Севинье. Расскажите.
Кардиналь. Она меня очень плохо встретила. Она вообще не хотела никакого адвоката. Я боялся, как бы она мне кости не переломала!
Севинье. Кости? Все они одинаковы! (Встретив изумленный взгляд Морестана.) Не напрягайтесь, вам все равно не понять!
Кардиналь. Должен сказать, что бедная девушка в таком состоянии!.. А в Рокетах ведь ужасно. Она три ночи не спала.
Севинье. Я тоже.
Кардиналь. И я ее понимаю. Она ведь так бесхитростна. Ей нужен адвокат – виртуоз.
Севинье. Вы не верите в правосудие.
Кардиналь (слабо). Нет, верю.
Севинье. Нужно произносить это с большей убежденностью.
Кардиналь. Я бы очень хотел, но мои коллеги уверяют, что для вас это дело решенное.
Севинье (спокойно и четко). А оно – не решенное.
Короткая пауза.
Кардиналь (в восторге). Но тогда – прошу прощения! Это меняет все! Мы им покажем, что значит государственный адвокат!
Севинье. Не впадайте сразу в другую крайность!
Кардиналь. Разве в крайности дело?
Севинье. И не предвосхищайте моих выводов. Я не говорю вам, что Жозефа Лантене невиновна, я говорю вам, что не она – убийца!
Кардиналь. Я чувствую, что вы в этом уверены даже больше, чем я! (Поднимает голову.) И подумать только, что эта дура вас ненавидит.
Севинье (удивлен). А!.. Морестан, приведите ее.
Полицейский вводит Жозефу и сам садится в отдалении. За время, проведенное в тюрьме, Жозефа сильно изменилась. Она очень бледна, под глазами круги, глаза от этого кажутся еще больше. Губы белые, и не только потому, что у заключенных отбирают губную помаду. Причесана она кое-как, но, несмотря на это, еще более привлекательна, чем раньше.
Жозефа (к Севинье, с тревогой и отчаянием). Я знаю, что вы меня ненавидите! Но выпустите меня, выпустите меня из этого ада! Я расскажу вам все, что знаю. Но я невиновна, и я не хочу в тюрьму!
Севинье (полицейскому). Ваше присутствие необязательно. Подождите в коридоре. (Жозефе.) Садитесь!
Полицейский по-военному отдает честь и выходит.
Жозефа (в ярости). Я там подыхаю, а вам хоть бы хны!
Севинье. Что вы! Успокойтесь! (Ласково.) Садитесь, мадемуазель.
Жозефа (потрясенно). Мадемуазель! В первый раз ко мне так обращаются!
Севинье и Кардиналь обмениваются взволнованными взглядами.
Севинье (недоверчиво). Не может быть.
Жозефа. На родине меня звали на «ты» и «Жозефа»; в замке на «вы» и «моя милая». Никогда меня не называли «мадемуазель». Спасибо, господин следователь.
Севинье. Садитесь же.
Жозефа (покорно садится и мечтательно произносит). Мадемуазель – как красиво! Даже в «Орор» и то меня просто «девушкой» назвали.
Севинье. Как? Вы видели «Орор»?
Жозефа. Она даже у меня с собой. (Вынимает газетную страницу из-за пазухи.) Гляньте-ка на этот снимок! Позор да и только!
Севинье. Как вы достали газету?
Жозефа (меланхолично). Если он это видел! На предпоследней странице! Вылитая наша соседка, тетка Рагунь. Ей восемьдесят лет.
Севинье (терпеливо и настойчиво). Как вы достали эту газету?
Жозефа. В первый день в Рокетах можно достать все что хочешь.
Севинье. Через служащих?
Жозефа. Через других заключенных, но сдается мне, что сегодня вечером или завтра… одним словом, вскоре придется так или иначе за это расплачиваться. (Ее передергивает от отвращения.)
Севинье. Вас очень трудно допрашивать.
Жозефа. Сегодня – нет. Сегодня я буду вас во всем слушаться. (С глубоким отвращением.) Я не хочу сидеть в тюрьме.
Севинье. Вот и прекрасно. (Ласково.) Первый вопрос…
Жозефа (перебивает его). В тот раз здесь был ледник. А сегодня – дышать нечем! (Снимает свое пальто и очень аккуратно вешает на спинку стула.)
Морестан. Господин следователь, может быть, мне открыть окно?
Севинье (соглашаясь). Будьте добры. (Жозефе.) Я повторяю: первый вопрос – и единственно важный вопрос – имя вашего любовника?
Жозефа. Мигель Остос.
Севинье (раздражаясь). Не стройте из себя дуру! Это, по-вашему, называется – хорошо себя вести? Я вас спрашиваю, кто тот – другой.
Жозефа молчит.
Не хотите отвечать?
Кардиналь. Отвечайте, пожалуйста.
Жозефа молчит.
