– Конечно, хотели. Но насильно – никогда. Разве можно грузина заставить жениться? Ни за что! – гордо заявил Манучар.
– Все, идем обедать. Сейчас ты начнешь рассуждать о менталитете грузинского народа, а этого я уже не вынесу.
– Обижаешь, да, – вскочил Манучар, – весь народ обижаешь, да?
– Дурак ты, – спокойно ответил Дронго. – Я вырос на Кавказе. Среди моих друзей были грузины, армяне, азербайджанцы, русские, евреи, татары, лезгины. Разве я могу сказать что-то плохое в адрес твоего народа? Тебе сколько лет?
– Двадцать девять.
– Тебя еще не было на свете, когда я впервые увидел Тбилиси. И полюбил этот город на всю жизнь. Отец любил возить меня туда. А ты говоришь – обижаешь. Пошли ужинать.
За ужином Манучар, выпив триста граммов водки, немного развеселился, глядя на танцующие пары. Дронго, не любивший водку и почти не употреблявший спиртного, только пригубил свою рюмку. Через час, когда они поднимались в свои номера, Манучар сказал немного заплетающимся языком:
– Я должен провожать вас до самых дверей. У вас седьмой этаж, у меня пятый. Я поеду с вами.
– В следующий раз. Тоже мне спортсмен, пьянеешь от трехсот граммов, – покачал головой Дронго, выталкивая Манучара из лифта.
Он поднялся на свой этаж и, взяв ключи, прошел в свой номер. Открыл дверь и вошел внутрь. В кресле уже сидел пожилой господин лет пятидесяти. Худое запоминающееся лицо, быстрый цепкий взгляд, красивые руки. Он был слишком похож на Давида, чтобы можно было ошибиться.
– Здравствуйте, Арчил, – спокойно сказал Дронго, проходя и усаживаясь на кровать.
– Ты меня знаешь? – удивился Арчил.
– Меня послал в Москву Давид, – просто ответил Дронго, – чтобы я помог с розысками его сына и вашего племянника.
– Ага, теперь понятно, – кивнул Арчил, – ты тот самый профессионал, про которого нам говорили наши друзья в разведке. Кажется, Дронго, правильно?
– Вашим друзьям я оторву головы, чтобы они больше ничего не говорили, – добродушно произнес Дронго. – Тоже мне разведчики.
– Они друзья, а чего не сделаешь ради друга. Ты сегодня был в «Савое», – метнул на него быстрый взгляд Арчил. – Все знаю, дорогой. Мне уже рассказали. Все знают: я тоже ищу Реваза. Если что утаят – умрут страшной смертью. А умирать никто не хочет. Зачем тебе списки гостей? Мы проверили всех, кто был на одном этаже с Ревазом.
– А по всей гостинице?
– Зачем? Всех гостей, что ли?
– Вот списки. Реваз зарегистрировался под именем своего дяди со стороны матери – Гиви Пхаладзе. С ним была еще какая-то женщина, Лариса Коновалова. Вы случайно не слышали такую фамилию?
– Нет, – покачал головой Арчил, с удивлением глядя на списки. – Какой ты умный! Я такого даже не представлял. Ты действительно большой мастер.
– Для этого как раз большого ума не нужно. Если человек исчез без всяких следов и нет никаких свидетелей, значит, человек сам хотел исчезнуть. Обычная логика.
– Об этом мы не подумали, – признался Арчил, почесав голову. Дронго обратил внимание на его роскошный перстень. – Мы были в таком состоянии, что не сообразили этого.
– Вы можете узнать, кем и когда был выдан паспорт Коноваловой?
– Конечно. – Арчил пересел на стул рядом с телефоном и, взяв списки, набрал чей-то номер. – Слушай, Крысанов, это я, Арчил. Большая помощь нужна. Узнай, когда и кому был выдан паспорт на имя Ларисы Коноваловой. Паспорт заграничный. Ты не понял? Я сказал «кому», чтобы узнать ее адрес. Где она живет, понимаешь? Когда позвонишь? Я буду ждать. – Арчил положил трубку. – Завтра утром мне сообщат.
– Есть еще один вариант. Пятнадцатого Реваза и его спутницу в отеле прописал некий Коля. Может, мы можем узнать подробности у него?
– Слушай, – еще раз удивился Арчил, – ты откуда такой умный? Поехали быстрее. У меня машина с ребятами стоит у западного входа. – Со мной приехал Манучар, может, возьмем и его? – спросил Дронго.
– Не надо. У меня есть своя охрана.
– Я не для этого, – усмехнулся Дронго. «Ну и психология у этих ребят!» – подумал он.
Через несколько минут они уже мчались на роскошном «Мерседесе» Арчила через весь город. Арчил, позвонив прямо из автомобиля, узнал адрес дежурившего в тот день Коли. За ними, не отставая, шел еще один «Мерседес» с тремя боевиками явно кавказского происхождения.
