Игорь Чубаха
За пригоршню астрала
мистерн
Книга публикуется в авторской редакции.
Все заклинания и ритуалы изменены, всякое совпадение случайно.
Лицо, нарушившее любые авторские права по данной книге, подпадает под Третий Вид Латентного Проклятия.
ФРАГМЕНТ 1
ГЕКСАГРАММА ГУАНЬ
«СОЗЕРЦАНИЕ»
УМЫВ РУКИ, НЕ ПРИНОСИ ЖЕРТВ[1]
Понедельник. Луна в Козероге. Восход Солнца – 7.23, закат – 17.03. Приснившееся ночью не сбывается и никакого значения не имеет. Овнам в конце месяца рекомендуется умерить активность и заняться личными делами. Многие кармические системы Азии рекомендуют в этот день выбирать дороги на Север и Запад, а не на Юг и Восток.
Двор был типичным для центра Питера. Сырой и грязный. На фоне непрозрачно-серого неба зло шелестели под пронизывающим ветром почти осыпавшиеся узловатые тополя. Жирная черная вода в лишаях колдобин там и сям отражала ядовито-оранжевые прямоугольники проснувшихся окон.
Патрульная машина с не заглушенным двигателем стояла в пяти метрах от группы людей. Серо-фиолетовых в серо-фиолетовом утреннем сумраке. Таким же серо-фиолетовым казался огромный мусорный контейнер за их спинами. Несколько сорванных ветром листьев прилипло к его шершавым бокам.
Шофер не позаботился выключить мигалку машины, и мечущийся по кругу кислотно-голубой холодный свет то окатывал стынущих людей, припечатывая к трещинам асфальта уродливые кособокие тени, то прошивал черные закоулки двора. Утренний озноб забирался под куртки и плащи. Кислая вонь от контейнера щекотала ноздри.
– Да выруби ты мигалку! – сипло крикнули шоферу, не особенно заботясь, что разбудят еще не продравших глаза жильцов ближайшего дома. – Ни фига ж не видно!
Но дискотечное пятно продолжало плясать – наверное, шофер закемарил в тепле салона.
Жалобно тявкнула и завыла жмущаяся к ногам хозяина собачонка. Ее хозяин маялся в сторонке. И любопытно, и колется.
Группа состояла из пяти человек – еще не прозевавшихся, но уже злых. На осень, на погоду, на свою дурацкую работу.
– У меня для тебя две новости. Одна хорошая, одна плохая, – передвинув на две трети скуренную и на треть обслюнявленную сигару в угол рта, сказало одно должностное лицо, в высокой шляпе, другому. Его светло-коричневое драповое пальто в проблесках «мигалки» казалось чуть зеленоватым. Ветер хватал за полы, норовя пробраться под драп и там согреться. Но, несмотря на холод, должностное лицо стояло, по-ковбойски широко расставив ноги.
– Ну? – заинтригованное облачко пара поглотил сумрак.
– Горло – сплошная рана. А кровищи вокруг, как кот... наплакал.
– А какая хорошая? – лениво, сквозь зубы процедило второе лицо.
– Это и была хорошая.
Особо резкий порыв ветра чуть не сорвал шляпу, и ее обладателю пришлось, выбросив руку из рукава, ухватиться за фетровое поле. Шляпу он поймал профессионально ловко, как карманника на кошельке.
– Опять серия, – не улыбнулось на штатную шутку лицо без шляпы. – Кто труп обнаружил? – Лицо явно еще не успело настроиться на рабочий лад после блаженных выходных. Не хотелось лицу ни улики коллекционировать, ни свидетелей опрашивать. Пар-р-ршивая служба.
– Дворничиха. Вон у стенки мнется, – ответ прозвучал тоже без энтузиазма.
Который без шляпы посмотрел. Дворничиха была в наличии. И он уже собрался, бряцая подковками, направиться к ней – до приезда экспертов задать пару-тройку скучных вопросов, – но тут к группе, отважно ступая (лужи там или не лужи), под ноги не глядя, приблизилась распатланная восьмидесятилетняя мегера в накинутой поверх домашнего халата фуфайке.
– Кто тут старший? – требовательно спросила старуха. В руке намертво зажато ведро с мусором. Глаза жадно косят на прикрытое бурым картоном распростертое тело. С одного краю из-под картона торчит пара стоптанных ботинок, а сбоку – кисть руки со сведенными судорогой серо-фиолетовыми в утреннем сумраке пальцами.
Двое бредущих по переулку работяг посчитали возможным сбиться с маршрута – работа не волк – и мимо облезлой коробки хоккейного поля, мимо почти осыпавшихся тополей направились к месту действия. Теперь подойти поближе можно и Максиму Максимовичу. И он, оставив подворотню, аккуратно обошел три черные лужи, дряхлый «москвич», принадлежащий кому-то из жильцов дома, не новый «фольксваген» с фээсбэшными номерами и патрульный «жигуленок» с настырной мигалкой.
