— А шеф? — спросил я.
— Он изучает ваши отчеты.
Годовые кольца морщин на худой шее доктора Хэссопа пришли в движение:
— У нас нет рукописи, Эл. У нас нет ни одного живого свидетеля. У нас нет ничего, что помогло бы правильно разобраться в событиях на вилле “Герб города Сол”.
— А Беллингер?
— Он знает только то, что знает. — Доктор Хэссоп раздосадованно моргнул. — И я не могу на него давить. Он даже содержание своего романа не помнит. По крайней мере так утверждает. Черт возьми, мы опять потеряли нить.
— Опять? — удивился Берримен. — Что значит опять? Мы уже сталкивались с чем‑то подобным?
— Конечно. Вспомните Герберта Шеббса. — Доктор Хэссоп досадливо покачал головой. — Вы ведь и Шеббсу позволили умереть.
— А–а-а… — протянул Джек. — Алхимики…
— Ты так произносишь, Джек, будто мы гоняемся за средневековыми сумасшедшими. Разве я не объяснял, что, в сущности, любой человек, активно ищущий смысла в своем существовании, может считать себя алхимиком?
Мы дружно кивнули, но Джек не удержался:
— Не слишком ли просто?
— Не серди меня, Джек. Я недоволен вами. Нам нужен был живой человек, которому можно задавать вопросы. Но такого человека нет. И рукописи нет. И Беллингер потерял память.
— Те, в кого мы стреляли, не походили на людей, охотно делящихся секретами.
Доктор Хэссоп сухо взглянул на меня:
— Ладно. Не будем об этом. Вернемся к тому, что можно обсуждать. Что интересовало нападающих? Как ты думаешь?
— Наверное, они хотели убедиться, что Беллингер мертв. Ведь рукопись они получили.
— Значит, ключ в рукописи?
— Наверное, — неохотно признал я. — Мне помешали переснять весь текст. Но я успел заглянуть в конец рукописи. Этот датский промышленник Мат Шерфиг сделал все, чтобы привести немца в Ангмагсалик и сдать в руки властей, и все же… На полпути он повернул… И не куда‑то, а на метеостанцию, поставленную лейтенантом Риттером на острове Сабин…
— Может, лейтенант обезоружил датчанина?
— Не уверен.
— А злые духи?
Я усмехнулся.
— Хорошо, — нахмурился доктор Хэссоп. — Беллингер как‑то отреагировал на нападение? Он ждал чего‑то такого?
Я пожал плечами:
— Не знаю, что и сказать. Иногда я почти уверен, что он ждал чего‑то такого, но потом начинаю сомневаться. Он ведь собирался отдать рукопись своему агенту. А мистер Ламби нашел ему подходящее место обитания — в горах, при озере. Думаю, ключ все‑таки в рукописи. Может, как раз в решении Мата Шерфига пойти с немцем… Видимо, существует еще какой‑то комментарий, так что вам все равно придется надавить на старика. — Я взглянул на доктора Хэссопа. — Не хочу усложнять, но Беллингер действительно укладывается в вычисленную вами цепочку. Сол Бертье, Памела Фитц, Голо Хан, Мат Курлен… Кто там еще?
— Беллингер жив, — возразил Берримен.
— Только благодаря нам… Но само это уединение… Он никого не принимал и никогда сам не подходил к телефону…
— Можешь не продолжать, Эл, — сухо прервал меня доктор Хэссоп. — Иногда до тебя что‑то доходит, но задним числом. Рядом с нами действительно живут люди, проявляющие повышенный интерес ко всему, что выходит за рамки, скажем так, сегодняшнего дня. Они много знают. Очень много! Похоже, они ведут сознательный отбор того, на что мы, в силу своей врожденной или благоприобретенной ограниченности, не обращаем внимания. Мы могли иметь рукопись Беллингера, но взялись за дело недостаточно ловко. Я не виню тебя, Эл, ты все делал правильно, но иногда следует прыгать выше головы. Там что‑то есть непонятное в этой рукописи! Это несомненно. Он ведь не из оптимистов, наш Беллингер. Не поленитесь, перелистайте на досуге “Поздний выбор”. Старик всегда сомневался, верной ли дорогой идет человечество, или, уточним, наша цивилизация. Может, в новом романе он нашел какой‑то особый ответ, какой‑то убеждающий, может, даже устрашающий ответ? В “Позднем выборе” он утверждал, что мы, сами того не понимая, спустили с тормозов ряд смертельных конфликтов. Он утверждает, что наша цивилизация обречена, что мы катастрофически теряем приспособляемость. Может, он сам захотел, чтобы его рукопись досталась тайному союзу, о существовании которого он догадывался. Кто поручится, что такого союза не существует? Кто поручится, что не существует тайного архива, в котором консервируются работы, признанные кем‑то, поднявшимся над нами, совершенно несвоевременными? Роман Беллингера тоже мог показаться кому‑то несвоевременным. Я действительно начинаю думать, что некий тайный союз играет в жизни нашей цивилизации гораздо большую роль, чем нам может казаться…
Доктор Хэссоп замолчал, и на меня явственно дохнуло холодком, пронизывающим до костей. Я будто увидел взметнувшуюся снежную пыль. Она скрыла очертания кабинета, гравюры на стенах, книжные шкафы, густо припорошила скалы, бегущих собак. Она текла и текла куда‑то вверх, в бесконечность — стремительными извилистыми реками, извивающимися ручьями, нежная смутная пелена, пропитанная ядом и проклятиями Торнарсука.
“И все вокруг сразу приобрело бледно–серый линялый оттенок…”
Кажется, так.
Я покачал головой.
Нет, доктор Хэссоп не безумец, он действительно нащупал какую‑то тропу. Он видит дальше, чем я или Джек.
— Думаю, ты прав, Эл. Старик ждал визита. Он ждал гостей, которые освободили бы его от собственных, видимо, не слишком веселых прозрений. Я сужу по отношению Беллингера к миру. Я более или менее наслышан об этом от самого старика. Мораль — изобретение чисто человеческое, она условна. Создавая машину, мы только думаем, что создаем машину. На самом деле мы выступаем против природы, создавшей нас. В конце концов, должна существовать некая идея, объясняющая все, правда? Может, кто‑то уже подходил к ней. Может, это грозило опасностью для человечества. Тогда исчезновение Курлена или Сауда Сауда, исчезновение Бертье или Беллингера — только на руку будущему. Но я хочу знать, кто входит в тайный союз! Что это за люди? А если не люди, то тем более!
Белая пелена снова скрыла от меня очертания кабинета.
Ледяной ветер, угрюмый снегопад, промерзшее до дна озеро.
Я хорошо помнил, что Беллингер прямо указывал — озеро промерзло до дна.
На отшлифованный ветром лед медлительно падали вычурные снежинки. Сцепляясь нежными кристаллическими лучиками, они образовывали странные фигуры — тайнопись злого духа Торнарсука. Мог ли прочесть эту тайнопись датчанин, только что накормивший ядовитой медвежьей печенью плененного немца? Мог ли прочесть такую тайнопись лейтенант Риттер, считавший, что в Дании все миссис — Хансены?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
