– Блектон иногда бывает до такой степени забывчивым человеком, – говорил он несколько минут спустя Мак-Дональду, когда они ехали вместе к его конюшне, – что мне не хотелось бы его впутать в дело. Он может проболтаться Иоанне и своей жене, и я имею повод, и притом довольно важный повод для того, чтобы устроить все это дело как можно спокойнее. Мы должны узнать во что бы то ни стало, что думают предпринять Куэд и Кульвер Ранн?
Мак-Дональд еще ближе подъехал к Альдосу.
– Слушайте, Джонни, – обратился он к нему. – Расскажите яснее, что у вас на уме.
Альдос взглянул на его загорелое лицо и увидел в глазах у старика что-то такое, что заставило его почувствовать в нем отца.
– Вы знаете, Мак, – ответил он.
Старый Дональд кивнул головой.
– Да, догадываюсь, Джонни, – сказал он тихо. – Вы думаете о мисс Иоанне, как и я все время думаю о той. Я уверен, что догадался об этом. Но что вы собираетесь теперь делать?
Альдос покачал головой, и в первый раз за все это время после полудня у него на лице появилось выражение беспокойства и угрюмости.
– Не знаю еще, Мак. Мне нисколько не стыдно открыться перед вами во всем. Я полюбил ее. Если она завтра же уйдет из моей жизни, то я выпрошу у нее что-нибудь, что принадлежало ей, и в ней, в этой вещице, она будет жить для меня до конца моих дней. Но я знаю ее еще так недавно. И не решаюсь ей об этом сказать. Все-таки меня ожидает большая неприятность. Она не может долго засиживаться здесь в этой Желтой Голове. Ее миссия окончена. И если… если она уедет отсюда, то разве я могу последовать за ней?
Некоторое время Дональд молчал.
– А вы думаете обо мне, Джонни, – спросил он, наконец, – и о том, что мы с вами затеяли?
– Да.
– В таком случае бросьте, не думайте. А то я могу привязаться и к ней так же, как и к вам. Только…
– Что?
– Вам могла бы в этом помочь мадам Блектон.
– Каким же образом?
– Она могла бы пригласить ее погостить у себя еще с недельку, а может быть, и дней с десяток. Тогда и вы могли бы навещать ее и, в конце-концов, сделали бы ей предложение. Я думаю, что это было бы не худо, Джонни.
– Даже вовсе не худо!
– И я думаю еще…
– Ну?
– Так как я старше вас и, следовательно, могу замечать кое-что лучше, чем вы… – Ну, и что же?
– А то, что она примет ваше предложение, Джонни.
Сердце у Альдоса готово было выскочить от радости. Он уставился в одну точку, а тем временем старый Дональд продолжал:
– Я заметил это, Джонни, когда ехал позади вас и видел, как она на вас смотрела. Я все заметил! И я убежден…
От ожидания сердце у Альдоса готово было разорваться на части.
– И я убежден, что она тоже очень любит вас, Джонни…
Альдос перегнулся в сторону Мак-Дональда и крепко схватил его за руку.
– Спасибо вам, Дональд! – сказал он. – Будем пробовать! А что касается Куэда и Кульвера Ранна…
– Я уже подумал о них, – перебил его Мак-Дональд. – Вам уже некогда тратить на них время, Джонни. Предоставьте их мне. Ведь вам осталась всего только одна неделька быть поближе к мисс Иоанне. А я уж все разузнаю о Куэде и Кульвере Ранне, и что они собираются делать. Я тоже кое-что придумал. Так желаете вы предоставить их мне одному?
Альдос кивнул ему головой и в то же время сообщил ему о приглашении Блектонов. Старый охотник от удовольствия ухмыльнулся. Он остановил свою лошадь. Остановил свою и Альдос.
– Превосходно, Джонни! – воскликнул он. – Вам незачем теперь провожать меня дальше. Мы понимаем друг друга и, значит, вам теперь совершенно нечего делать у меня. Слезайте-ка с лошади и идите назад! Если вы понадобитесь мне, то я постараюсь уведомить вас об этом через Блектона, а если понадоблюсь вам я, то вы знаете, где меня найти. Итак – долой с лошади, Джонни!
Без всяких возражений Альдос сошел на землю. Они пожали друг другу руки, и Мак-Дональд погнал перед собой всех трех лошадей. А когда Альдос подходил к дому Блектонов, старый Дональд бормотал себе в бороду:
– Да простится мне этот грех, но я сделаю это для нее и для Джонни… Только для нее и для Джонни!
ГЛАВА XVII
Полчаса спустя Блектон провел Альдоса в его комнату и в ванную. Было четыре часа, когда, вымывшись, побрившись и переменив белье, Альдос сошел вниз. Он еще не видел Иоанны, но уже несколько раз слышал, как она смеялась и разговаривала с мадам Блектон. Сам Блектон был в восторге от удавшейся ему последней работы, и Альдос боялся выдать свое нетерпение по поводу того, что так долго тянулось время, а он еще ни разу не повидался с Иоанной. Ему ужасно хотелось ее видеть. Он слышал над своей головой ее шаги, различал ее мягкий смех и нежный голос, когда она говорила. Блектон все еще рассказывал ему о своих «койотах» и динамите, когда вдруг Альдос поднял голову кверху, и сердце его замерло.
