Неверов сел на кровать и, с трудом развязав шнурки папки, переданной от Берензона, увидел в ней несколько листов. На первом было написано: «Результаты вскрытия тела начальника отдела снабжения С.В. Опарина». Иван Андреевич быстро пробежал глазами по рукописному тексту. «…Множественные переломы…», «…ушибы внутренних органов…», «…смерть наступила предположительно в результате закрытой черепно-мозговой травмы…». Подпись: Врач И.В. Шеин.
Второй лист той же ручкой и тем же почерком: «Результаты вскрытия тела заместителя начальника отдела снабжения Л.О. Чащина», «…множественные ссадины…», «…разрыв органов…», «…смерть наступила предположительно в результате внутреннего кровотечения…». Подпись: Врач И.В. Шеин.
Третий лист, машинопись с исправлениями карандашом: «Докладная записка начальника транспортного отдела…», «…техническое состояние автомобиля на момент выхода из гаража было отличным, что засвидетельствовал дежурный старший механик…», «…в результате аварии передняя лобовая часть автомобиля «ГАЗ-61» сильно деформирована…», «…автомашина восстановлению не подлежит…», «…прошу списать с баланса…». Подпись начальника, подпись дежурного механика.
Четвертый лист, красным карандашом: «…работник оперативного отдела, прибывший на место происшествия, зафиксировал смерть…», «…предположительно Чащин, находившийся за рулем, не справился с управлением…», «…по словам очевидцев, автомобиль «ГАЗ-61», объезжая выбоину…».
Лист пятый и последний, машинопись: «…отделом хозчасти организованы похороны на лагерном кладбище на участке «Мехзавод»…», «…коллеги покойных по отделу снабжения на предоставленной автомашине…».
Оставалось только все это переписать. Он достал письменные принадлежности из портфеля, положил начатый вчера рапорт на стул и низко склонился над ним, сидя на кровати. Неверов дышал на замерзшую баночку чернил. Два дня пустых разговоров. Старшего лейтенанта за это не дадут. Это расстраивает, но это справедливо. Иван Андреевич почесал щетину на лице, наткнулся на порез на подбородке, подцепил ногтем болячку и почувствовал на пальцах кровь. А, к черту, прикладывая к ранке бумагу, подумал Неверов, будут другие дела, лучше сгинуть в осажденной Москве, чем в этом погребе.
«30 ноября 1941 года мною были проведены беседы с коллегами погибших и очевидцами аварии. Также мне удалось опросить врача, проводившего вскрытие, и сотрудников ГБ, близко знавших покойных. Документы прилагаются. Касаемо автора анонимного письма, послужившего началом расследования, все указывает на то, что им является главный инженер первого района ИТЛ Безымянлаг А. Зимонин. Изучение степени его благонадежности в цели расследования не входило, однако коллеги описывают его как склонного к упадничеству и паникерским настроениям. Считаю целесообразным доложить о его поведении в местный политотдел и поставить за ним пристальный надзор. Не обнаружив состава преступления в гибели С.В. Опарина и Л.О. Чащина, прошу считать дело закрытым».
Иван Андреевич посмотрел на часы – было десять минут первого – и подписал страницу: «Лейтенант следственного отдела ГБ И.А. Неверов. 1 декабря 1941 года». В дороге надо будет переписать и дополнить.
Иван Андреевич положил рапорт в папку с документами Берензона, завязал тесемки и взял портфель на колени. Он собирался убрать дело, но обратил внимание, что в портфеле не было коробочки с бритвенными принадлежностями. Неверов заглянул в каждое отделение, посмотрел под сложенной рубашкой. Бритвы не было.
Вспомнились слова Зимонина о перерезанных глотках. Он один в штабе. Глупости, это просто усталость, переутомление. Пытаясь успокоиться, он обернулся, чтобы поискать коробочку на кровати под скомканным, испачканным его кровью одеялом, и краем глаза увидел за окном темный силуэт. Иван Андреевич медленно перевел взгляд, хотел что-то крикнуть, но из горла вместо этого вырвался жалкий хрип. Силуэт за окном дернулся, и ужас Неверова сменился яростью. Он оглядел комнату, прикинул, как долго огибать дом, и в ту же секунду бросил стул в окно. Ему показалось, что ледяной ветер ворвался в комнату раньше, чем послышался звон стекла.
Схватив одеяло, Неверов выдернул им осколки из рамы и выпрыгнул наружу. Словно освещая сцену, облака над Безымянкой порвались, и в разрыве показалась почти полная растущая луна. Темный силуэт неуклюже убегал вдоль железнодорожных путей.
– Стой, сука, стреляю!
