Я спрашиваю, могу ли зарядить телефон или воспользоваться каким-либо средством связи. Груша заверяет, что в этом нет никакой проблемы. Дядя Жора на баре имеет кучу зарядных устройств. Я пытаюсь отблагодарить официантку, предложив щедрые чаевые за помощь, но девушка обиженно отказывается. Попытавшись загладить вину, я достаю из сумки визитку и вручаю официантке.
- Если нужна будет помощь… возникнут проблемы или какая-то сложная непредвиденная ситуация – звони. Спасибо тебе за все, – преисполненная благодарностью, я пытаюсь обнять девушку за плечи, но не дотягиваюсь, даже когда встаю на самые кончики ботинок. Обхватив ее предплечья, я прижимаюсь к теплой груди, слышу приветливый смешок и улыбаюсь в ответ.
Я покидаю туалет и направляюсь к бару. Водружаю сумку и сырое грязное пальто на пустующую вешалку и, кряхтя от усталости, неуклюже забираюсь на высокий барный табурет. Дядя Жора на мой запрос доброжелательно улыбается и подключает мертвый аппарат к электросети, а затем ставит передо мной резной стакан со свечой и вручает меню. Дрожа от холода, я погружаюсь в изучение незамысловатых блюд, пока краем глаза не замечаю движение слева.
Какой-то тип нерешительно топчется у вешалки, держа в руках модный пиджак, решая повесить ли его сверху моего напоминающего половую тряпку кашемира, или нет.
Если бы я не пропиталась смертельной усталостью и не проходящим холодом, то наверняка почувствовала бы неловкость. Но последние эмоции покинули это бренное тело вместе со слезами пятнадцать минут назад в туалете.
- Просто скиньте его на пол. Хуже ему уже не будет. – говорю мужчине, не оборачиваясь. Думаю, как только он увидит мое лицо, а именно красный глаз, сияющий на синем от холода измотанном лице, наложит в штаны прямо у бара.
- Не стоит – слышу в ответ приятный глубокий голос. – Кажется, Вы замерзли.
Спустя мгновение, я чувствую, как меня обволакивает тепло мягкой ткани и приятный аромат мужского парфюма. Ненавязчивый, но густой и баюкающий. С нотками кедра, лаванды и пачули. А еще едва уловимый шлейф запаха старых книг и газетной бумаги. Незнакомец просто укрывает меня своим пиджаком и присаживается на соседний стул.
Поворачиваюсь к нему лицом и открыто смотрю в глаза. Едрена-Матрена, кто пустил юношу в это страшное место без родителей?! Выгнув бровь, я с долей садизма наблюдаю за траекторией челюсти парня, стремительно падающей на гранитную столешницу. Шок, промелькнувший в голубых глазах, сменяется настороженностью. Еще бы! Со спины-то я красотка. А на лицо наркоманка со стажем. Эта мысль вызвала внутреннюю улыбку. Почему-то сегодня видеть, как рушатся чужие ожидания особенно приятно. Не все мне одной обламываться! Интересно, что этот холеный джентльмен подумал, увидев вместо куколки Мальвины бледное чудовище с синяками и ярко-красным, как у терминатора глазом? Позвал свою маму, типа «мама дорогая!»? Или припомнил мою хлестким «ух, ёб твою мать!»?
Я впитываю чужие эмоции, попутно оценивая соседа. Молодой паренек, блондин с аккуратной стрижкой на мягких волнистых волосах. Немного наивное одухотворенное лицо, правильные черты которого в неровных отблесках настольной свечи делают его обладателя похожим на Маленького принца Экзюпери. Серая водолазка подчеркивает крепкие плечи и узкий торс, какой-то нелепый красный шарф замысловато завязан на длинной шее. Весь образ незнакомца создает впечатление вдохновленного поэта или писателя.
На вид незнакомцу лет двадцать пять. Напоминает мечтательного студента филфака, решившего отметить сдачу экзамена в ближайшем баре. Весь такой правильный, но решительно настроенный покуралесить. Парень смотрит прямо в мой красный глаз, но на его лице не шевелится ни один мускул. Лишь глубокий, сосредоточенный взгляд излучает легкое замешательство и … тревогу? Да ладно! Боишься меня?
А потом незнакомец… улыбается. Нет. Не так. Его губы резко растягиваются в совершенно дикий оскал, обнажая ряд белоснежных зубов. Будь он конь на ярмарке, я бы, несомненно, оценила этот ровный частокол, но сейчас, демонстрация качественного ухода за ротовой полостью, на мой взгляд, совершенно неуместна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Отличный вечер, не правда ли? – бодрый голос заставляет вздрогнуть.
