Мы предложили бы господам пацифистам, направляющимся в Вашингтон, захватить с собою этого старика с грязной бородой и гноящимися глазами. Он был бы сейчас очень уместен в Белом Доме. Президент Вильсон получил бы счастливую возможность разъяснить своему согражданину, какие именно его «международные права» и какую именно его «национальную честь» собираются охранять армия и флот Соединенных Штатов. Какая благодарная тема для медоточивой профессорской риторики президента!
Нужно только, чтобы старик не забыл захватить с собой в путь окаменелую ковригу, которую он нашел в сорном ящике – рядом со свечным огарком и дырявой подошвой…
«Новый Мир» N 926, 3 марта 1917 г.
Л. Троцкий. КТО ОТГАДАЕТ?
В Нью-Йорке выходит, как известно, несколько немецких буржуазных газет. Совершенно натурально, если американские немцы отдают в европейской войне свои так называемые симпатии центральным державам, и столь же натурально, если эти симпатии находят свое выражение на страницах немецко-американской буржуазной прессы. В течение всего времени войны немецкий Тряпичкин макал каждый день перо в чернильницу и выводил патриотические вавилоны: о коварстве англичан, о продажности французских политиков и о высоких нравственных качествах больших и малых Бетман-Гольвегов. Иногда Тряпичкин лютеранского исповедания совершал маленький плагиат{25}: переводил потихоньку статью из лондонской или парижской газеты, ставил везде вместо кайзера «русский царь» и сдавал в набор. Сходило прекрасно, ибо патриотический Тряпичкин – совершенно интернациональный тип, и под какими бы градусами географической широты он ни находился, на каком бы языке ни писал, какому бы хозяину ни служил, – у него всегда одни и те же мысли и один и тот же стиль.
Все шло прекрасно до 3 февраля,[287] т.-е. до момента разрыва дипломатических сношений с Германией. Лихорадочная волна, начавшись у темени, прошла по спине Карла Тряпичкина, спустилась ниже колен и сосредоточилась в пятках. «Что же теперь будет? – спросил он себя с почти предсмертной тоской. – Ведь теперь я рискую оказаться на положении государственного изменника!». Тряпичкин, разумеется, прежде всего трус, а уже во второй линии, так сказать, публицист.
– Послушайте, Карл, – раздался вдруг голос шефа, вызвавший Тряпичкина из мучительного раздумья, – напишите на завтра статью на тему: «Сладко и почетно умереть за отечество»{26}.
– За… за… за какое отечество? – спросил Тряпичкин. – Т.-е. за какое из двух: за германское или за американское?
– Вы болван, мой друг, – ответил кротко шеф. – То отечество далеко, а это близко.
Тряпичкин понял и просиял. «Все американские граждане, – писал он, – и мы, немцы, в первую голову должны сплотиться вокруг нашего президента и защищать наше отечество до последней капли крови…». И после этого он, почувствовав прилив жизнерадостности и аппетита, отправился ужинать.
– Вот они, буржуазные патриоты! – негодующе восклицал на собрании социалистический оратор; и он изложил подробно политические похождения Тряпичкина. – Мыслимо ли было бы, – так закончил он, – что-либо подобное в социалистической прессе?
– Увы, мыслимо! – раздался голос из угла. – Я знаю одну «социалистическую» газету, которая изо дня в день славила подвиги немецкого меча – «рубит направо и налево», – совершенно как немецкий Тряпичкин, – а затем призвала пролетариев отдать свою кровь, и притом «до последней капли», во славу американского меча!!.
– Какая это газета? – спросили с разных сторон.
В самом деле, какая это газета, читатель? Может быть, кто-нибудь отгадает?
«Новый Мир» N 929, 7 марта 1917 г.
Л. Троцкий. ДЛЯ ЧЕГО АМЕРИКЕ ВОЙНА?
