— Хорошо, но почему тогда вы прячетесь от нас? Почему не хотите с нами говорить?
— Только не смейтесь слишком громко. Потому, что мы вас боимся.
— Вы — Убийцы Детей.
— ?!
— Через несколько лет мы попытаемся послать наших сборщиков памяти на вашу планету. Вы вовремя их распознаете, решите проявить милосердие, позволите им жить в вашем мире. Почти тридцать лет будете мучиться от неопределенности и страха, а потом убьете их, прежде, чем они окончательно себя осознают. И тогда испугаемся мы. И уничтожим все наши станции наблюдения в прошлом. И будем прятаться от вас по всей Вселенной. Потому что знаем, как бороться с болезнями наследственности, но не знаем, как бороться с пандемией страха.
— Но это будущее можно изменить?
— Наверное, можно. Но мы не можем исказить судьбу вашего народа.
— И поэтому вы все это рассказали мне?
— Мой Бог, не думайте, что мне кто-то поручил или хотя бы дал право рассказывать вам все это. Я попросту спасаю свою жизнь. Кстати, с того момента, как я достал распятие, ваш обруч не работает. Ваше начальство думает, что вы снова засунули его в стол. Мое начальство также ничего не знает и знать не будет. Считайте, что я просто захотел оставить след в вашей памяти. Не я — Странник, а я — Киун, черный маг из Арканара. Захотел согнать с вашего лица брезгливую жалость. Может быть, вы попытаетесь не только пожалеть, но и полюбить нашу землю, наше вино, наших женщин, раз уж вы застряли здесь надолго. А то, знаете ли, браки из жалости всегда не слишком счастливые. Ну и, кроме того, я надеюсь, что в награду за искренность вы меня все же отпустите.
Сломанное дерево за окном в сумерках напоминало истосковавшемуся прогрессору глайдер. Под порывами весеннего ветра оно постанывало, и казалось, что глайдер плачет, просит отпустить его обратно в небо.
Пашка постоял на крыльце, ежась, тайком дымя самокруткой, но муть и тоска не уходили. Все это было весьма законно и логично. О трудности адаптации прогрессоров к чуждому для них социуму защищались диссертации, и Пашка эти диссертации читал. На втором-третьем году одиноких землян одолевали «тревожно-депрессивные настроения в сочетании с метафизической интоксикацией», то есть печальные размышления о сущности добра и зла и участии человека в их вечной борьбе. Так что представь он сейчас доклад о своей беседе с чернокнижником-Странником, воспринято это будет соответственно. А если вспомнить недавний Тошкин провал — не только соответственно, но и однозначно. И базой на южном полюсе уже не отделаешься. Домой, домой, в объятия матери Земли. И что тогда останется? Играть с Тошкой по БВИ в «Arkanar-Revolution»? Он всегда подозревал, что Странники при встрече поставят человечеству мат; не думал только, что мат будет таким детским.
Он спустился в сад, подошел к стоявшей под скатом крыши деревянной бочке, зачерпнул холодной, с привкусом растаявшего льда, воды и плеснул на лицо. Потом закинул в рот ломтик селезенки вепря Ы, разжевал и несколько секунд стоял, хватая воздух ртом, смахивая выступившие слезы. Бюджет Института тощал с каждым днем, запасы спорамина таяли на глазах, приходилось переходить на местные средства. Они были поистине варварскими, но действовали исправно.
Вот и сейчас на Пашку снизошли наконец желанные ясность и покой. Он вдруг вспомнил, что такая же бочка стояла на даче у бабушки. Бочку сделал дед-историк (все без дураков, из настоящего дерева и железных обручей), а бабушка-гидробиолог показывала пятилетнему Пашке всякую мелкую живность, резвящуюся в дождевой воде. Вокруг здешней бочки летом так же собираются все хозяйские детишки. Странно даже думать об этом. Казалось бы, что может быть общего между бабушкой и дедом — профессорами Орского университета, интеллигентами в седьмом поколении, и здешними недолюдишками, «заготовками», «болванками», как называл их Тошка. А вот поди ж ты, отыскалась связь, и Пашка, интеллигент в девятом поколении, едва не впал снова в метафизическую интоксикацию на тему «А может, чернокнижник и прав?»
И тут он вспомнил. Селезенка вепря Ы встряхнула его мозг, и он вспомнил человека со смешными ушами, жестким лицом и мудрыми зелеными глазами, который как-то заговорил с ним в коридоре Института. И Пашка понял: он поверит его рассказу. Единственный на Земле, поверит без всяких документов и доказательств. Обязательно.
Ц.-Е. Наморкин (Цицерон-Елисей Наморкин)
СУЕТА В БЕЗВРЕМЕНЬЕ
(Палиндром)
Ля фам э ля компань да лем
Амвросий Выбегалло, доктор наук
Струей протекало время. Закольцовывалось пространство, сжималось.
Снова Выбегалло тревожился — тайм-рекогнсциратор-дупликатор клинило.
Дубель возник размытым пятном:
— Привет!
— Привет!
— Знаешь меня, а?
Обнялись.
Стелла фыркнула:
— Было…
— Одной нам мало, — сказал дубель, улыбаясь.
— Устроит, эта, дубельша?
— Нужен оригинал!
— Дубельша, эта, мне.
— Согласен!
Продублировали Стеллу. Цикл завершился. Запахло О2.
Стелла и дубель поцеловались.
Кайф!!!
Выбегалло ведьмочек перепутал:
— Которая, значить, моя?
Сжималось пространство, сжималось…
— Моя, значить, которая?
— Перепутал ведьмочек, Выбегалло?.. Кайф! — поцеловались дубель и Стелла.
Опять запахло.
Завершился цикл: Стеллу продублировали.
— Согласен, мне, эта, дубельша.
— Оригинал нужен?
— Дубелька, эта, устроит!
Улыбаясь, дубель сказал:
— Мало нам одной было!
Фыркнула Стелла. Обнялись.
— А меня, знаешь…
— Привет-привет! — Пятном (размытым!) возник дубель…
Клинило тайм-рекогнсциратор-дупликатор. Тревожился Выбегалло:
— Снова?!
Сжималось пространство. Закольцовывалось время, протекало. Струей…
Александр Хакимов
ПОСЕТИТЕЛЬ МУЗЕЯ
Литературная редакция Андрея Измайлова
Глайдер пошел на посадку. Завис над плоской крышей длинного одноэтажного здания. Спикировал на большой красный круг и аккуратно сел в центр, обозначенный белым прямоугольником.
Человек легко выпрыгнул из кабины, хотя был, мягко говоря, немолод. Изобилие глубоких морщин и седые волосы до плеч. Но упругость движений сохранил. Сохранил, да… Одет был не по сезону, вернее, не для этих широт. Просторная легкая пятнистая куртка-универсал с уймой карманов, карманчиков, кармашков. Пятнистые же шорты. А вокруг до горизонта (впрочем, и далее) — серая, изрытая бороздами равнина, редкие скалы-«зуб дракона», подернутое ледяной коркой озерцо. Нудный то ли еще дождь, то ли уже снег. Адаптивная метеостанция с тарелкой-антенной на берегу озерца явно пустовала. Собственно, чем и объяснимы нынешние погодные условия. М-да, погода у нас всегда замечательная, только климат паршивый, как говаривали англичане.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
