– Грозить убийством семьи.
– Обещать – не значит жениться, – пожал плечами Седой.
– То есть, ты бы не стал? – Шаман резко повернулся к нему.
– Видишь ли, солдат, если бы ты не испугался угрозы – действительно не испугался бы – делать это бессмысленно. Зачем мне брать грех на душу? А если испугался – как, собственно, и получилось, – ты сделаешь то, что мне надо. И опять выходит, что трогать твоих незачем. Я не изверг. Я ищу Молодого, и не получаю удовольствия от убийства детей. Что бы ты там про меня не думал.
– Это называется «взять на понт», – процедил Шаман.
– И снова ошибаешься.
– Ну поясни.
– Вижу, ты все никак не составишь обо мне мнение. Пойми, если бы для дела, для того, чтобы получить результат, нужно было убить твою семью – я бы это сделал. Не понадобилось, но я был готов. И ты это хорошо почувствовал. Так что на понт я тебя не брал, в определенном смысле.
– И это не паскудство? Убивать ребенка за дела отца? Так даже на войне не делают.
– Да, капитан. Один из твоих подчиненных этого не сделал. И другой твой подчиненный из-за этого умер. И бойцы, которых ты вез, тоже погибли.
– Ты о чем?
– Да о Ботлихе, где твою «вертушку» подбили. Ты ведь знаешь, почему сержант Кузьмин стрелка не снял, да? Потому что это был ребенок.
– Он не смог. И я бы не смог.
– И из-за этого погибло шестнадцать человек. Один участник той войны сказал: «Если бы Россия не делила их на хороших и плохих, взрослых и детей, войну можно было закончить за две недели». У меня есть цель. Очень важная. И я готов ради ее достижения на определенные логичные поступки. Это не жестокость – это целесообразность. Поэтому я выиграю. И у той войны была цель, но логику победил «гуманизм». И это значит, что опять придется воевать, вот увидишь.
– А ты убивал детей?
– Знаешь, после того, как вас с Кузьминым подбили, мы выжгли высоту. И там, помимо вашего тринадцатилетнего стрелка, оказалось еще несколько, помладше. Как думаешь, у них в аулах нашлись бы еще детишки, готовые валить нас при удобном случае?
– По-твоему, нужно было выжечь все? Детей не убивают, потому что они – и это прежде всего – не виноваты. Их так воспитали. Обозначили нас как врагов. Но они тоже люди, и обладают многими чертами характера, которые мы бы хотели видеть у наших.
– Не путай черты характера и инстинкты. Волк нападает на жертву не потому, что он сильный и смелый. Волки, кстати, трусливые животные. Он нападает потому, что по-другому жить не умеет. Потому что – инстинкты. Его можно приручить и держать за собачку. До тех пор, пока ему не представится возможность напасть – в тот момент, когда ты ослабишь поводок. Он это сделает, даже если сыт. И в стаи они сбиваются не от любви друг к другу – так проще выжить. Их поведение предопределено инстинктами.
– Знаешь, – Шаман как-то помимо воли втянулся в разговор, – используя твою метафору, волками волков сделала жизнь. Эволюция. Вот ты, небось, вырос в цивилизации, ходил в нормальную школу, институт закончил… И предки твои до десятого колена. Ты знаешь историю их народа и знаешь, какую роль там сыграли мы. Нас туда никто не звал. Наши тоже уходили в партизаны, когда пришли немцы, потому что это как раз логично – защищать свою землю. Наших, по-твоему, тоже надо было уничтожать?
– С позиций немцев – да. Что они, кстати, и делали. Это ты к чему?
– К тому, что как-то… нагло это: прийти к другим и диктовать свои условия.
– И что с того? Какое мне дело до этого? Мы взяли эту землю по праву сильного, а когда понадобилось навести порядок – вдруг вспомнили о гуманизме.
– Ну сейчас-то там более-менее порядок.
– Да ну? Просто поводок туго натянут. И кормят так, что брюхо поднять трудно. Зачем тебе в хозяйстве волк? Дом сторожить не оставишь – его самого сторожить надо, чтобы не стал коров резать. И приказы будет исполнять, только пока видит занесенную над собой палку. Какая от него польза?
– Это все логично, пока ты говоришь про волков. Но мы все-таки говорим про людей.
– А что такое человек?
– Двуногое животное без перьев, – ухмыльнулся Шаман.
– Нет, солдат. Человек – это животное, в поведении которого разум преобладает над инстинктами. Которое, пусть даже и на миг, но способно осознать, что жрать и размножаться – это еще не все. Которое в промежутках между жратвой и размножением может летать в космос, где жрать очень невкусно, а размножаться не с кем.
– Дедушка Фрейд все равно свел бы это к «жрать и размножаться».
– Дедушка Фрейд пытался объяснить потребности разума с позиции выгоды. Это свойственно его народу. Кто виноват, что выгоду эту он видел только в «жрать и размножаться»? А отказаться от категории выгоды он не мог – тогда бы пришлось вводить «искру божью». Так вот, этой «искрой божьей» я, вслед за прадедушкой Кантом, считаю способность человека к творчеству как невыгодной противоположности «жрать и размножаться».
– Ну тогда тебе нужно признать, что наибольшая концентрация «божьей искры» содержится как раз в представителях народа дедушки Фрейда.
– Это не так. Они ее давно потеряли и теперь усиленно ищут. Пытаются заниматься творчеством – и доводят идею до абсурда. Хватают творения других – и разбирают на составляющие, разрушая суть. Это то самое проклятие за распятие Бога, сиречь – потерю «искры».
– «Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут», – ехидно заметил Шаман, с интересом разглядывая Седого.
– Если не умный, то как минимум начитанный, – похвалил сталкера Седой. – Приятно общаться с интеллигентным человеком.
В кармане полковника звякнул сигнал телефона. Он быстро достал трубку с толстым обрубком антенны.
– У аппарата, – выслушав собеседника, полковник недовольно посмотрел на Шамана. – Твои не пускают моего бойца обратно, держат под стволами.
– Дай сюда, – Шаман взял телефон. – Передай трубку сталкеру в шляпе. Да, я. Все нормально. Проводите во двор. Нет. Сейчас спустимся. Отбой.
– Чего это они? – поинтересовался Седой, пряча аппарат в карман.
– А ты как хотел? Слить контакты сталкера неизвестно кому. Не по-нашему. Чувствую, будет мне за это. Пошли.
Они вышли из кабинета, прогремели по решетчатому перекрытию и спустились по сварной лестнице в большой пустой ангар – в углу, покрытый толстым слоем пыли, стоял армейский «КамАЗ» с выбитыми стеклами.
– Ездит? – полюбопытствовал полковник.
– Так ты мне лучше про убийство детей закончи, а то как-то мы не туда свернули.
– Не так уж и свернули. Люди, живущие инстинктами – угроза цивилизации, то есть «человеку разумному». Они всегда и везде враждебны нам. Как минимум – будут паразитировать на обществе. Как максимум – уничтожат. Это если хватит сил. Они, как все паразиты, не осознают, что смерть носителя означает и их смерть. Поэтому, чтобы защитить цивилизацию, я готов уничтожать даже щенков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