По имени Соединенные Штаты считались нейтральной страной, но, на деле они вели открытую войну на стороне союзников – Англии, Франции, России и Италии. Это знают все. Америка непрерывно снабжала союзников боевыми припасами, и ее «симпатии» к французам и бельгийцам были почти так же высоки, как ее барыши. Американский капитал готов был бы, разумеется, обслуживать обе воюющие стороны: продавать немцам снаряды против французов, а французам против немцев. Это была бы для капитала идеальнейшая «нейтральная» политика. Пушки, симпатии и снаряды были бы тогда, несомненно, распределены поровну между обоими воюющими лагерями. Но Англия установила блокаду Австро-Германии. Путь к центральным империям оказался отрезан. Если бы Вильсон захотел тогда поступать так, как поступает теперь, он должен был бы во имя «свободы морей» порвать дипломатические сношения с Англией и вообще с союзниками. Но в таком случае американская промышленность оказалась бы сразу отрезана от обоих лагерей. Соединенные Штаты отступили поэтому перед английской блокадой (это и был вильсоновский «пацифизм»), и американский капитал получил возможность наживать бешеные барыши под флагом нейтралитета. Но вот в конце января Германия объявила подводную блокаду против всех своих врагов. Если бы германская блокада была так могущественна, чтобы не только отрезать Америку от союзников, но и открыть дорогу американским товарам к австро-германским берегам, тогда американские капиталисты примирились бы с новым положением и всю амуницию, которую они заготовили по заказам из Лондона, стали бы отправлять на Берлин. Все «симпатии» перешли бы на сторону немцев, которые де защищают Европу от русского варварства. И Вильсон продолжал бы носить халат пацифиста. Но об этом нет и помину. Работа австро-германских подводных лодок достаточна, чтобы расстроить сношения Америки с союзниками, но она совершенно бессильна открыть перед американским капиталом австро-германский рынок. В результате двух блокад Соединенные Штаты оказываются отрезаны от обоих лагерей. Что же остается? Перейти на действительно нейтральное положение, приостановить вывоз амуниции? Но это означало бы не только утрату колоссальных барышей, но и нечто большее. За эти два с половиной года войны американская промышленность внутренно совершенно перестроилась. Вместо того чтобы создавать для людей предметы потребления, американский капитал стал создавать, главным образом, орудия истребления. Неисчислимые производительные силы и средства (сырой материал, рабочая сила, машины) сосредоточены теперь в военной промышленности. Прекращение вывоза в Европу означает поэтому небывалый кризис всего капиталистического хозяйства. Многочисленные заводы, выделывающие амуницию, и еще более многочисленные предприятия, поставляющие для них сырой материал, машины и полуфабрикаты, вынуждены будут сразу приостановить работу. Важнейшие биржевые бумаги сразу упадут в цене. В мире капитала воцарятся стенания и скрежет зубовный. Первые признаки такого кризиса наблюдаются уже сейчас. Пароходы не отходят. Гавани запружены. Товары скопляются на пристанях. Вагоны не разгружаются. Но это только цветочки – ягодки впереди. Биржа томится зловещими предчувствиями. Финансовый капитал нервничает. Заправилы трестов требуют решительных действий. Вильсон снимает свои пацифистские туфли и примеривает военные ботфорты. Но чем же поможет вмешательство Соединенных Штатов в войну? Ведь немецкие подводные лодки не сметешь с моря газетными статьями и патриотическим горлодерством? Если могущественный английский флот не может обеспечить «свободы морей», то американские военные корабли тем менее способны совершать чудеса. Стало быть, при открытом вмешательстве в войну американская военная промышленность все равно останется отрезанной от европейского рынка.
Это, разумеется, бесспорно. Но зато для американских амуниционных заводчиков будет сразу открыт колоссальный новый рынок: в самой Америке.
В этом узел всего вопроса. Обслуживание европейской войны привело к созданию в Соединенных Штатах вавилонской башни военной промышленности. Теперь эта башня возвышается над биржей, над Белым Домом президента, над парламентом, над совестью газетчиков. Если нет возможности вывозить в Европу орудия истребления, то нужно, чтобы за них платила сама американская республика. Нужно в кратчайший срок создать свой собственный милитаризм. До сих пор американский амуниционный капитал наживался на счет европейской крови. Теперь он собирается, подобно европейскому капиталу, чеканить прибыль из мяса и крови собственного народа. Какой характер будет иметь война со стороны Соединенных Штатов – это вопрос особый, и он еще не ясен сегодня самим вашингтонским заправилам. Но война им необходима. Им нужна «национальная опасность», чтобы обрушить на плечи американского народа вавилонскую башню военной индустрии.
«Новый Мир» N 931, 9 марта 1917 г.
Л. Троцкий. ЗАТРУДНЕНИЯ ЧИТАТЕЛЯ
Имея склонность к чтению газет, я решил познакомиться с «беспартийной» русской прессой в Нью-Йорке. В газете «Русский Голос»[288] я нашел вчера статью Ивана Окунцова под названием «Америка не будет воевать». – Вот это хорошо, – подумал я и взглянул в конец статьи: «Соединенные Штаты не станут воевать, страна спасена от кровавого кошмара, останется непролитой американская кровь». Крайне утешительная весть, – только откуда все это так досконально известно г. Окунцову? Коллега по редакции сообщил мне, что у г. Окунцова серьезнейшие дипломатические связи: жена его дженитора состоит кумой швейцара при уругвайском консульстве в Нью-Йорке. Это, конечно, источник надежный, что и говорить. Но г. Окунцов на него почему-то не ссылается. Он просто доходит до этого вывода своим умом, подобно своему почтенному предшественнику Тяпкину-Ляпкину. "Воол-Стрит[289] не хочет воевать", сообщает г. Окунцов – и, подчиняясь Воол-Стрит, «Сенат неожиданно для всех сказал свое положительное (!) нет». А ведь, пожалуй, подумал я, кума уругвайского швейцара несолидная женщина и ввела г. Окунцова в заблуждение. Сенат вовсе не говорит «нет», а Воол-Стрит именно ведь и толкает страну к войне.