Улыбается.
Мать моя женщина!
Словно Ганнибал Лектор сошел с экрана.
Под теплым пиджаком стали роем копошиться нервные мурашки.
Неопределенно киваю. Надо как-то намекнуть, что я не настроена на общение.
- Вы такая необычная и яркая, - не унимается паренек - От Вас невозможно отвести глаз! Даже оба! – ха-ха! Смешно. А потом этот Петросян недоделанный трогает меня за плечо. К его счастью движение это оказывается мимолетным.
Молчу. Демонстративно листаю до ужаса короткое меню.
- Любите футбол? – активность собеседника начинает откровенно раздражать.
Поворачиваюсь к нему.
Улыбается.
Святые колокола!
- Что тебе надо, мальчик? – грубо? Да! На то и расчет. Пусть уже обидится и идет куда-нибудь поплачет.
- Простите, просто Вы, сияете, словно ангел во мраке рогатого ада. Глядя на Вас, хочется улыбаться.
И… Улыбается…
Этот парень просто псих! Нормальные люди так не скалятся.
Надо срочно от него как-то отделаться.
- Что за дешёвые подкаты? – кривлю рот и закатываю глаза, как любимый герой Костика - Тони Старк – Вы черпаете пафосные эпитеты на дне исторических романов?
- Иван Тургенев – протягивает мне руку.
Ха! Да ты гонишь! – кричит мой разум. Смотрю в серьезные голубые глаза. Прилипала больше не улыбается, отчего выглядит вполне нормальным.
- Серьезно? Тургенев? Иван Тургенев? – решаю уточнить.
- Не верите? – ухмыляется странный тип – Там во внутреннем кармане есть водительские права.
По-хозяйски шарю рукой и выуживаю розовый пластик. Иван Тургенев. 01.06.1988г. Тридцать два? Этому кудрявому мальчику ТРИДЦАТЬ ДВА! Шокировано сверяю фотографию с лицом владельца. Кручу документ, пытаясь проверить на подлинность. Иван, глядя на это, мягко улыбается. Совсем не так, как три минуты до этого. А естественно, искренно, и от искрящихся задором глаз разбегаются маленькие мимические лучики.
Вкладываю холодную руку в его теплую сухую ладонь, и, слегка пожимая, разворачиваю, ища на безымянном пальце кольцо или следы его наличия. Но их там нет.
- Анастасия Шелест.
- Я буду звать Вас Ася.
- Ну, раз уж Вы Тургенев…
- Может, чаю? Вам нужно согреться, чтобы не заболеть. Друг говорил, здесь отличный липовый сбор с медом и душицей.
Мужчина смотрит на меня приветливо. Но я еще слишком хорошо помню его безумную улыбку, чтобы расслабиться. Сто лет не знакомилась в барах. Будем честны, я сто лет и не была в барах.
Подняв ладонь с тонкими музыкальными пальцами и аккуратными ногтями, Иван делает знак бармену.
Через секунду приветливый и одновременно устрашающий дядя Жора материализуется перед нами, отсвечивая белыми рогами.
- Два липовых чая с душицей – говорит Тургенев.
- И 50 грамм коньяка – видит бог, он мне просто необходим.
Через минуту перед нами стоят две дымящиеся глиняные чашки, маленький железный кубок на тонкой ножке с горячительным напитком и в комплект к нему металлическое блюдце с тонко нарезанным лимоном.
Без лишних слов залпом выпиваю коньяк, и, не дыша заедаю лимоном. Спиртное обжигает горло и пищевод. Наконец внутри разливается тепло. Подвигаю чай и с наслаждением втягиваю душистый аромат луга и пыльцы. Жадно пью сладкий напиток. Но дрожь в теле не унимается. От нее не спасает ни чай, ни коньяк, ни теплый пиджак собеседника.
Подперев голову левой рукой, правой я держу теплую чашку. Но вместо того, чтобы согревать мои пальцы, чай сам становился холодным. Мы повторяем заказ. В том числе коньяк. Вторая рюмка спиртного расслабляет и вводит в состояние философской задумчивости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я откровенно ною и жалуюсь этому случайному знакомому на пережитые за неделю несчастья и беды. У меня нет желания понравится Тургеневу, он – просто свободные уши, в которые я безжалостно вливаю скулеж, печали и негодование. Настаиваю на том, что меня прокляли, чем вызываю у мужчины тихий грудной смех, который почему-то не обижает меня, а лишь подталкивает к дальнейшим откровениям.
