое же, но коли… — и замолчал.
А народ на меня зыркает, как и судья.
— Михайло Потапыч, сколь знаю, сие товарищество благородного владетеля и одарённого мастера — твоя задумка. Законов посему и нет, чтоб Товарищество описывалось. А ты в законах и укладах дока, вот и скажи сам, по совести: как рассудить? Послушаю, а скажешь толково — посему и будет, — выдал гадкий черепах.
Гадкий не потому, что спросил моё мнение — это скорее чуть льстило. Но дело в том, что в таком раскладе мне выжимать всё «в свою пользу» просто нельзя. Потому что сейчас создаётся прецедент, который наверняка ляжет в основу закона. И если Готный и его ребята «накосячат» — так и из меня начнут денежки тянуть. Ну и тот факт, что если я начну орать «всё мне, а Куква идут нахер, со всем уважением», мне серьёзно репутационно подгадит тоже забывать нельзя.
— Уважаемый судья, уважаемые. Товарищество потому и товарищество, что как приход пополам, так и расход. Или же в той мере, что рядом предусмотрено. Коль преступен один из товарищей, то преступление на второго, или других, коль их больше, не переходит. Но совместное владение товарищей от суда и возмещения убытков не защищено.
— В той же мере, что и доли в ряде прописаны, — подхватил Хрым. — Толково в таком разе. И подумать надо, — засеменил черепах в закуток.
Мы с Куквой невербально уверили друг друга во взаиморасположении, что вот прям в дёсны бы со страшной силой целовались бы, если бы не судебное помещение. Но вообще, конечно, выходил прямо каноничный подход: взаимное неудовлетворение сторон. То есть Куква бы предпочли прибрать всё ценное к когтям, уменьшая убытки, ну и отдать мне Тольца, голого и босого, на растерзание. Я бы, как понятно, предпочёл и мастерскую себе, и Тольца, и даже весь Мир. Скромно отказавшись от пары коньков — явно излишне, перебор. Но Хрым тут повёл себя как настоящий судья, хотя интересно, что за вердикт черепах выдаст.
— Обдумал я тяжбу, уважаемые. Ваши слова, свидетельство и прочее, — заскрежетал вернувшийся Хрым громким голосом. — И, судом Корифея, сужу так: Луам Тольц — вор и совратитель, виновен. А вот дальше выходит, что вина есть и на уважаемых Куква, и на почтенном Потапыче. Коль прибыль общая, так и за товарищами надлежало следить: Куква — чтоб Тольц не воровал. А Потапычу — чтоб работники продавать тайны не могли. Вина же выходит взаимная, друг перед другом, судом корифеевым не разбираемая, но вопрос, кому достанется имущество мастерской, я решил так. Коль вина общая, то надлежит всё ценное оценить, разделить пополам…
— Так почтенный Потапыч рёк про «по ряду»! — возмутился Куква.
— Видом рёк, а судья — я, — ответил Хрым. — И по ряду как бы не двадцатая часть вам досталась бы, — усмехнулся он, а Куква озадачился — он то явно считал «в свою пользу», наоборот. — И не перебивай меня, уважаемый! — нахмурился Хрым, на что Куква сделал извиняющийся жест. — Так вот, в сей тяжбе — ценности делятся пополам. Поскольку вина есть и на Потапыче, и на Кукве, хоть и не явная, а из ряда проистекающая. И надлежит, коли товарищество благородный владетель с мастером создает, сие в ряде отражать, — явно для «прецедента» выдал судья.
Ну, в целом, неплохо, прикинул я. Деньги — вещь не лишняя, но не критичная. А приоритет за Товариществом закреплён, само «Товарищество», как правовой объект корифейским правосудием признан, что тоже плюс. Ну а Тольц… чёрт знает, мне на него как-то пофиг. Так что когда судья навесил на деятеля долгов и отправил на Пряный, а средства с «продажи» повелел выдать именно мне (поскольку «воровство тут против Потапыча, к Куква, с их же слов, касательства не имеющее») я, в общем — был доволен.
А в частности, после завершения суда, ко мне щеманулись владетели. И Куква в первых рядах, быстренько представившись Зархом и выдавшим:
— А не расскажите ли, почтенный, как в товариществе вам видится разумным устроить дело? Поскольку средства в мастерового вложить интересно, —