Они добирались долго, почти целый час. Наконец оба автомобиля въехали во двор девятиэтажного дома.
– Поднимемся вдвоем, – предложил Арчил.
Они еще долго ждали, пока придет лифт, затем медленно поднимались на восьмой этаж. Потом долго стучались. Никто не отвечал.
– Может, я позову кого-нибудь из ребят? – предложил Арчил.
– Не нужно, – сказал, осматривая замок, Дронго, – я постараюсь открыть дверь.
К своему удивлению, он возился долго – целых двадцать минут. Арчил терпеливо ждал, выкурив две сигареты «Кэмел». Он предложил их Дронго, но тот, никогда не куривший, отказался, обратив внимание на характерный прикус Арчила на окурках сигарет. Наконец дверь открылась. Всюду горел свет. Играла музыка.
– Наверное, хозяин скоро придет, – предположил Дронго.
Арчил, кивнув головой, прошел в одну из комнат. Дронго, осмотрев коридор, двинулся следом. На полу с разбитой головой лежал хозяин квартиры.
Арчил достал еще одну сигарету.
– Кажется, он мертв, – спокойно сказал он.
Дронго осторожно наклонился над телом убитого, потрогал пульс.
– Тело еще теплое, – озабоченно сказал он. – Его убили за несколько часов до нашего прихода, может, даже еще позже.
– Кто-то знал, что мы приедем, – понял Арчил. – Интересно получается.
– Кроме вас и меня, не знал никто, – возразил Дронго, поднимаясь.
– А Манучар? – Арчил сохранял абсолютное спокойствие.
– Он был весь вечер со мной. Мы расстались за минуту до того, как я вошел в номер.
– Значит, это ты, – спокойно сказал Арчил.
– А может, ты, – так же спокойно парировал Дронго.
Между ними лежал еще не остывший труп.
ГЛАВА 6
В последнее время Колчин все чаще задумывался над семейными проблемами ветеранов КГБ. Как правило, у обычных офицеров, работавших в отделах и управлениях центрального и местных аппаратов, все было в полном порядке – у разведчиков, специалистов широкого профиля, курсировавших по странам мира, оперативников семейная жизнь не налаживалась. Они словно моряки уходили в плавание на долгие месяцы, оставляя семьи, и не все жены выдерживали такое изнурительное ожидание. Семьи распадались, а вновь и вновь отъезжающие офицеры не спешили заводить новые. Миф о верных супругах, ждущих своих мужей десятилетиями, оставался только мифом. В жизни все было мельче и грязнее.
У погибшего Бахтамова тоже не удалась семейная жизнь. Жене надоели его частые отлучки, и она, хлопнув дверью, просто ушла к другому, уведя с собой пятилетнего сына. Другой был старшим продавцом комиссионного магазина этого островка капитализма в прежнем строго социалистическом мире.
Уже выйдя на пенсию, Бахтамов нашел другую, еще не совсем опустившуюся, женщину, и поселился у нее. Клавдия Орлова была в молодости красивой женщиной, но с годами появился тяжелый подбородок, морщины под глазами, оплыла фигура. Кроме того, она почти двадцать лет одна растила двоих детей после смерти своего первого мужа, а это никогда не проходит бесследно для женского лица и характера. Вызвав ее утром по телефону, Колчин позвонил в УВД города, попросив обеспечить явку Магомедова и Умарова. Орлова пришла точно в назначенное время. Она была немного удивлена, зачем еще она могла понадобиться этому страшному учреждению, которого, несмотря на все демократизации, сильно побаивалась.
Сначала разговор шел о пустяках. Колчин расспрашивал Орлову о ее жизни, обещал помочь с пенсией Бахтамова. Они, правда, не успели зарегистрироваться, но по еще бывшим советским законам при ведении совместного хозяйства можно было рассчитывать на пенсию погибшего друга.
– Скажите, Клавдия Николаевна, – спросил вдруг Колчин, – в прошлый раз вы говорили мне, что знали о связях вашего мужа, – он называл Бахтамова все время только так, – и некоторых чеченцев. Вы сами присутствовали на их встречах?
– Присутствовала, – подтвердила женщина низким голосом, – приходили. Я ему все время говорила: не доведут до добра эти азиаты. Уж я их, разбойников, знаю.
– А вот эти бланки платежных поручений, которые мы у вас нашли, вы раньше видели?
– Не помню, – удивилась Орлова. – Вы тогда спросили: это ваши? А я в бумагах его не разбиралась, царство ему небесное, строгий был человек, не любил, когда трогали его вещи. Ну, коли из моего дома вышли, стало быть, мои. Я и сказала, что наши.
– А вы до этого таких бумаг не видели?
Орлова снова внимательно посмотрела на бумаги.
– Если подумать, нет, кажись, не видела.
– У вас был кто-нибудь дома после смерти вашего мужа?
– Все были, – удивилась женщина, – народу пришло немного, но люди были. Его друзья, мои родные, дети. Я от детей ничего не скрывала. Хороший человек был.