– Бабуля, тебе чего? – без энтузиазма спросило ответственное лицо в шляпе. Максимыч его знал по фотографиям: Перебродьков, Лев Николаевич. Зам четырнадцатого отдела Петербургского ФСБ.
Что тут делает ФСБ? Кроссворд отгадывался элементарно. Дежурный по городу спросонья перебросил сигнал не в районный ООТП[2], а коллегам. Коллега уже на месте сориентировался и кликнул, кого положено. А сам остался «подежурить» до приезда бригады. Мало ли что...
Его собеседник, который без шляпы, тем временем ногой поправил картон, чтобы тот закрыл от посторонних глаз руку жертвы.
– Старший кто? – не отступала старуха, косясь на тело мученика. Тоже понятно: от того, углядит она что-нибудь или не углядит, зависит ее недельный рейтинг у приятельниц. Страшная это была старуха. Косматая, крючконосая, с волосатой бородавкой на губе.
– Ну я, – выдохнул очередное облачко пара человек без шляпы. Максимычу и он был известен: Калинин, Виктор Дмитриевич. Пятьдесят четвертого года рождения. Разведен. Выговор без занесения за превышение полномочий.
– А документик у тебя имеется? – хитро прищурилась ведьма, как будто все только спят и видят, чтобы ее обмануть.
Без шляпы нехотя полез за пазуху и выудил удостоверение. Привычно раскрыл, предъявил и собрался прятать.
– Начальник отдела по особо тяжким преступлениям управления внутренних дел Адмиралтейского района. – Говорил Виктор Дмитриевич негромко, чтобы не глотать лишние кубики прелой вони, исходящей из мусорного бака.
По блеклым пятнам опавших листьев подошли еще двое не спешащих на работу зевак.
– А можно еще разок глянуть, а то я без очков не дюже зрячая? И как фамилие твое, повтори. – Ведьма оскалила в жуткой улыбке редкие зубы. Что значила улыбка – бес ее разберет. Но настолько эта гримаса была кошмарна, что все до единого – и члены группы, и зеваки – невольно отшатнулись.
– Бабуля, не томи. Говори, если есть что сказать, – начал накаляться, как включенный утюг, начальник ООТП. Ох, не нравилась ему старуха. Чувствовал командир: здесь что-то не то.
Максимыч же наклонился всем туловищем вперед, боясь пропустить мимо ушей какую-нибудь важную деталь.
– Ну, коли ты здесь главный, то скажи, можно мне мусор высыпать?
Стоящий рядом с начальником гражданин в высокой шляпе, метко плюнув окурком в лужу, встрял:
– Идите, бабушка, погуляйте. Когда можно станет, мы к вам тимуровца пришлем.
Говорил он, стараясь смотреть в сторону. И блуждающий взгляд его вдруг столкнулся с внимательным прищуром Максимыча. Который в шляпе мгновенно подобрался, охотничьим своим чутьем зафиксировав, что вот этот гражданин, в плащике с готовой оторваться нижней пуговицей, излишне умными глазами впитывает обстановку. Чересчур уж настырно для рядового лоха.
Бабушка, вероятно, только и ждала от ворот поворот. Она отступила на два шага, поставила ведро на грязный асфальт, подбоченилась и открыла редкозубую пасть:
– Это что же получается?! Бедной женщине, значит, уже и мусор выкинуть нельзя?! Сначала, значит, со своим Черномырдиным пенсию задерживаете, а теперь и мусор!
Каждое слово «мусор» больно било по ушам начальника ООТП.
– Бабушка, Черномырдина давно сняли, – примирительно сказал зам. отдела, меж тем не выпуская из-под наблюдения подозрительного гражданина в простецком плащике и простецкой же кепочке. Низкие седые брови, прямой нос, губы сжаты в ровную линию. Глаза внимательные, но... Но не настолько, чтобы тут же, на месте, гражданину крутить руки. Или подвел фээсбэшика обманчивый луч мигалки?
– Для отвода глаз сняли! А на самом деле ему поручили с нашими пенсиями сбежать в заграницу! – брызнула отравленной слюной ведьма. А глаза продолжали поедать скрывающий труп картон и торчащие из-под картона подошвы.
Еще несколько сонных, на автопилоте вышедших из подъезда пролетариев придержали шаг. А потом, проснувшись, и вовсе остановились. Любопытные, как мухи.
– Трубу прорвало или убили кого? – затеребила полу люмпенской куртки невесть откуда взявшаяся в задних рядах дамочка, держащая за руку приблизительно пятилетнего пацана. На правом ботинке пацана болтался развязавшийся шнурок.
Максимыч, кляня себя за неосторожность, переступил с ноги на ногу. На самом деле скрывая смену маски. Точнее, маску напялить он только сейчас сообразил. Расслабил плечи, погасил огонек на донышке глаз, разжал зубы. Но потихоньку, чтоб не перебрать. Отчаливать не заспешил. Он не собирался упустить ни единого слова из разговора ментов. Сомнительно, что всплывет нечто важное, но чем черт не шутит...
