– Вылетаете ровно в 3. 15. В 4. 30, максимум 4. 45, ты должен сделать несколько кругов вот в этом районе. Ориентиром тебе будет поворот реки на северо-западе. Сигналом на посадку послужат парные выстрелы красных ракет в направлении лесной просеки. Смотри, не промахнись, – он посмотрел в глаза Ф., – просека-то старая, подзаросла, видать, а товарища Лаврова тебе надо доставить в целости-сохранности. Линию фронта будешь пересекать здесь, у деревни Займище. Это, правда, в стороне от маршрута, но ничего, снизу шум от твоей тарахтелки примаскируют слегка наши «боги войны». – Он хохотнул, расправил складки гимнастерки и продолжил: – После прохождения линии фронта – запомни, в 3. 35, – резко поворачивай на север, а в 3. 55—4. 00 также резко на запад. На всякий случай, голуба, следы-то надо заметать. Вот, пожалуй, и все. По приземлении доложи обстановку. Все ясно?
– Так точно! – отозвался Ф. – Только у меня на «кукурузнике» радио-то нет!
– Это ничего, – отмахнулся полковник, – у наших, гм, партизан рация имеется. Если нет вопросов – тогда ступай, поспи чуток, скоро уже взлетать…
Проспав часа четыре, Ф. был поднят заранее предупрежденным дневальным, стараясь никого не разбудить, осторожно вышел из палатки. У самолета его уже ждали двое техников и официантка с термосом и бутербродами. Вскоре появился зевающий Лавров, кутающийся от ночной прохлады в телогрейку.
Один из техников принес стремянку, и они с большим трудом втиснули пассажира на второе сиденье. К нему же погрузили и пищевые припасы, за которые тот сразу же и принялся.
Ф. прогрел мотор, вырулил на взлетную полосу и посмотрел на светящиеся часы. Было уже 3. 12. В это время в конце полосы заморгал синий фонарь. «Пора», – подумал Ф. и толкнул ручку газа. У-2, легко разбежавшись, взмыл в небо. Включив подсветку и посмотрев на карту, наш пилот развернул машину в направлении деревни Займище, стараясь двигаться с такой скоростью, чтобы подойти к ней ровно в 3. 35.
Он летел на высоте около трех километров, рассчитывая перед самой линией фронта выключить мотор и проскочить ее, планируя, но тут увидел множество ярких вспышек на земле и пунктирные трассы от летевших в сторону немецких войск снарядов «Катюши».
Чтобы не попасть под шальной снаряд, Ф. еще набрал высоту и повернул самолет на север, оставляя сзади кипевшую огненными вспышками линию фронта. Уже начало светать, когда они прибыли в указанный район. Ф. уменьшил обороты двигателя и начал плавно снижаться, описывая в воздухе восьмерки, что позволяло ему наблюдать за землей и в то же время контролировать небо на случай появления вражеских истребителей.
Внезапно из лесной чащи показались два красных огонька ракет, указывающих место посадки. Пока пилот разворачивал и ложился на курс, двойной выстрел красными ракетами повторился. Ф. оглянулся. Его пассажир мирно спал, уткнув лицо в ворот телогрейки.
Решив его не будить, Ф. повел самолет в узкий провал лесной чащи. Часть просеки была расчищена от кустов, но те, кто готовил посадку, не смогли избавить ее от торчавших кое-где полусгнивших корней. Об один из них, заканчивая пробежку по просеке, и стукнулся самолет стойкой правого колеса. Удар был силен. Самолет резко развернуло, и от катастрофы их спасли только густые заросли орешника, в которых и увяз уже готовый опрокинуться У-2. Какое-то время Ф. был не в состоянии двинуться, и окончательно пришел в себя только на земле, куда ему помогли спуститься подбежавшие люди. Они же вытащили самолет из кустов и осторожно извлекли из второй кабины Лаврова.
Было видно, что он при такой посадке пострадал гораздо сильнее пилота. Руки у него безвольно болтались, а лицо было залито кровью.
– Жив? – спросил Ф., подходя к одетым в необычную форму людям, уносящим Лаврова в чащу.
– Жив, вроде, – ответил один из них, – пойдем, и тебя тоже перевяжут…
Ф. двинулся за ними. Где-то через полчаса ходьбы они пришли в лагерь «партизанского отряда». Весь лагерь состоял из 4 или 5 грузовых, окрашенных в защитную краску автомобилей с брезентовыми фургонами и двух небольших палаток, стоящих несколько поодаль. Лаврова отнесли в одну из них, а пилота пригласили в другую. В ней на столике стояла немецкая полевая радиостанция, два автомобильных аккумулятора и несколько небольших сундучков, используемых как стулья и как столы.
