Они с Олином всегда неплохо ладили. Де’Уннеро знал: тому вряд ли придутся по душе недавние события, произошедшие в церкви. Олин с радостью воспринял сожжение магистра Джоджонаха. Вдобавок еще по прежней Коллегии аббатов Де’Уннеро убедился, что Олин и настоятельница Деления не являются друзьями Бурэя.
По дороге на юг, рассуждал Де’Уннеро, он сумеет затеять нужные разговоры и разжечь нужные чувства. Естественно, это усилит брожения и в народе, и внутри церкви. Но разве это церковь? Разве можно назвать орденом Абеля кучку слюнтяев? Кого они пытаются сделать героями? Убийцу и еретика Эвелина Десбриса? Джоджонаха, вероломно предавшего Санта-Мир-Абель? Пусть начнутся брожения, но они лишь облегчат положительные сдвиги.
Начиная с ранней юности Маркало Де’Уннеро был политиком до мозга костей. Он понимал последствия избираемого им пути. Понимал он и другое: если бы не сопротивление Бурэя и Фрэнсиса, Браумин Херд со своими умниками давно бы раскололи церковь Абеля. Де’Уннеро поведет войну честно и беспощадно. Если понадобится, он сожжет Санта-Мир-Абель дотла, для того чтобы обитель вновь возродилась из пепла.
Прежде чем зайти к Фрэнсису за заданием, Де’Уннеро спустился в подземелье, где находились хранилища древних книг и свитков. Там он разыскал и спрятал под сутану несколько листов очень редкой морской карты.
Всего несколько дней назад Де’Уннеро, полный надежд, входил в монастырские ворота. Теперь он покидал Санта-Мир-Абель, исполненный решимости, и шаги его были еще более уверенными и твердыми.
* * *
Стоя на монастырской стене, магистр Бурэй провожал глазами удалявшегося Де’Уннеро. Его собственные раздумья о церкви в это утро не сильно отличались от мыслей этого человека, хотя он и считал его врагом. Ведь это правда — избрание Агронгерра виделось Бурэю сигналом к началу возрождения церкви. Агронгерр обладал кротостью и состраданием, в чем как раз и нуждалась истерзанная церковь. Когда Бурэй заявил Де’Уннеро, что вангардец — именно тот человек, который сейчас им всем необходим, он произнес это искренне и без какого-либо скрытого политического умысла.
Все казалось логичным и очевидным. Бурэй не сомневался, что большинство настоятелей и магистров займут такую же позицию и выборы пройдут достаточно легко.
Но когда Фио Бурэй отважился заглянуть чуть дальше, перед его мысленным взором возникла странная картина: громадное живое сообщество, именуемое церковью Абеля, чем-то напоминало гигантского хищного зверя, притаившегося в кустах и готового выпрыгнуть оттуда.
И вновь мысли однорукого магистра текли в том же направлении, что и мысли его заклятого врага Де’Уннеро. Фио Бурэй отнюдь не был уверен, что ему хочется удержать этого зверя от прыжка.
ГЛАВА 17
КРАЖА У СТАРОГО ДРУГА
— А-а-а! Приделай ее назад! Верни мне руку! — ревел Сеано Беллик.
Он упал на колени, сжимая другой рукой окровавленную культю. Отрубленная кисть валялась от него в нескольких футах. Мертвые пальцы все еще сжимали рукоятку топора.
Пони равнодушно прошла мимо.
— Белли’мар Джуравиль! — позвала она. — Ты здесь? Или это кто-то другой из народа тол’алфар? Я ведь знаю ваши стрелы!
— О чем ты, девонька? — удивился Белстер О’Комели, выходя из-за повозки.
— Моя рука! — скулил Сеано. — Поставь ее обратно, слышишь! Прошу тебя, призови свою магию!
— Я не в состоянии приделать твою кисть обратно, — резко ответила Пони, брезгливо сморщившись.
— Ты должна!
— Такой магии не существует! — отрезала Пони.
Она с трудом удержалась, чтобы не подойти и не ударить этого ублюдка по лицу.
Сеано Беллик жалобно скулил. Здоровой рукой он потянулся к отрубленной кисти, но не успел коснуться ее, как резко отдернул руку и вновь обхватил культю. Иного выхода у него не было: кровь из раненой руки хлестала не переставая.
— Я истекаю кровью! — кричал несостоявшийся грабитель. — Ты убила меня! Ведьма! Ты убила меня!
Белстер подошел к Пони, и они оба поглядели на Сеано.
— Что будешь делать? — спросил Белстер.
Пони стояла неподвижно, не проявляя намерений взяться за самоцвет или наложить повязку. Она просто стояла и смотрела, как из Сеано Беллика вытекает кровь.
— Пони! — окликнул ее Белстер, удивленный таким поведением.
— Истекаю кровью, — скулил Сеано ослабевшим, рыдающим голосом.
— Я думаю, что Белли’мар Джуравиль или кто-то из его соплеменников непременно где-то рядом, — сказала Пони, отворачиваясь от Сеано. — Того негодяя уложила стрела эльфов. Она вонзилась ему прямо в правый глаз.
— Что будет с ним? — спросил Белстер, указывая на Сеано.
— Неужели я недостоин твоей помощи, добрая женщина? — упрашивал Сеано. — Тогда ты скажи, — обратился он к Белстеру.
— Ты собираешься судить тех, кто нуждается в помощи? — серьезно спросил у Пони Белстер, но увидел лишь ее спину, ибо Пони, задрав голову, разглядывала ветви деревьев, надеясь хотя бы мельком увидеть Джуравиля.
Тем не менее вопрос больно задел Пони, и она в ярости обернулась.
— Я не собираюсь говорить, как тебе себя вести, — объяснил трактирщик. — Я спрашиваю, а ты думай сама. Этому человеку нужна твоя помощь, причем срочная. Ты можешь ему помочь. Разве ты лечишь только тех, кого считаешь достойными?
— Ты считаешь, я отсекаю пальцы, чтобы затем приставлять их обратно? — ответила она вопросом на вопрос.
Белстер пожал плечами.
Он не ответил, но заданный им только что вопрос красноречиво свидетельствовал о мнении трактирщика. Перед Пони будто возникло зеркало, отражавшее ее лицо, перекошенное гневом.
Сейчас от ее решения зависела жизнь Сеано. Впрочем, не его одного. В ее руках находился самоцвет — дар Бога. Но давал ли он ей право самой играть роль Бога и судить, кто достоин казни, а кто — помилования? Игра во всемогущество показалась ей нелепой, и Пони едва не рассмеялась вслух. Она взяла камень души и направилась к Сеано.
Прежде чем слиться с магией камня, она посмотрела раненому прямо в глаза и холодно сказала:
— Если когда-нибудь ты вновь попытаешься меня обокрасть, если осмелишься причинить вред мне, моим друзьям и вообще любому честному человеку, я выслежу тебя и сражусь с тобой вторично. Запомни: сейчас мой самоцвет не может поставить назад твою отсеченную кисть, и точно так же он не сможет поставить назад твою отсеченную голову.
Пони вошла в глубины камня и быстро залатала кровоточащую рану Сеано.
— Что скажешь, Джуравиль? — крикнула она, поворачиваясь к дереву. — Стал бы народ тол’алфар оказывать подобное милосердие?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