Я вам ведь говорил…
Севинье (сухо). Простите, мэтр. Разрешите вам напомнить, что во время следствия вы не имеете права выступать от имени вашей клиентки…
Кардиналь. Но…
Севинье…и советовать ей!
Эли Кардиналь взмахивает руками.
Даже чтобы мне помочь.
Кардиналь (улыбаясь). О! Разумеется, знаю! Но если бы у меня был секретарь, я бы его послал вместо себя.
Дверь внезапно распахивается, и на пороге появляется Антуанетта Севинье.
Антуанетта. Не помешаю?
Севинье (в ярости). Очень помешаешь.
Антуанетта, вернувшаяся специально, чтобы посмотреть на Жозефу, настолько внимательно разглядывает ее, что та смущается и натягивает юбку на колени: кажется, это ее единственный стыдливый жест.
Антуанетта (пристально изучая Жозефу). Я на минутку. Если мы пригласим к себе на ужин прокурора, ты ему объяснишь, что…
Севинье (обрывая ее). Будь добра, оставь нас!
Антуанетта (не сводя глаз с Жозефы). Я начинаю кое-что понимать!
Севинье (стиснув зубы). Прошу тебя сию же минуту уйти.
Антуанетта (направляясь к дверям). Дорогой мой, мы все это обсудим сегодня вечером дома, когда у тебя мысли никем не будут заняты. Да, Камиль? (Выходит, со всей силы хлопнув дверью.)
Жозефа. Это ваша жена?
Севинье. Вы мне не ответили.
Жозефа (парируя). Вы мне тоже.
Севинье. Как зовут вашего любовника?
Жозефа. Конечно, она ваша жена. У вас, у следователей, не бывает любовниц, у вас все – только по закону!
Севинье. Имя того, кого вы любите!
Жозефа. Камиль! (Корчится от смеха.)
Морестан (возмущенно). Господин следователь?
Севинье (не находя в ситуации ничего смешного). Даю вам слово, что через пять минут я узнаю его.
Жозефа. Не думаю.
Пауза.
Севинье (возвращаясь к досье). Что вы можете сказать о ваших хозяевах?
Жозефа. О мсье и мадам Боревер?
Севинье. Да, у вас других не было.
Жозефа. Они очень добры. Особенно мадам.
Севинье. Особенно мадам?
Жозефа. Хотя она очень красивая. И элегантная! И модная! И, несмотря на это, никогда голоса не повысит.
Севинье. Что она, на самом деле очень хороша?
Жозефа. О-ля-ля!
Севинье. Однако инспектору Кола вы сказали: «Она ничего себе. Смотря на чей вкус».
Жозефа. На мой вкус тоже. А глаза! Мой отец говорил, что они так горят, что можно трубку раскурить!
Севинье. Да?
Жозефа. А Мигель однажды сказал хорошую пословицу про ее глаза… Как это… «женские ресницы – то занавес тяжелый, то веер кружевной».
Севинье. Неужели?
Жозефа. Мадам – это личность. Даже эта шлюха кухарка говорит про нее, что она экстракласс!..
Пауза.
Севинье. А мсье?
Жозефа. Что – мсье?
Севинье. Как – что мсье?! Вы что, моего вопроса не понимаете?
Жозефа. Мсье тоже что надо. Естественно.
Севинье. Он тоже экстракласс?
Жозефа. Конечно. (Поправляясь.) Хотя держится так, что к нему не очень подступишься.
Севинье. Вы пишете, Морестан?
Морестан. Все пишу, господин следователь. Все!
Жозефа. Но никогда ни одного замечания. Я даже однажды ему сказала: «Не может быть, мсье, чтобы вы настолько были мною довольны!»
Севинье. И что он ответил?
Жозефа (делая вид, что не помнит). Не помню сейчас, что-то в своем духе, как они обычно говорят.
Короткая пауза.
Севинье (смотря в бумаги). У вас и Остоса выходные дни были в один и тот же день?
Жозефа. Нет, у меня был в среду, а у него – в четверг. Кому-то одному надо было оставаться.
Севинье. С начала вашей связи и примерно в течение года вы каждую среду ходили вечером в кино или на танцы.
Жозефа. О! Каждую среду!..
Севинье. Каждую среду. Одна или с подругой, но каждую среду.
Жозефа (агрессивно). А что, я не имею права, что ли?
Севинье. В сентябре Мигель Остос уехал в отпуск в Пиренеи. А вы остались в имении.
Жозефа. Точно.
Севинье. В октябре все вернулись в Париж. И с тех пор каждую среду вы проводили вечер у себя в комнате.
Жозефа. О! Каждую среду!..
Севинье. Каждую среду! Настолько, что даже Остос, несмотря на свою ревность, – я цитирую показания кухарки…
Жозефа (автоматически). Опять она за свое…
Севинье (читает). «Остос говорил Жозефе: „Проветрись, дорогая, а то стала как паровая котлета“.