Принесли разогретые консервы, и пока Ф. подкреплялся, ему залепили ссадину на щеке, а радист связался с командованием и доложил как о прибытии самолета, так и о неудачной посадке. Примерно через полчаса пришел ответ. Пилоту предлагалось ждать выздоровления Лаврова, но если этого не произойдет в течение трех дней, то ему приказывалось вывезти его обратно. Оставалось только ждать.
Первые два дня Ф. провел у самолета, производя при помощи необычных «партизан» починку сломанной стойки шасси и расчистку участка просеки для облегчения взлета. Довольно быстро он догадался, что находится на базе отряда диверсантов, которые захватили у немцев несколько грузовиков, но что-то в них оказалось такое, что потребовался консультант с Большой Земли. Видимо, Лавров и был тем консультантом, да только не повезло ему.
Крайне заинтригованный, Ф. выждал момент, когда большая часть обитателей лагеря отправится на расчистку взлетной полосы, и залез в кузов одного из грузовиков. Ничего интересного там не было, кроме нескольких больших металлических ящиков. Летчик из любопытства открыл два из них. В ящиках лежали непонятные приборы и невиданные инструменты. Закрыв ящики и выскользнув из грузовика, Ф. перебрался в другой, благо они стояли рядом, укрытые маскировочной сетью. В этом находилась некая трубчатая конструкция из металла серебристого цвета, имеющая систему, напоминающую механизм наводки пушки. Ф. вспоминает, что с одного конца этой «трубы» было что-то похожее на линзу, а кожух запирался на защелки, как у чемодана. В третьем грузовике, занимая весь кузов, хранились большие «катушки», как показалось ему, толстых кабелей, единственное, что смущало, так это то, что там, где эти кабели кончались, вместо электрического разъема или среза проводов сияла зеркальная стеклянная поверхность. Концы этих «кабелей» были столь отполированы, что их использовали вместо зеркала для бритья.
В делах и заботах быстро промелькнули три дня. У Лаврова оказалось сильное сотрясение мозга, и состояние его не улучшалось. Памятуя ранее полученный приказ, решили вывезти его еще до захода солнца. Между тем линия фронта стремительно приближалась, и небольшой отряд диверсантов находился в крайнем возбуждении. Примерно за час до отлета Ф. заметил, что трое из состава отряда начали обкладывать машины хворостом и подвешивать под бензобаки заряды взрывчатки. Видимо, не надеясь на успешный прорыв на грузовиках с неведомым оборудованием к своим, диверсанты решили их уничтожить.
Взлет и возвращение назад прошли без осложнений. Правда, его полк уже перебазировался и аэродром был в расположении уже другой части. Лаврова отправили в госпиталь, а наш пилот вернулся к соратникам…
«Подумаем немного над тем, что мог видеть летчик в белорусских лесах 1944 года. Наводимая как пушка установка не похожа на прожектор – тот должен быть намного больше по диаметру. Если это реактивная установка – то при чем здесь оптическая конструкция на одном из срезов серебристой трубы. А странные „катушки“, более похожие по описанию на лампы световой накачки первых рубиновых лазеров? Короче говоря, это был не прожектор, не пушка, не ракетная установка – с такой техникой опытный пилот за три года войны встречался не раз. Кстати, в одном из ящиков он видел большое количество стеклянных призм и двухсторонних зеркал.
Неужели уже в 1944 году немцы действительно проводили опыты по использованию лазеров для военных целей? Ведь явно не случайно были посланы наши 12—15 диверсантов для захвата этих машин. Сейчас уже вряд ли будет возможность установить истину, прошло слишком много лет, но думается, что и подобная версия имеет некоторое право на жизнь…»
Так заканчивает инженер свою, согласитесь, довольно необычную рукопись. Что к ней можно добавить?
Версия первая. Судя по тому, насколько грамотно выстроена рукопись, как автор умеет вовремя поставить точку, очевидно, что у человека есть определенные литературные способности, он неплохо владеет пером. А потому и мог попросту придумать все эти истории от начала и до конца, стилизовав свои рассказы под воспоминания бывших фронтовиков.
Версия вторая: представим себе, что сам инженер ничего не придумывал, действительно честно пересказал то, что услышал. Могли ли, в принципе, немецкие ученые и инженеры создать описанные конструкции и каковы были перспективы их использования в качестве того «супероружия», о котором неустанно трубил фюрер?
Да, могли. Вспомним, параболические зеркала, согласно легенде, использовал еще древний Архимед, сжигая римские корабли, атаковавшие его родные Сиракузы. Тут же задача была куда проще: надо было лишь сконцентрировать в точку отраженное световое излучение. Но эта задача выполняется в любом зеркальном телескопе, а их, слава богу, начали строить еще в прошлом веке.
