— Подожди минутку, Кейт, — сказала кузина. — Пэдди сейчас как раз привязывает свою лошадь к задку фаэтона. Он сам отвезет нас в Харли-Холл.
Я не стала возражать. Потеснившись, мы втроем уселись на сиденье, рассчитанном на двоих. Пэдди тронул лошадей, и через какое-то время фаэтон остановился у главной лестницы дома сэра Барбери.
Неподалеку я увидела Адриана, который, стоя на посыпанной гравием дорожке, беседовал с Ричардом Беллертоном. Когда мы подъехали, муж, увидев нас, спросил:
— Что-нибудь случилось?
Стиснутая между Луизой и Пэдди, я не успела ответить, но это сделала за меня кузина.
— Мы посетили могилу отца Кейт, — сказала она, — и ваша жена немного расстроилась.
— А, — понимающе кивнул Адриан. — Позвольте, я помогу вам сойти, Луиза.
Когда место Луизы на сиденье освободилось, я переместилась на него. Затем Адриан протянул свои сильные руки ко мне. Я оперлась ладонями о его плечи, и он, словно пушинку, снял меня с фаэтона, пронес по воздуху и мягко поставил на землю. Вдруг я с отчаянием почувствовала, что вот-вот зарыдаю.
— О Адриан, — произнесла я, и голос мой задрожал. — О Адриан.
Не говоря ни слова, муж снова взял меня на руки, словно ребенка, и понес вверх по лестнице, ведущей в Харли-Холл. Я зарылась лицом в его плечо, чтобы никто не видел моих слез. Дверь нам открыл дворецкий — я слышала его голос. Потом я почувствовала, что Адриан снова поднимается по лестнице, слегка наклоняется, чтобы открыть какую-то дверь, и мы наконец оказались в комнате. Муж ногой захлопнул дверь, подошел к креслу-качалке, стоявшему у камина, и осторожно опустился в него, держа меня на коленях.
— Все в порядке, милая, — мягко сказал он, — теперь можешь плакать.
И я заплакала — навзрыд, так, как не плакала до этого никогда в жизни. Адриан осторожно обнимал меня, пока не иссякли мои слезы и силы. Немного успокоившись, я слушала ровное биение его сердца, чувствовала силу его рук, нежно баюкающих меня, и проникалась сладостным ощущением, что я наконец-то дома.
— Прости меня, — сказала я все еще слегка дрожащим голосом. — Не знаю, что со мной случилось. Я никогда раньше так не плакала.
— Ты не должна извиняться за свои слезы, Кейт.
— Слезами делу не поможешь, — возразила я. — От плача только силы теряешь.
— Это правда.
— Конечно, правда.
Мы немного помолчали, а потом я сказала:
— А вот ты, наверное, никогда не плачешь, Адриан.
Я почувствовала, как грудь моего мужа высоко поднялась, а затем опустилась — он глубоко вздохнул раз, потом другой, а потом совершенно неожиданно для меня медленно, с усилием выговаривая слова, спросил:
— А ты знаешь, Кейт, скольких я убил во время моего знаменитого рейда?
Я была настолько поражена столь резкой сменой темы разговора, что невольно подняла голову и заглянула ему в лицо.
— Наверное, там погибли многие. Ведь ты смял весь левый фланг французов.
На лице Адриана появилось странное, напряженное выражение, и тут только до меня стал доходить глубокий смысл сказанной им фразы. «А ты знаешь, скольких я убил» — ведь он сказал именно так.
— Ты хочешь сказать, что потерял много своих, Адриан? — шепотом спросила я.
— Это я принял решение пройти рейдом далеко за позиции британских войск. Именно я решил захватить пушки. А когда мы возвращались, на нас из засады напала рота французских уланов, и мы понесли тяжелые потери.
Лицо Адриана было необычно мрачным и унылым. Мне ужасно не нравилось, когда я видела у него такое выражение, и потому я решила его подбодрить:
— Никто не считает, что в этом твоя вина, Адриан.
Муж нетерпеливо тряхнул головой: он явно хотел услышать от меня не это. Я провела пальцами по его бровям, пытаясь разгладить небольшую морщинку, появившуюся на переносице, и одновременно гадая, что толкнуло его на такую откровенность. Тем временем Адриан начал тихонько раскачивать кресло-качалку, в котором мы сидели, и я снова прильнула к нему.
— Когда схватка наконец закончилась, — заговорил он через некоторое время глухим, напряженным голосом, — я решил проехаться по полю боя, чтобы посмотреть, не осталось ли там раненых, которым еще можно хоть чем-то помочь. То, что я увидел, невозможно описать. Там лежали тысячи мертвых вперемешку с тысячами раненых, которые, агонизируя, взывали о помощи. Это было все равно, что заглянуть в ад, Кейт. — Губы Адриана нежно поцеловали меня в макушку, мои волосы затрепетали от его дыхания. — И ты знаешь, я заплакал. У меня так лились слезы, что я почти ничего перед собой не видел.
Наше кресло продолжало медленно, ритмично раскачиваться, а я, прижавшись к такому сильному, такому теплому телу мужа, размышляла над его словами.
— Так что, как видишь, я тоже иногда плачу, Кейт, — подытожил он. — И я вовсе не стыжусь этого. И тебе тоже не следует стыдиться слез, когда ты плачешь, вспоминая об отце. — Взяв меня пальцем за подбородок, он приподнял мою голову и заглянул мне в глаза. — Есть вещи, которые вполне заслуживают такого выражения эмоций.
Адриан был человеком необычайной душевной щедрости. Глядя ему в глаза, я едва не сказала ему, что люблю его всем сердцем. Не знаю, что удержало меня от этого. Впрочем, нет, знаю — это была гордость.
Тем не менее я поняла, что когда-нибудь неизбежно настанет день, когда я все же скажу ему это, хотя сейчас я и заставила себя промолчать.
— Спасибо. Адриан, — сказала я и снова положила голову ему на грудь. — Благодаря тебе я почувствовала себя значительно лучше.
Адриан, продолжавший раскачивать кресло-качалку, ничего на это не ответил.
Глава 23
Пятницу ознаменовал просто чудесный рассвет, который обещал еще один ясный, солнечный день. Это означало, что главный приз разыграют в идеальных погодных условиях и, следовательно, дорожка будет в прекрасном состоянии. Когда мы с Луизой отправились в Ньюмаркет, на небе не было почти ни облачка. Всю дорогу мы любовались вишневыми деревьями вдоль дороги, которые были покрыты, словно снегом, белыми цветами, и колокольчиками и фиалками, пестревшими на травянистой обочине.
Наш фаэтон спокойно катил вперед. Луиза весело болтала, из чего я сделала вывод, что Пэдди не стал ей рассказывать о том, какое дело ему предстояло. Я старательно отвечала на вопросы кузины, но душа была, что называется, не на месте — слишком уж хорошо я помнила, что произошло в последний раз, когда кто-то рискнул проверить, действительно ли Алькасар и есть тот самый жеребец, который на самом деле принадлежал лорду Стейду.
«Господи, сделай так, чтобы с Пэдди ничего не случилось, — молилась я про себя. — Пожалуйста, пусть с ним ничего не случится».
