Я наорала на слонов и оставила их восстанавливать разрушенное, а сама тем временем принялась думать о другом.
Завтра — да нет, уже сегодня! — мы выйдем из зоны телепортационного запрета. И зачем Лерикас он сдался?.. Можно будет позвать элементаль, пускай новости расскажет. Как там Полин? Что близнецы без меня поделывают? А Хельги, а Генри, а Валентин де Максвилль? Нет, мы об этом думать не будем!
Завтра, завтра… сегодня то есть… Интересно, какая она — эта Башня Дальней Любви…
Слоны тем временем починили перегородку и терпеливо ждали, когда я про них вспомню. На пятнадцатой паре я уснула.
Наутро распогодилось, день обещал быть жарким. Через пару часов мы наткнулись на тропинку и дальше пошли по ней — я тихо радовалась, потому что прогулки по нехоженому лесу мне изрядно надоели. Солнечная ладья медленно плыла по небу, и я загадала — когда она встанет над вон той далекой сопкой, Эгмонт уже закончит строить телепорт.
Внезапно послышалось хлопанье крыльев; я подняла голову и чуть не получила по носу длинным, черным с прозеленью хвостом. Над нами пронеслась донельзя наглая сорока; впрочем, сперва я увидела только черно-белый росчерк, а рассмотрела птицу, лишь когда она опустилась на закачавшуюся еловую лапу.
— Нахалка какая, — пробормотал Сигурд. У оборотней сорок тоже не особенно уважали. — Кыш!
Сорока переступила по ветке розовыми лапами и повернула голову. Блеснул круглый черный глаз. «Это не птица, это птиц», — мелькнула странная мысль.
Сорок открыл клюв, но вместо стрекотания совершенно по-человечески прокашлялся.
— Магистр Рихтер, — сухо сказал он, — у меня крайне мало времени, но я обязан выполнить свой профессиональный долг. За вами следует Тьма. Мне неизвестно, каково ее имя, кто ее выпустил, следовательно — я не могу сказать, как с ней бороться. Но кто предупрежден, тот наполовину вооружен. Будьте осторожны.
— Передайте мою благодарность конунгу, Эрик, — еще суше и официальнее ответил Эгмонт. Он был совершенно невозмутим — можно подумать, каждый день сороки разговаривают!
— Непременно, — кивнула птица, а через мгновение в ней что-то неуловимо изменилось. Застрекотав, она взлетела и скрылась среди деревьев.
— Что это было, Эгмонт? — не утерпела я.
— Сеанс магической связи. Это, адептка Ясица…
— Знаю-знаю, — закончила я, — на пятом курсе.
Повисло молчание. Я ждала, когда маг и волкодлак зададут вопрос: о какой такой Тьме говорил аррский некромант? И тогда мне придется рассказывать о том, что следит за мной, о том, что чуть не догнало нас с Полин… Так это из-за меня мы все в опасности?
Тогда нужно рассказать, конечно. Но до чего же не хочется, о боги! Можно хотя бы не сейчас, а? Вечером, на привале… то есть в эльфийском дворце?
— Ладно, — нарушил тишину Сигурд. Почему-то он прятал глаза. Я глянула на Эгмонта — то же самое. — Пойдем, что ли. Еще немного осталось.
7
В дверь стучали, и, похоже, достаточно давно. Эрик Веллен открыл глаза и потратил несколько секунд на то, чтобы приноровиться к человеческому зрению. За это время он узнал о себе много чего интересного — Сим отличался любовью к точным формулировкам, особенно когда поблизости не было конунга.
Некромант бросил взгляд на дотлевающую кучку, в которой никто не узнал бы отличный амулет-преобразователь (двенадцать золотых; полторы недели…), но тут раздался жалобный треск: стул не выдержал. Дверь распахнулась, и в комнату влетел разъяренный кошкодлак. Для его праведного гнева тут было слишком мало места, поэтому Сим нарезал несколько кругов, рыкнул на портрет Ансегизела Мудрейшего и, сжав кулаки, сквозь зубы процедил:
— Придворный маг аррского конунга! И долго ты собираешься сидеть здесь и пялиться в огонь? Я… я долблюсь сюда уже полтора часа, все дятлы обзавидуются! Мрыс эт веллер! Я же не птицедлак, в конце концов!
«Полторы минуты», — привычно перевел Эрик.
— Конунг меня звала?
— Нет! Это я развлекаюсь! Соскучился, понимаешь! — Тут взгляд Сима упал на оплавленную массу в жаровне, и тон его изменился. — Ты что, колдуешь втихомолку?
— Нет, — язвительно сказал Эрик. Он страшно устал, и Сим начинал его раздражать. — Я закрылся на стул, чтобы в одиночестве полюбоваться на Ансегизела Мудрейшего.
Кошкодлак с сомнением осмотрел портрет.
— Ага, как же… — Он опять глянул на жаровню. — А ты вообще… Ладно, понял, это твое дело! Но конунг хотя бы знает?
