В последнем из приведенных Д. С. Лихачевым случаев может быть установлена близость Задонщины и Слова («Рускые сынове поля… огородиша», «Русичи великая поля… прегородиша»). Но в Ипатьевской летописи говорится о том, что русские войска «яко стенами силнами огорожени бяху полкы половецьскими».[ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 2. Стб. 644. См.: Лихачев. «Текстологический треугольник». С. 305.] «Образ перегороженных полей, — пишет Д. С. Лихачев, — редкий. Больше он нигде не встречается».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 143.] Это верно, но относится только к Слову и Задонщине: в Ипатьевской летописи этого образа нет, есть только сходное слово «огорожены»,[См. также: Fennell. Р. 131; Лихачев. «Текстологический треугольник». С. 304–305.] которое опять-таки само по себе ни о чем не говорит. В предшествующей главе мы показали, что в Пространной Задонщине есть отголоски Ипатьевской летописи, но все они отсутствуют в Краткой и, за исключением Каялы, не имеют параллелей в Слове.
Взаимосвязь Слова о полку Игореве, Задонщины и Ипатьевской летописи Д. С. Лихачев называет «текстологическим треугольником». Именно этот «текстологический треугольник» ясно «доказывает, что не „Слово“ явилось из „Задонщины“, а „Задонщина“ из „Слова“».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 142.] Но этот треугольник может быть построен именно в том случае, если одной из вершин его мы будем считать Ипатьевскую летопись. Его одна сторона должна спускаться к Задонщине, другая — к Слову, а третья идти от Задонщины к Слову. Однако Д. С. Лихачев полагает, что непосредственного влияния рассказа Ипатьевской летописи на Задонщину «не могло быть», а на последний памятник оказало воздействие Слово о полку Игореве. Сходство же Слова с Ипатьевской летописью, по его мнению, «объясняется очень просто: оба произведения имели своим сюжетом один и тот же поход Игоря Святославича».[Лихачев. Изучение «Слова о полку Игореве». С. 69.] Но, как мы видели, доводы Д. С. Лихачева для такого вывода явно недостаточны. В последней работе он уточняет: «Оба произведения следовали одному и тому же устному рассказу о его (Игоря.—А. 3.) походе».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 144.] Этот вывод Д. С. Лихачев не доказывает, а декларирует, вступая в противоречие с проблемой «треугольника». Ведь речь идет, по словам Д. С. Лихачева, о «сходстве» или «совпадении» отдельных выражений между тремя памятниками «в шести бесспорных случаях», что могло быть лишь при текстологической близости всех памятников. Как же это могло произойти, если Слово и летопись не находились между собой в текстологической зависимости? С другой стороны, он же сам обратил внимание на разительное «сходство выражений „утер слез“ и „утер слезы“»,[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 143.] т. е. Ипатьевской летописи и Задонщины (в Слове отдаленнее — «слезами смешено»). Для его объяснения Д. С. Лихачеву придется допустить, что авторы Слова и летописи слышали устный рассказ о том, как плакал князь Святослав, узнавший горестную весть о поражении при Каяле. «Разительное» же сходство выражений — увы — оказалось не между Словом и Задонщиной, а между Задонщиной и летописью, которые, по Д. С. Лихачеву, в текстологической близости не находились. Значит, совпадение выражения «утер слезы» летописи и Задонщины, по Д. С. Лихачеву, придется объяснить всемогущим случаем.[Приводя нашу фразу о трафаретном характере слов «утер слезы», А. Г. Кузьмин находит противоречие между этим утверждением и признанием «разительного сходства» выражений Задонщины и летописи (Кузьмин. Ипатьевская летопись. С. 67–68). Автор не обратил внимания, что в первом случае мною отмечена непоследовательность Д. С. Лихачева исходя из его тезиса о текстологической связи выражений «утер слезы» в летописи и Задонщине. На наш же взгляд, в данном случае мы имеем дело, скорее всего, с типичным литературным клише.] Но мы этому выше предложили иное объяснение, согласующееся и с традициями древнерусской литературы, и со взаимосвязью Задонщины со Сказанием.
