Глюмдальклич немедленно обратилась к обвинителю и со всем почтением попросила его подойти и убедиться в справедливости сказанного.
Обвинитель подошел с недовольным видом. Он склонился над шпагой. Стекла его очков сверкали, словно башенные окна, а дыхание, наполненное ароматами обеденного стола, едва не лишило меня сознания.
Наконец он выпрямился, а я перевел дух.
– Ну и что же? – Обвинитель пожал плечами. – Удар был нанесен сзади, при падении тела убитого, убийца выпустил шпагу из рук, Цисарт упал, и торчащая в его груди шпага вонзилась в землю.
Король сделал мне знак, чтобы я ответил на этот вопрос ему. Я поклонился и ответил:
– Если бы шпага была просто выпущена из рук противником фрисканда, когда тот падал, то она, конечно, могла бы вонзиться, но – насколько?
Его величество подумал и молча развел большой и указательный пальцы примерно на пятнадцать дюймов.
– Вот именно! – воскликнул я. – А на самом деле она вонзилась в землю вот на такую глубину! – И я поднял руку над полом на целый ярд. – Я специально проверил. Шпага могла не просто пронзить тело фрисканда, но еще и воткнуться так глубоко в землю, если удар наносился снизу вверх.
– Поясни, что ты имеешь, в виду Грильдриг! – потребовал король.
– Убийца не просто ударил фрисканда в спину, он ударил свою жертву шпагой, когда Цисарт лежал на траве, – ответил я. – Шпага пронзила человека, потерявшего сознание. Фрисканд Цисарт лишился чувств до того, как появился на лужайке.
– Как так? – изумился обвинитель. – Он что же, гулял во сне?
– Нет, разумеется, – ответил я. – Его несли. Убийца опоил его дурманящим зельем, которое получают из сока этикортов, а затем притащил на лужайку. Здесь он положил фрисканда на землю и после этого нанес удар, ничем не рискуя, в спину Цисарта. Чужой шпагой, – добавил я. – Шпагой, взятой у дригмига Бедари. Вот потому-то лезвие шпаги вонзилось в землю настолько глубоко.
– А что Бедари? – язвительно спросил обвинитель. Он тоже обращался не ко мне, а к его величеству. – Он что, тоже был в бесчувственном состоянии? Он не видел, как злоумышленник взял его шпагу?
– Представьте себе, – ответил я, – именно так и обстояло дело. В его вино тоже был подмешан сок этикортов. Только меньше – убийце нужно было, чтобы Бедари пришел на место преступления и навлек на себя подозрения в убийстве фрисканда. Поэтому в его вине дурмана оказалось много меньше, чем в питье фрисканда Цисарта.
– Как ты пришел к таким выводам, Грильдриг? – спросил король.
– Прежде всего, сапоги Цисарта, в отличие от кафтана, не несут следов травяной зелени, – ответил я. – Вернее, каблуки и подошвы чисты. А вот носки сапогов испачканы. А во-вторых…
Тут я замолчал на минуту и подошел к двум охапкам травинок, которые, по моему знаку, Глюмдальклич выложила на край стола. Каждая была размером с небольшой сноп, какие можно видеть в английских полях во время сбора урожая. Только снопы эти состояли всего лишь из травинок, собранных мною на лужайке при осмотре места преступления.
– Вы бы не смогли разглядеть, насколько отличаются эти травинки, – сказала Глюмдальклич, обращаясь к обвинителю. – Но Грильдриг это сделал и покажет нам.
Я кивнул.
– И те, и другие травинки были сломаны, когда кто-то прошел по лужайке. Иные сломаны так, что понятно – на них наступили. – Я показал на правую охапку. – Другие же, – я перешел к левой, – сломаны менее сильно, скорее согнуты. Вкупе с испачканными носками сапог господина Цисарта это указывает на то, что некто с тяжелой ношей приходил на лужайку и что его ношей было именно тело бесчувственного фрисканда.
– И как же, по-твоему, был опоен фрисканд? – спросил с недоверчивым видом августейший судья.
По моему знаку Глюмдальклич поставила на столик, справа от меня, кубок из комнаты Бедари. Я подошел к кубку. Похлопав по изящной ножке – она была толщиною с небольшую колонну, – я сказал:
– Тут, на самом дне, сохранилась высохшая капля вина, которое пил в тот вечер дригмиг Бедари. Забравшись сюда, я лишился чувств – ведь для меня нужно гораздо меньше дурмана, чем для… – Я запнулся. – Чем для нормального человека. Слабые испарения способны погрузить меня в сон.
– Даже если мы поверим в то, что в вино примешан подозрительный настой, – возразил обвинитель, – это имеет отношение к дригмигу Бедари, но никак не к убитому.