— Тебя это не касается, — отрезал некромант. «И конунга тоже», — подумал он, но говорить не стал.
Зрение, кажется, перестроилось, насчет остального не стоило и думать: амулет был очень хорош, его хватило до самого конца разговора. Он встал, придержавшись за стол, и пошел к двери. Сим двинулся следом.
— Слушай, — почти миролюбиво сказал кошкодлак, когда они зашагали по коридору. — Давно хотел тебя спросить…
Насколько Эрик знал жизнь, «давно» у Сима означало максимум пять минут.
— Что это значит: прервать телепорт?
8
Эгмонт долго возился с телепортом, разложив перед собой с десяток амулетов и вычерчивая в воздухе самые разные знаки. Я попыталась помочь, выслушала краткое: «Брысь отсюда!» — и обиженно сопела до самого конца. Сопение сопением, но и посматривать на телепортационную решетку я не забывала. Там, у эльфов, если найдется свободный часик, нужно будет позаниматься по «Справочнику». Или пускай Эгмонт меня потренирует — учитель он или кто?
Контуры телепорта отливали радужным, в точности как опаловая башня в том сне. Я сочла это хорошей приметой и, ступая в телепорт, не стала закрывать глаз.
Мир исчез, растворившись в безоглядной темноте. Секунда, другая, третья… на моей памяти это оказалась самая длинная телепортация, и мне скоро стало скучно. Я развлекалась мыслью о том, что в эльфийском лесу нужно непременно выяснить, правда ли слово «эйквернет», так любимое близнецами, означает «достойный старший товарищ, мудрый друг». Они очень рекомендовали использовать его в личном общении с преподавателями, но сами почему-то стеснялись. Ну и много чего еще надо узнать!..
На этой мысли телепортация завершилась — как всегда, мягко. Даже слишком мягко, наверное.
Мы стояли посреди огромного возделанного поля. Куда ни падал взгляд, всюду зеленели низкорослые бодрые кустики, усеянные маленькими белыми, розовыми и сиреневатыми цветками. Под ногами почавкивала жирная земля.
— Картошка! — ошарашенно констатировал Сигурд.
Я только плечами пожала. Какие нынче пошли интересные эльфийские леса!
Рихтер не отрываясь смотрел куда-то вдаль. На фоне курчавых облаков виднелся небольшой дворец — этакая летняя резиденция. Архитектура была изящная, но никак не эльфийская, да и башенок, пускай и декоративных, я насчитала штук шесть.
— Это, стало быть, и есть Башня Дальней Любви? — со странным выражением спросил волкодлак.
— Эгмонт… — медленно сказала я, заподозрив неладное. — Только не говори, что это твой фамильный замок! Это же… это… Донжон куда дели?!
«Снесли к лешему!»
— Нет, — обреченно произнес маг. — Все гораздо хуже. Это владения барона Хенгернского.
Мы с Сигурдом недоумевающе переглянулись.
— Мужа моей матери, — закончил мысль Эгмонт.
Глава шестая,
в которой продолжается вечная тема отцов и детей, винные погреба барона Хенгернского подтверждают свою заслуженную славу, а Поль Цвирт наконец получает шанс выполнить задание Магистра Эллендара
1
Картофельное поле было огромным, но небесконечным. Мы шли след в след, стараясь как можно реже наступать на цветущие кустики. Шесть сапог почавкивали в унисон, и за нами тянулась цепочка отчетливых, глубоко пропечатавшихся следов.
Наконец мы добрались до изгороди — разумеется, живой и довольно колючей. Она тоже цвела и благоухала; вокруг синих цветков вились три или четыре бабочки. Сперва я восхитилась, потом случайно укололась и преисполнилась искреннего патриотизма. Все не так в этих Западных Землях! То ли дело у нас в Лыкоморье! Был бы здесь покосившийся заборчик из серого от дождей горбыля — не перепрыгнули бы, так уронили, все едино разницы никакой!
Перепрыгивать это колючее великолепие было себе дороже. Дружно чавкая сапогами, мы прошли почти по всему периметру поля и нашли небольшой прогал в изгороди. Самое грустное, что буквально в десяти шагах начиналась цепочка знакомых следов.
Изгородь была невысокая, но верхние ветки накрепко переплелись над прогал ом, образовав самую настоящую арку. Я-то прошла без особых проблем, а вот Сигурду пришлось сложиться едва ли не вчетверо. Очевидно, все здешние воры были ребята габаритные, выросшие на свежем воздухе и парном молоке.
Про молоко я вспомнила не просто так — рядом знакомо позвякивали колокольчики. Невдалеке, на зеленом лугу у леса, прогуливалось пять коров: шоколадные, с белоснежными пятнами (мылом их моют, что ли?), не очень большие, зато — даже отсюда видно — молочные. Я сглотнула слюну и с тоской вспомнила о пустой фляжке.
