— Да стреляй же! — кричали ему.
Винтовка смотрела в спину врага. Юра невольно опустил дуло вниз и выстрелил в землю под ноги убегающему.
Услышав визг пролетавшей пули, бандит прыгнул вперед, как заяц, перемахнул через железную ограду палисадника и запетлял между деревьями.
Юра стоял, сжимая опущенную винтовку, и смотрел вслед, пока убегавшего не скрыл угол здания.
— Пожалел! — закричал Палей и, подбежав, ударил Юру по затылку. — Почему стрелял вниз?
Юра был так потрясен пережитым, что не промолвил ни слова.
— Чего дуришь? — вступился рабочегвардеец, проносивший винтовки. — Не видишь, парень сердце сорвал, когда поднимал ружье. И не с таким бывает…
— Пожалел! Эх, ты! — сказал Палей. — А бандит нашего Омельченка не пожалел. Пойдем!
Он схватил Юру за рукав и потащил за собой.
На грязном асфальте перрона на спине лежал тот самый рабочий-гвардеец Омельченко, с которым Юра ссорился при посадке. Юра целился в него, а потом они вместе реквизировали винтовки.
Омельченко смотрел в небо невидящими глазами, и из его полуоткрытого окровавленного рта вырывались хрипы. Он задыхался. Пальцы силились сорвать с шеи темный набухший бинт.
Слезы хлынули из глаз Юры. Всхлипывая, он упал на колени, уткнулся лбом в грудь умирающему, обхватил его руками и зарыдал громко, визгливо.
— Брат? — спросил стоявший рядом солдат.
— Брат… Братишка… — глухо ответил Палей, поправляя на груди перекрещенные, откуда-то появившиеся у него пулеметные ленты.
А Юра рыдал от жалости к Омельченко, рыдал, потрясенный видом смерти человека, страданиями так тяжело и мучительно умиравшего товарища, вдруг ставшего ему необыкновенно близким.
Юру поднял проходивший мимо дядько Антон, увел в дежурку и дал напиться воды. Юра всхлипывал, кружка колотилась о зубы, вода стекала по подбородку.
Входили рабочегвардейцы, брали винтовки и уносили.
— Юр, у нас очень мало времени! Расскажи в двух словах, как ты попал сюда… Ты мне веришь? — спросил дядько Антон, выслушав всю историю с винтовками.
— Дядько Антон!.. — воскликнул Юра. Он даже не допускал мысли, что такой вопрос можно задавать.
— И сделаешь так, как я скажу?
— А что? — насторожился Юра.
— Нет, ты мне ответь!
— Сделаю…
— Слушай внимательно. Сейчас этот же паровоз пойдет обратно в город. И ты и твой Петя отправляйтесь на этом паровозе обратно.
— В гимназию?! — с ужасом воскликнул Юра.
— Да, в гимназию. Да слушай ты! Ведь ты уже серьезный человек. Должен быть таким. Скажи мне, только честно. Испугался стрелять?
— Испугался.
— Ты мужественный парень, потому что не побоялся сказать это. Настоящая война не ребячье дело! Стреляют не потому, что хочется или нравится, а потому, что идет борьба не на жизнь, а на смерть! За народное счастье. Борьба рабочих и крестьян с фабрикантами, банкирами, помещиками. Добровольно они с народной шеи не слезут. А ты должен учиться. Народу нужны, ой как нужны грамотные, ученые люди! Когда повзрослеешь, должен сделать правильный выбор.
— А я уже выбрал. Я рабочегвардеец!
— Юр, скажи честно. Ведь если бы тебе кадеты или анархисты дали револьвер и винтовку, ты пошел бы с ними?
Юра смутился.
— Вижу, пошел бы. Из-за оружия пошел бы. И стрелял бы. Может быть, в меня бы стрелял… Помогать бедным и обездоленным — это ты, правильно, еще давно мечтал! Казнить поработителей, царей, тиранов и их сатрапов — тоже верно! И бороться за свободу — тоже верно. Но с кем и как? Это тебе еще надо понять. Теперь о свободе кому не лень тараторят. Слова, приманки… Вот бы Ленина тебе послушать или почитать… Да нет, рано. Одно скажу: ты уже не маленький, прислушивайся на митингах к большевикам, постарайся найти правду…
— Товарищ командир, погрузили и прицепили к паровозу! Второй гимназист уже сидит на тендере! — доложил вошедший рабочегвардеец.
— Можно принимать воинский эшелон? — спросил «красная фуражка».
— Можно! Принимайте! — ответил дядько Антон. И снова обратился к Юре: — Так вот, Юр, этот разговор мы еще продолжим, когда я приеду в Екатеринослав. Я пришлю за тобой в гимназию. Сейчас поедете с Палеем. Он отведет вас в пансион. Если тебя там будут обижать, скажешь Палею. Защитники тебе найдутся… Винтовку оставь нам — она тут нужна. А ты не тужи. Твой первый выстрел еще впереди!
— Значит, тот выстрел не в счет? — оживился Юра.
— Не в счет. Приедешь в гимназию, спросят, где был, отвечай — в городе заблудился… Ладно, ладно, не обижайся. Веди себя хорошо.
— А те винтовки? На чердаке?
— Я уже сказал Палею. Он возьмет их без вас. И ты и твой дружок поедете на тендере, как ехали. Оружия не даю, потому что на соседней станции кадеты отбирают оружие в эшелонах, как мы здесь. Поэтому мы и спешили их опередить. О нашем деле никому ни по дороге, ни в гимназии ни полслова. Згода?
— Згода… Дяденька Антон, — взмолился Юра, — может, все-таки винтовку можно взять? Пожалуйста!
— Ни в коем случае! Вот далось тебе оружие! Тогда револьверы «на горизонте» нашел, потом винтовки разыскал…
— Револьверы, вы же сами говорили, «привиделись». Но винтовки настоящие.
— Револьверы тоже были настоящие, — улыбнулся дядько Антон.
— Но вы же сами сказали «наваждение», и папа так говорил.
— Говорили так, чтобы вы не проболтались. А нашли вы тайник революционеров-нижнеднепровцев, подпольщиков. Там не только револьверы были, но и листовки, прокламации. Ну, мы и решили вас немного обдурить, чтобы опасной болтовни не было. Ведь многие могли головы потерять, если бы жандармы дознались про тайник. Даже клад для вас Илько организовал.
— Значит, его колдовское «слово»…
— Выдумка! Дай сюда твою винтовку. Не тужи! Твой первый выстрел еще впереди!
Вошел железнодорожник, молодой, тот, который ходил следом за начальником станции, и сказал:
— Воинский эшелон подходит. Вам, пока он не уйдет, надо податься с хлопцами куда-нибудь в укромное место.
— Сейчас уйдем…
Дядько Антон повернулся к дежурному:
— Помните, я ухожу только на несколько минут. Мой помощник останется при вас.
— Не беспокойтесь, — ответил дежурный.
Дядько Антон и Юра подошли к поезду. Теперь у него было два паровоза.
— Хороший у вас друг! — сказал Юра о железнодорожнике.
— Это не просто дружба. Это рабочая солидарность, — объяснил дядько Антон. — Ну, счастливого пути, Юр! Успех в ученье! Сейчас для тебя главный фронт — учебный. Помни это и не убегай из гимназии. Обещаешь? Выучишься — тогда будешь помогать народу.