– Имеет и к Цисарту, – ответил я. – Я докажу. – С этими словами я расстегнул мешок и вытащил из него кусок травинки, на котором красовалось большое бурое пятно. – Эту травинку я срезал во время осмотра места преступления. Там, где лежал убитый фрисканд. А точнее – там, где находились его губы.
– Губы? При чем тут губы?
– При том, что в момент смертельного удара на губах лежащего ничком Цисарта выступила кровавая пена. – Я указал на бурое пятно. – Это пятно пахнет точно так же, как и остаток вина в этом кубке дригмига Бедари. Я утверждаю: во-первых, фрисканд Цисарт не пришел в парк, а был туда принесен в бессознательном состоянии. Убийца принес его в парк, положил на лужайку и затем ударом шпаги убил его.
Король молчал продолжительное время.
– Что же, – наконец произнес он, – по отдельности сообщенные сведения не могут служить подтверждением сказанному, но в совокупности наличие дурмана в вине и грязь на острие шпаги, думаю, могут служить серьезными доказательствами правоты Грильдрига.
– Но почему все описанное не мог и в самом деле сделать Бедари? – спросил обвинитель. – Я готов признать, что фрисканд Цисарт был приведен в бесчувственное состояние соком этикортов. Но почему нам нужно искать столь изощренного преступника, который опоил еще и дригмига, воспользовался его шпагой… Мне представляется… – Он вышел из-за кафедры и сделал широкий жест, отчего края его мантии взметнулись ввысь, подняв настоящий вихрь. – Мне представляется вот какая картина. Подсудимый, опасаясь поединка с таким мастером фехтования, каким был покойный Цисарт, действительно опоил его дурманом из этикортов. И затем именно он отнес фрисканда на парковую лужайку, бросил его в траву и убил – именно так, как об этом нам сообщила госпожа защитница и ее советчик. И мы можем поблагодарить их за это. Только убийца воспользовался не чужой шпагой, а своей. Потому что убийцей был подсудимый.
– Зачем же он оставил свою шпагу на месте преступления? – воскликнула Глюмдальклич.
– Его спугнули, – ответил обвинитель, небрежно махнув рукой. – Он бежал, чтобы не быть застигнутым на месте преступления с орудием убийства в руке.
– В вашем рассуждении есть один изъян, – заметил я.
Прокурор презрительно усмехнулся, не удостоив меня ответом.
– Какой изъян? – спросил монарх.
– Дригмиг Бедари намного выше убитого, – ответил я. – Его рост составляет полтора люнга. Измерив тело убитого, мы увидим, что он был ниже дригмига, как минимум, на целых двадцать мирлюнгов. – С этими словами я указал на укрытое черным полотном тело фрисканда Цисарта.
– Ну и что? – Обвинитель хмыкнул. – При чем тут рост подсудимого? Какая нам разница – был он выше Цисарта или ниже? Когда его приговорят к смерти, палач легко устранит эту разницу.
В ответ на эту грубую шутку среди зрителей раздались одобрительные смешки. Глюмдальклич же побледнела и крепко сжала руки.
– Тот, кто притащил тело на лужайку, был ниже фрисканда, – объяснил я, оставляя шутку без внимания. – Поэтому носки сапог убитого запачкались травяной зеленью. Он цеплялся ногами, пока убийца нес его к месту преступления. Если бы его нес на себе дригмиг Бедари, сапоги Цисарта остались бы чистыми.
После этих слов в зале воцарилось полное молчание. Прокурор, нахмурившись, смотрел в пол. Монарх пребывал в глубоком раздумье.
Наконец он ударил скипетром в пол и сказал:
– Речь Грильдрига убедительна, следует это признать. Я склоняюсь к тому, чтобы признать дригмига Бедари невиновным в убийстве фрисканда Цисарта.
Я облегченно вздохнул, Глюмдальклич с радостной улыбкой прижала руки к груди, а юноша уже готов был покинуть свое место за барьером. Но тут обвинитель вскинул голову. Он явно не собирался сдаваться – тем более какой-то козявке!
– Ваше величество, – сказал прокурор сухо. – Я тоже готов признать убедительными слова, сказанные этим существом, Грильдригом. Но отпустить обвиняемого на основании только этих слов и оправдать его мы можем в одном лишь случае: если госпожа защитница и ее помощник назовут нам истинного преступника. Таков закон. Убитый из судебной палаты должен быть отнесен на кладбище. Это возможно лишь в случае осуждения убийцы.
9
Что ж, я был готов к этому разговору. В ответ на вопросительный взгляд короля я произнес:
– Я попробую назвать имя истинного преступника. По моим предположениям, он тоже находится здесь, в судебной палате. – И, не обращая внимания на внезапно поднявшийся ропот, продолжил: – Ваше величество, мы знаем о преступнике не так мало. Во-первых, он должен был знать о ссоре дригмига Бедари и фрисканда Цисарта.
