была каменная стена с маленькой дверью. Вдруг во время разговора с Альтенгеймом Сернин почувствовал, как голос барона становится неуверенным. Взглянув на него сбоку, Сернин заметил, что Альтенгейм держит правую руку в кармане пиджака и его рука судорожно сжимает рукоятку кинжала.
Великолепный момент! Решится ли он? Выпрямившись и заложив руки за спину, Сернин ожидал нападения. Барон замолчал, и они тихо шли рядом.
– Да бей же! – нетерпеливо воскликнул князь, прерывая молчание. Он остановился и обернулся к своему спутнику.
– Ну, чего же ты ждешь? Бей! Теперь или никогда! Никто тебя не увидит, ты скроешься в эту дверь. И до свидания, никто ничего не видел… Ведь ты же сам это подстроил, привел меня сюда. Чего же ты ждешь? Ну, бей!
И он вплотную подошел к барону. Последний стоял весь багровый.
– Мокрая курица, – засмеялся Сернин. – Никогда из тебя ничего порядочного не выйдет. Хочешь, я скажу тебе правду? Ты боишься меня. Да-да, мой милый, со мной ты никогда не уверен, какой оборот может принять дело.
Он не успел закончить, как почувствовал, что кто-то схватил его сзади за шею и тянет назад. Сернин видел поднявшуюся руку с блеснувшим лезвием ножа. Рука опустилась и ударила ножом в грудь князя. В тот же момент Альтенгейм бросился на него, и они покатились по лужайке. Борьба продолжалась не более тридцати секунд. Оставив поверженного Альтенгейма, Сернин вскочил и кинулся за черной тенью, скрывшейся за маленькой дверью, но услышал, как дважды щелкнул замок. Открыть дверь не было возможности.
– Ах, мерзавец, – выругался Сернин. – Только попадись мне! В тот же день я совершу свое первое убийство. Но если только…
Он повернулся и успокоился; нагнувшись, стал собирать кусочки кинжала, сломавшегося во время удара.
Альтенгейм лежал, охая.
– Ну что, барон? Тебя удивляет, что я жив? Все просто. Надо только носить небольшой стальной нагрудник, и тогда можно плевать на любые кинжалы, даже на твоего черного товарища, потому что он наносит удар всегда в грудь. Вот, посмотри, что осталось от его игрушки… Осколки!
Он протянул Альтенгейму руку:
– Ну, вставай, барон. Я приглашаю тебя обедать. И не забывай, мой друг: Люпен бесстрашен и неуязвим.
Он прошел в помещение клуба и, оставив за собой стол для обеда, сел на диван, думая:
«Да, игра очень забавна, но пора кончать, она становится слишком опасной, эти мерзавцы могут отправить меня на тот свет гораздо раньше, чем я туда собираюсь… Глупо только то, что я ничего не могу предпринимать против них, пока не разыщу Штейнвега. Куда они его спрятали? Нет никакого сомнения, что Альтенгейм разговаривает с ним каждый день и пытается принудить его раскрыть тайну проекта Кессельбаха. Но где он с ним видится? Где он его спрятал? У своих друзей или у себя в доме на улице Дюпон?»
Он глубоко задумался, потом закурил папиросу, сделал три затяжки, отбросил ее в сторону. Это был условный знак – к нему тотчас подошли два молодых человека и сели рядом.
Это были братья Дудевиль.
– Что прикажете, начальник?
– Возьмите шесть человек и отправляйтесь в дом номер двадцать девять по улице Дюпон.
– Как же мы войдем туда?
– Очень просто, именем закона. Разве вы не агенты сыскной полиции? Обыск.
– Но мы не имеем права сделать это!
– Достаньте разрешение.
– А если слуги будут сопротивляться, кричать?
– Их только четверо, и вы легко справитесь с ними.
– А если Альтенгейм в это время вернется?
– Он вернется не раньше десяти часов. Это я беру на себя. В вашем распоряжении имеется два с половиной часа. Обыщите дом сверху донизу, а если не найдете Штейнвега, известите меня.
Вошел барон Альтенгейм. Сернин встал и направился ему навстречу:
– Мы ведь обедаем вместе, барон? Маленькое приключение в саду пробудило у меня аппетит. Да, кстати, барон, я бы хотел дать вам несколько советов по этому поводу…
Они сели за стол.
После обеда князь предложил сыграть партию в бильярд. Альтенгейм согласился. После бильярда они прошли в зал, где играли в баккара.
– Банк, пятьдесят луидоров, никто не желает взять? – кричал крупье.
– Сто луидоров, – сказал Альтенгейм.
Сернин посмотрел на часы. Десять часов. Братья Дудевиль не вернулись, значит их поиски не дали никаких результатов.
– Банк, – сказал он.
Альтенгейм сел и стал сдавать карты.
– Даете карту?
– Нет.
– Семь.
– Шесть.
– Я проиграл, – сказал Сернин. – Удваиваю банк.
– Идет, – сказал барон и сдал карты.
– Восемь, – сказал Сернин.
– Девять…
Сернин повернулся и отошел от стола, говоря про себя: «Удовольствие стоит триста луидоров, но зато я теперь спокоен, он не выйдет из-за стола».
Спустя некоторое время он вышел из своего автомобиля на улице Дюпон перед домом номер двадцать девять. В передней его встретил Дудевиль вместе с другими товарищами.
– Разыскали старика?
– Нет.
– Плохо! Он должен быть здесь. А где слуги?
– Они связаны. В кухне.
– Отлично. Лучше будет, если они меня не увидят. Вы можете уходить. Ты, Жан, посторожи пока внизу, а ты, Жак, покажешь мне дом.
Он быстро начал осмотр с подвала, поднялся на третий этаж и на чердак. Он нигде долго не останавливался, потому что был уверен, что за несколько минут он не найдет того, что его помощники не могли разыскать в течение трех часов. Но он старался запомнить величину комнат и их расположение.
Окончив осмотр, он прошел в спальню Альтенгейма и внимательно занялся ею.
– Вот это меня устраивает, – сказал он, показывая на темное помещение, скрытое за занавеской и заполненное одеждой.
– А если барон будет обыскивать дом?
– С какой стати?
– Да ведь он же узнает от слуг, что мы были здесь?
– Ему и в голову не придет, что один из нас поселится у него. Он решит, что наша попытка не удалась, и успокоится. Поэтому-то я и останусь.
– Но как вы выйдете отсюда?
– Ты слишком многого хочешь. Главное – войти… Вот что, Дудевиль, спустись вниз, к брату, и можете уходить… Завтра или…
– Когда?
– Не беспокойтесь, я вас вызову, когда вы мне понадобитесь.
Он сел на маленький ящик в глубине темной комнаты. Перед ним была стойка с костюмами, и он мог чувствовать себя в безопасности, если только барону не вздумается произвести обыск.
Прошло десять минут. Он услыхал тяжелую рысь лошади и позвякивание бубенчика. Экипаж остановился, хлопнула дверь внизу, и почти тотчас же до него долетел шум голосов, все возрастающий по мере того, как развязывают слуг.
«Они рассказывают о происшедшем, – думал он. – Барон, наверное, с ума сходит от злости. Теперь ему стало понятно мое поведение сегодня