Мадам Блектон прошла уже десять ступеней вниз, когда на верху лестницы показалась Иоанна и на минуту остановилась. Глаза ее и Джона Альдоса встретились. Она улыбалась, а глаза ее сверкали только для него одного. Она была одета во что-то мягкое, облегавшее ее со всех сторон, с пеной белых кружев у шеи, и, когда стала спускаться вниз, он заметил, что и причесалась она на этот раз иначе. Ее прическа показалась ему прямо удивительной. Мадам Блектон подошла к мужу, и, когда Альдос находился уже совсем близко от Иоанны, она так сразу изменилась, что он никогда не дал бы ей двадцати восьми лет. Он мог бы клясться, что ей было всего только двадцать.
– Иоанна, – прошептал он, – вы сейчас прямо удивительны. Какие у вас прекрасные волосы!
– И все мои волосы, да мои волосы, – ответила она так тихо, что мог слышать только он один. – Неужели вы больше ничего не видите, кроме моих волос?
– Я стою здесь и изумляюсь. Они прямо замечательны!
– Опять! Если только вы скажете это вновь, то я никогда не буду причесываться специально для вас.
– Для меня…
Солнце уже стало спускаться за горы, когда Блектон вдруг невежливо заторопил свою жену и Иоанну и, поглядев на часы, первый встал из-за стола, чтобы приготовить всех к вечернему событию.
– Я хотел бы, чтобы вы были уже там до наступления сумерек, – объяснил он. – Поэтому поторопитесь, пожалуйста!
Все были готовы за пять минут. Когда они вышли к экипажу и Блектон с женой оказались впереди, то Альдос упрекнул Иоанну:
– Вы эту вуаль надели, вероятно, нарочно, чтобы наказать меня?
– Это очень красивая вуаль, – ответила она.
– Но ваши волосы лучше.
– Опять волосы! Вы ставите меня в очень неловкое положение, Джон Альдос, потому что смотрите на меня, не отрываясь, во все глаза.
Они остановились около громадной плоской скалы, у которой суетились люди, прикрепляя провода к небольшому ящику с кнопкой. Блектон указал на нее, и лицо его запылало от возбуждения.
– Вот эта самая ничтожная вещичка, мисс Грэй, – сказал он, – и может взорвать целую гору. Достаточно одного только прикосновения к ней вашего пальчика. Вы видите вот ту черную громаду у основания горы? Прямо перед вами, вон там, где виднеется народ? Это в полумиле отсюда. Там-то и врыт в стену «койот».
Голос его дрожал от волнения, когда он шел и указывал перед собой своей длинной рукой.
– Только подумайте об этом! – захлебывался он. – Чтобы пройти сквозь эту гору, мы израсходуем всего только какие-нибудь сотни тысяч долларов, тогда как в будущем, благодаря нашим работам, поезд, идущий от Атлантического океана к Великому, выгадает на всем пути семь минут! Можно подумать, что это – расточительность. Но это не так. Это знание! Это конкуренция с соседней дорогой! Это – настойчивость сверх меры, именно настойчивое желание сделать нашу дорогу самой лучшей в мире. Слушайте!
Стал быстро сгущаться мрак. Черная гора стала медленно исчезать из виду, и сквозь этот мрак вдруг раздались через мегафоны голоса, удалявшие публику с опасных мест.
– Разойдитесь! Разойдитесь! – кричали они. – Разойдитесь!
И вся долина и окружавшие ее горы подхватили эти крики, послышалось отовсюду эхо и стало казаться, что это кричали тысячи предостерегающих голосов. Затем наступила странная, жуткая тишина, эхо смолкло, точно крики умирающих людей, и только слышен был отдаленный лай собаки где-то недалеко от койота. Иоанна стояла уже у самой скалы. Люди, работавшие над установкой батареи, быстро соскочили вниз.
– Готово! – сказал один из них.
– Перестань! – огрызнулся на свою жену Блектон, когда она стала говорить. – Слушай!
Пять минут длилось гробовое молчание. Затем из глубины ночи вдруг раздалось через мегафон одно только слово:
– Поджигай!
– Значит, все уже готово, – сказал с глубоким вздохом инженер. – Все, что вы теперь должны сделать, мисс Грэй, – это повернуть вот эту самую рукоятку с того места, на котором она сейчас стоит, в совершенно противоположную сторону. Готово?
– Да, – ответила она.
– Тогда нажимайте кнопку! – Она нажала – и цепь соединилась. Прошло полминуты, может быть, даже три четверти, земля вдруг содрогнулась у них под ногами, но звука еще не было. И вдруг черная пелена, гораздо более непроницаемая, чем ночь, встала перед горой, и секундой позже последовал взрыв. Земля задрожала так, точно началось землетрясение. Облака непроницаемого черного дыма взлетели вверх, а минутой позже окрасились в ярко-красный цвет, и послышался вдруг такой гром, точно выстрелили сразу из десятков тысяч пушек. С быстротой, за которой едва успевал глаз, в воздух прыснули огненные языки, которые стали подниматься все выше и выше, сверкали, как молнии, пока, наконец, вся оторопевшая от испуга публика не оказалась на четверть мили вокруг объятой ярким пламенем, Взрыв следовал за взрывом, некоторые из них так и замирали с глухим ревом под землей, тогда как другие вылетали на воздух, Невидимые для зрителей острые осколки камней высоко взлетали чуть ли не до самого неба; громадные куски гранита в десять футов в поперечнике отлетали в сторону на сотни саженей, Конвульсии земли продолжались еще в течение трех минут, и языки пламени еще долго боролись с мраком ночи. Затем они стали угасать, все короче и короче становились вспышки, и наконец снова наступила тишина.