В случае с предполагаемой (на самом деле мнимой) связью диалога Гзы и Кончака с речами фрягов к Мамаю Д. С. Лихачев также стоит перед неразрешимыми трудностями: как эта связь произошла, если она объясняется Д. С. Лихачевым только через Слово, а там ни о каком набеге иноплеменников на Русскую землю в разговоре половецких ханов нет? А вот как: «Возможно, что в нынешнем тексте „Слова о полку Игореве“ до нас дошел не весь диалог первоначального его текста и что вначале он убедительнее связывал все три произведения».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 143.] Но так можно доказать все что угодно. Словом, никакого «текстологического треугольника» у Д. С. Лихачева не получилось. Это делает необходимым тщательное сопоставление текста Ипатьевской летописи и Слова. Впрочем, Д. С. Лихачев допускает возможность использования автором Слова сведений Повести временных лет.[Лихачев. Исторический и политический кругозор. С. 9 и след.]
Не вдаваясь в какую-либо аргументацию своих положений, Б. А. Рыбаков источником Слова и рассказа Ипатьевской летописи под 1185 г. считает саму жизнь, рассказы очевидцев и т. п.[Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 158.] Примыкая к нему, А. Г. Кузьмин сходство отдельных выражений в обоих памятниках склонен видеть в «былинно-песенном штампе», ничем не доказывая эту свою мысль.[Кузьмин. Ипатьевская летопись С. 68–70.]
О влиянии Ипатьевской летописи на Слово говорили в литературе давно. Впервые это вскользь заметил П. Е. Ваденюк.[Ваденюк П. Е. Где нужно искать ту реку, на берегах которой 5 мая 1185 г. был разбит Игорь Святославич Новгород-Северский и которая названа Каялой?//Труды III Археологического съезда в России, бывшего в Киеве в августе 1874 г. Киев, 1878. Т. 2. С. 52.] К нему присоединился И. Н. Жданов.[Жданов И. Н. Литература «Слова о полку Игореве»//Соч. СПб., 1901. Т. 1. С. 436.] О возможности использования в Слове одного из летописных сводов писал А. А. Шахматов.[Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 425.]
А. И. Лященко обратил внимание на то, что Слово и Ипатьевскую летопись роднят порядок изложения эпизодов похода 1185 г. и подбор фактов. Он считал, что Слово было написано в 1185 г. дружинником князя Святослава, которому мог быть известен текст киевской летописи с рассказом о походе.[Лященко А. И. Этюды о «Слове о полку Игореве»//ИОРЯС. Л., 1926. Т. 31. С. 137–158.] Но, как доказали А. А. Шахматов и М. Д. Приселков, основную часть летописной записи 1185 г. составляет текст черниговской летописи, а не киевской.
М. Д. Приселков осторожно замечал, что изложение автора Слова находится в явной связи с изложением похода 1185 г. у летописца Игоря, отмечая вместе с тем и близость Слова к другим летописным памятникам.[Приселков М. Д. «Слово о полку Игореве» как исторический источник // Историк-марксист. 1938. № 6. С. 121.] Отличия Слова от Ипатьевской летописи, указанные М. Д. Приселковым, сводятся или к сокращению ее текста (в Слове упоминаются только Гза и Кончак, а не пять половецких ханов), или к влиянию версии Лаврентьевской (и Кенигсбергской) летописи.
В другой работе М. Д. Приселков высказал догадку, что автор Слова о полку Игореве «был знаком с Летописцем своего князя, т. е. Игоря Святославовича». Этот летописный памятник якобы имел извлечения из Повести временных лет, «касавшиеся главным образом Черниговского княжества и Тмуторакани, как Черниговской волости».[Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 52.] Но следы такого «сокращенного» варианта Повести временных лет до нас не дошли ни в одном произведении. М. Д. Приселков их усматривает только в рассказе Слова о битве 1078 г. Автор Слова «хоронит» якобы Изяслава в св. Софии (а не в Десятинной церкви) потому, что подробности его похорон были опущены в источнике, которым он пользовался. Но позднее Ив. М. Кудрявцевым, как мы увидим, было доказано, что ошибочное место похорон князя появилось не в результате осмысления авторами Слова неполного текста летописи, а связано с Софийской 1 летописью. К тому же вообще этот текст, очевидно, не принадлежал творцу Слова.[Подробнее см. главу VII.] Принять гипотезу М. Д. Приселкова мешает и то обстоятельство, что в Слове обнаруживаются черты близости с Ипатьевской летописью не только в изображении событий, предшествующих походу князя Игоря, но и в описании событий 1185 г. и даже более поздних.
