Меня она упорно отказывалась замечать, пока я не уселся напротив. Справедливости ради следует отметить, что появление моей физиономии в полуметре от ее носа заставило Меламори на мгновение оторваться от мороженого.
– Здоґрово! – искренне обрадовалась она. – А я как раз тебя выслеживаю. До меня доползли слухи, что ты сидишь дома у нашего шефа: Кофа собственными глазами видел, как твой амобилер пересекал мост. Я предположила, что рано или поздно тебе придется покинуть сие убежище. И вот, как видишь, сижу, караулю…
– Гениально! – вздохнул я. – Собирать информацию ты действительно умеешь. А вот сидеть в засаде – не очень-то.
– Что, скажешь, я плохо сижу? – возмутилась она. – По-моему, так просто отлично!
– Никаких возражений, – моя улыбка помимо воли уползала куда-то за священные границы, в пределах которых, по мнению матушки природы, должна была простираться моя рожа. – Сидишь ты великолепно. И развлечение нашла достойное. Но вот меня ты не заметила. Скажу больше: даже если бы я не ехал по этому мосту в амобилере, а скакал по его перилам в чем мать родила, распевая народные песни жителей границ, ты бы вряд ли оторвалась от мороженого!
– Не преувеличивай, – строго возразила Меламори. – Ну, если бы ты просто скакал голышом, я бы, пожалуй, действительно могла пропустить это замечательное событие. Но если бы ты при этом еще и пел, мне бы кусок в горло не полез… А вообще-то, я решила, что в таком наряде ты и сам меня заметишь. И, как видишь, оказалась права. Так что я очень хорошо сижу в засаде, просто отлично сижу, и попрошу без грязных инсинуаций!
– Инсинуации были, признаю, – покаялся я. – Но не грязные. Я их мыл перед употреблением, честное слово.
– Ну извини, – снисходительно согласилась она. – Ежели мыл, тогда никаких претензий. В знак примирения могу угостить тебя мороженым… только не вздумай тянуть лапы к моему, обжора! Лучше уж я закажу еще одну порцию.
– Это кто еще обжора, – хмыкнул я. – Ладно, заказывай. Мороженого, камры и вообще всего, что душа пожелает. Будем кутить напоследок.
– Ты что, умирать собрался? – хладнокровно поинтересовалась Меламори. – Я бы тебе не советовала. Жизнь, знаешь ли, прекрасна и удивительна.
– Не умирать, а уезжать, – вздохнул я. – И теперь начинаю понимать, что это ужасно. Я уеду на этот грешный Уандук, а ты останешься здесь, и некому будет вытереть твой замечательный ротик, когда ты в очередной раз дорвешься до мороженого, – вот так!
Я наконец сделал то, чего мне хотелось с самого начала: использовал белоснежную салфетку по назначению и привел изумительное личико Меламори в полное соответствие с собственными консервативными представлениями об элементарных требованиях гигиены.
– А я измазалась? – смутилась она. – С ума сойти: в детстве не понимала, как людям удается есть мороженое и оставаться чистыми, и до сих пор не понимаю… С другой стороны, если ты все равно уедешь, какая разница: утираться или не утираться? По-моему, ты единственный человек во Вселенной, которого всерьез заботит этот вопрос. Правда, есть еще мама, но с нею я вижусь так редко, что она не в счет… Ой, подожди, а ты что, действительно уезжаешь? Надолго?
– Не знаю еще, – я пожал плечами.
– А что ты забыл на Уандуке? – строго спросила она.
– Могу соврать, могу промолчать. Выбирай, что тебе больше нравится.
– Понятно, – вздохнула Меламори. – Расспрашивать бессмысленно, да? Ну тогда хоть соври, чтобы я была в курсе официальной версии.
Я послушно пересказал ей очередной шедевр сэра Джуффина Халли, который уже давно снискал себе славу если не самого талантливого, то, безусловно, самого плодовитого автора в жанре художественной фальсификации. Господа журналисты могут «откусить», как любил говаривать мой старинный приятель Андэ Пу, великий поэт, а ныне гражданин далекого южного Ташера.
– Что ж, звучит вполне достоверно, – снисходительно согласилась Меламори. Потом загрустила – минуты на полторы, никак не меньше. Наконец бодро тряхнула отросшей челкой и снова принялась за мороженое.
– Макс, я давно хотела спросить: а ты очень ревнивый? – деловито осведомилась она с набитым ртом.
– Очень. С трудом удерживаюсь от желания запереть тебя в подвале на все время своего отсутствия. Впрочем, этот злодей Джуффин все равно быстренько тебя разыщет и выпустит. Не по доброте душевной, а чтобы на службу ходила… Мой тебе совет: больше никогда не задавай подобных вопросов глупым мужчинам, особенно накануне их отъезда. Это травмирует нашу нежную психику.
Меламори звонко расхохоталась.
– Ты решил, что я подыскала тебе подходящего заместителя? Ты гений, Макс, я бы ни за что не додумалась! Но вообще-то я имела в виду не себя, а Друппи. Собиралась узнать, будешь ли ты возражать, если я заберу к себе твою собаку? Пусть поживет у меня, пока ты проводишь ревизию многочисленных гаремов его Величества Нубуйлибуни цуан Афии. Яс ним буду гулять. По крайне мере, я вполне способна удержать его на поводке – в отличие от некоторых!
– Не преуменьшай мое могущество, и без того весьма сомнительное, – рассмеялся я. – А вообще это замечательная идея. Единственный известный мне способ не разбить его большое нежное сердце. Он тебя очень любит.
– Еще как! – подтвердила Меламори. – Знаешь что? – деловито спросила она, добивая мою порцию мороженого. – По-моему, нам с тобой просто необходимо прогуляться по городу. Без всяких там катаний на амобилере, скорбных поцелуев на прощание и потоков джубатыкской пьяни, чтобы залить горе.
– Отличная идея, – улыбнулся я. – Хотя от пары-тройки поцелуев на прощание я бы не отказался. Со своей стороны обещаю, что скорбными они не будут.
– Договорились, – кивнула она. – Но ведь у тебя, наверное, куча дел перед отъездом?
– Наверное, – равнодушно согласился я. – И единственный разумный поступок, который я могу совершить в данной ситуации, – это послать их подальше. Прогулка с тобой – единственное и неповторимое дело, которое я просто обязан довести до конца. Имей в виду, под «концом» я разумею именно прощальные поцелуи. Все остальное – к Темным Магистрам!
– Здоґрово! – резюмировала она и торжественно отставила в сторону обе опустевшие вазочки.
В ее темно-серых глазах плясали мои старые приятели солнечные зайчики. На сей раз они явились с официальным предупреждением, что нам с Меламори предстоит не слишком долгий, но чертовски хороший весенний день.
«Грешные Магистры! – подумал я. – Человек просто не может быть таким счастливым, это противно нашей природе. Наверное, я все-таки сумасшедший».
Определившись с диагнозом, я расслабился. Великодушно позволил себе и дальше пребывать в этом замечательном настроении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