Иван Андреевич, волнуясь, не с первого раза расстегнул кобуру и достал пистолет «ТК». Пар изо рта мешал целиться. Лейтенант выстрелил, потом еще раз и третий. Силуэт остановился и согнулся. Сердце Неверова стучало так громко, что он не слышал приближения поезда. Человек скинул шубу и обувь и побежал налегке.
Иван Андреевич бросился за ним, два раза выстрелил на ходу, и одна из пуль вышибла искры из проносившегося мимо вагона. Раньше, чем хвост поезда исчез, воздух в легких Неверова кончился. Мороз не давал вдохнуть, ноги устали проламывать ледяную корку сугроба. Иван Андреевич споткнулся, падая, ободрал ладони о твердый снежный наст, выстрелил еще дважды и сквозь застилавшие глаза слезы увидел, как убегавший нырнул под колючую проволоку. В лагере его не достать.
Неверову не хотелось вставать, он смотрел, как разрыв быстро затягивается тучами. Свет луны еще немного проникал через облака, а потом превратился в крупные хлопья снега, и они заполнили все небо. Долго лежать было нельзя. Оставаться на улице без шинели – тоже. Иван Андреевич с трудом поднялся, дрожащими руками сунул пистолет обратно в кобуру и быстро пошел назад, стараясь попадать в свои следы.
Дойдя до места, где разделся беглец, он увидел лежавшую на снегу доху. Исходивший от нее густой запах махорки не оставлял сомнений. Рядом лежала пара унтов, объяснявшая гигантские следы под окном. Витя свой срок еще в Сибири отбыл, всплыли в голове слова Чернецова.
– Вот же ж суки, – прошептал Неверов и, собрав остатки сил, побежал к штабу и забрался обратно через окно.
Под подоконником ветер уже намел сугроб. Иван Андреевич поднял с пола холодную шинель и натянул на себя. Витя может вернуться. В комнате ночевать нельзя. Неверов стряхнул остатки стекла и налетевшую ледяную пыль с одеяла, взял портфель и, выключив свет, вышел в коридор. После нескольких ударов плечом он смог закрыть дверь в свою комнату и сел на Витин стул, обернувшись в одеяло. Озноб сотрясал тело, думать не получалось. Когда тепло начало возвращаться к рукам, Иван Андреевич почувствовал жгучую боль от ссадин на ладонях, высунул их из-под одеяла, но в темноте ничего не различил. Потом достал пистолет «ТК» и на ощупь сбросил последний патрон из обоймы в руку. Стрелять надо будет точно. «Дежурить придется до утра», – решил Неверов. Вскоре его голова склонилась на грудь, и уже через несколько минут лейтенант даже не услышал, как пистолет выскользнул из руки и с глухим стуком упал на пол.
Разбудил Ивана Андреевича шум мотора. Неверов вспомнил, что произошло ночью, вскочил, чуть не упав, запутавшись в одеяле. Наткнулся ногой на упавший пистолет, сунул в кобуру и бросился к двери. В глаза ударил свет фар, умножавшийся от вихрей метели. Лейтенант прикрылся рукой и подошел к машине. На него с испугом смотрел Сергей.
– Погоди секунду, сейчас поедем, – крикнул Иван Андреевич, пытаясь заглушить шум ветра и двигателя.
Водитель слов не слышал, но кивнул, поняв смысл. С удивлением Сережа наблюдал, как Неверов долго мочится прямо перед дверью штаба, заходит внутрь и возвращается обратно с портфелем.
– В Куйбышев, товарищ лейтенант? – Иван Андреевич отрицательно покачал головой. – С вами все в порядке, товарищ лейтенант?
– Нет. Едем на кладбище на Мехзаводской участок.
– В такую метель, товарищ лейтенант? Еще ж не рассвело даже. – Неверов ничего не ответил, только повернул голову и посмотрел на водителя. В его глазах было то, что заставило Сергея ответить: – Так точно, товарищ лейтенант.
Машина медленно поехала. Иван Андреевич посмотрел на часы, стекло треснуло.
– Сколько сейчас времени?
– Начало седьмого, наверное, товарищ лейтенант.
– Ты спал сегодня ночью вообще?
– Мало, товарищ лейтенант.
– Скажи, сколько таких машин, как у тебя, в лагере?
– Такая, как у меня, одна, товарищ лейтенант.
– А еще был хоть один «ГАЗ-61»?
– Никак нет, товарищ лейтенант, машина ценная, я за ней сам слежу, протираю…
Иван Андреевич не слушал признание водителя в любви к своему автомобилю. Берензон – сука, все документы – ложь. Ты знал это с самого начала, пронеслась мысль и погасла падающей звездой. Все место занял гнев.
– А ты чей родственник? Чернецова? – внезапно прервал монолог Сергея Иван Андреевич.
Водитель бросил испуганный взгляд на Неверова, машина даже вильнула.
– Так точно, товарищ лейтенант. Племянник.
– А Зоя тебе кто?
