— Насколько он близок? Он сумел открыть Пиксис? — резко спросила Шарлотта.
— Я… я не знаю. Не думаю, что он сумел.
— Таким образом, ты рассказывала Нейту все, а он тебе ничего. А что на счет Бенедикта? Почему он согласился тесно сотрудничать с Мортмейном? Я всегда знала, что он неприятный человек, но предать Конклав, это так не похоже на него.
Джессамин покачала головой. Она вспотела, ее волосы прилипли к вискам.
— У Мортмена есть что-то для него, что-то, что он очень хочет. Я не знаю, что это. Но он сделает все, чтобы получить это.
— Включая передачу меня Мортмейну, — сказала Тесса. Шарлотта смотрела на нее с удивлением, пока она говорила, и, казалось, вот-вот прервет ее, но Тесса продолжала дальше. — А что по поводу того, чтобы ложно обвинить меня в том, что я владею книгой по черной магии? Как это осуществят?
— Белая книга, — выдохнула Джессамин. — Я… взяла ее из закрытого чемодана в библиотеке. Спрятала ее в твоей комнате, когда ты вышла.
— Где в моей комнате?
— Шатающаяся паркетная доска, рядом с камином. — Зрачки Джессамина были огромными. — Шарлотта… пожалуйста…
Но Шарлотта была неумолима.
— Где Мортмейн? Он говорил с Нейтом о его планах по поводу Пиксис, по поводу автоматов?
— Я… — Джессамина сделала дрожащий вздох. Ее лицо было темно-красным. — Я не могу…
— Нейт не рассказал бы ей, — сказала Тесса. — Он знал, что ее могут поймать, и он думал о том, что она расколется под пытками и разболтает все.
Джессамина посмотрела на нее ядовитым взглядом.
— Знаешь, что?! Он ненавидит тебя, — сказала она. — Он говорит, что всю его жизнь ты смотрела на него с презрением, ты и твоя тетя со своими глупыми провинциальными нравоучениями осуждали все, что он делал. Всегда говорили ему, что он должен делать, не желая, чтобы он когда-либо добился успеха. Ты знаешь, как он называет тебя? Он…
— Мне плевать, — солгала Тесса, ее голос слегка дрогнул. Несмотря на все, слышать, что ее брат ненавидел ее больнее, чем она могла бы себе представить. — Он говорил, кто я? Почему у меня есть способности?
— Он сказал, что твой отец был демоном. — Губы Джессамин дернулись. — И что твоя мать была Сумеречным охотником.
Дверь тихо открылась, настолько тихо, что Магнуса, находящегося на грани сна и реальности, этот шум не разбудил. Он посмотрел вверх. Он сидел в кресле у камина, так как его любимое место на диване было занято Уиллом. Уилл с окровавленными рукавами рубашки спал тяжелым сном из-за наркотиков и лекарств. Его предплечье было перевязано до локтя, его щеки покраснели, свою невредимую руку он подложил под голову вместо подушки. Зуб, который Уилл вытащил из своей руки, лежал на столе рядом с ним, блестая, как бильярдный шар. Дверь в гостиную, находящаяся за ним, была открыта…
И там, в проходе под аркой, стояла Камилла. На ней был черный бархатный дорожный плащ, надетый поверх платья изумрудного цвета, который соответствовал цвету ее глаз. Ее волосы были собраны высоко на голове изумрудной гребенкой, и пока он наблюдал за ней, она снимала свои белые лайковые перчатки, нарочно медленно, одну за другой, и положила их на столик у двери.
— Магнус, — сказала она, и ее голос, как всегда, звучал как серебристые колокольчики. — Скучал по мне?
Магнус сел прямо. Свет от камина играл на блестящих волосах Камиллы, на ее гладкой белой коже. Она была необычайно красива.
— Я даже не предполагал, что ты почтишь меня сегодня своим присутствием.
Она посмотрела на Уилла, спящего на диване. Ее губы искривились.
— Ясно.
— Ты не отправила сообщение. Фактически ты не присылала мне сообщений с тех самых пор, как покинула Лондон.
— Ты упрекаешь меня, Магнус? — Камиллу казалось, забавляло это. Скользнув за диван, она наклонилась над спинкой, заглянув в лицо Уилла. — Уилл Герондейл, — сказала она. — Он прекрасен, не правда ли? Он твое новое развлечение?
Вместо ответа, Магнус скрестил свои длинные ноги перед ним. Камилла наклонилась ее ниже. Так что ее дыхание шевелило темные завитки волос на лбу Уилла.
— Могу я поцеловать его?
— Нет, — сказал Магнус. — Где ты была, Камилла? Каждую ночь, лежа здесь на диване, в ожидании услышать твои шаги в зале, я задавался вопросом, где же ты. Ты могла, по крайней мере, сказать мне.
Она выпрямилась, закатывая глаза.
— Ох, хорошо. Я была в Париже, чтобы купить несколько подходящих платьев. Столь необходимый отдых от драм Лондоне.
Наступила долгая тишина.
Затем:
— Ты врешь, — сказал Магнус.
Ее глаза расширились.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что это правда. — Он достал смятое письмо из своего кармана и бросил на пол между ними. — Нельзя отследить вампира, но можно отследить его помощника. Ты взяла Уолкера с собой. Было достаточно легко для меня разыскать его в Санкт-Петербурге. У меня есть информаторы там. Они сказали мне, что ты жила там с человеческим любовником.
Камилла смотрела на него, улыбка играла на ее лице.
— И это заставило тебя ревновать?
— А ты хотела, что бы я ревновал?
— Ca m’est egal, — сказала Камилла, кинув на французском, который она использовала, когда хотела по-настоящему его разозлить. — Мне все равно. Для меня все одно. У него не было ничего общего с тобой. Он был развлечением, пока я была в России, ничего больше.
— И сейчас он…
— Мертв. Таким образом, он вряд ли является конкурентом для тебя. Ты должен разрешать мне маленькие развлечения, Магнус.
— Иначе?
— Иначе я буду чрезмерно страдать.
— Поэтому ты рассердилась на своего человеческого любовника и убила его? — спросил Магнус. — А как же жалость? Сострадание? Любовь? Или ты не испытываешь эти эмоции?
— Я люблю, — сказала Камилла с негодованием. — Ты и я, Магнус, мы проверены вечностью, такая любовь не может быть понята смертными — это темное негасимое пламя против их краткого распыленного света. Какое тебе до них дело? Преданность — человеческое понятие, основанное на идее, что мы находимся здесь короткий промежуток времени. Ты не можешь требовать моей верности целую вечность.
— Как глупо с моей стороны. Я думал, я могу. Я думал, что могу, по крайней мере, ожидать честности от тебя.
— Ты смешон, — сказала она. — Ребенок. Ты ожидаешь от меня морали, присущей людям, когда я не человек, так же как и ты. Несмотря ни на что, ты практически ничего не можешь поделать с этим. Мне никто не будет диктовать условия, особенно не какой-то полукровка. — Это было оскорбительное слово от нечисти для колдуна. — Ты предан мне. Ты сам так сказал. Твоя преданность должна просто вытерпеть мои увлечения, и тогда мы отлично поладим. Если нет, я брошу тебя. Я не думаю, что ты хочешь этого.