И все же он сказал «да».
С Хачирашвили вопрос был ясен — приедет, значит, готов идти на погружение.
День выдался хлопотный. Пушков и Милосердов наметили план на первую неделю погружений, проверили расконсервацию глубоководных аппаратов, связались с плавбазами других стран и договорились о координации работ, осмотрели большой парусно-моторный катамаран — опорный пункт для «Дельфина».
За полчаса до сна Милосердов увлек Пушкова на свою обязательную прогулку по верхней палубе. Обойдя вертолеты, полюбовались закатом, перекинулись парой фраз о достоинствах металлических стрекоз, помолчали.
Милосердов оперся о фальшборт[5], задумчиво вгляделся в даль океана, подернутую легким сумраком, затем обернулся к Пушкову.
— Знаешь, Юрий, мне ведь впервые такое решение пришлось принимать, я имею в виду приказ на погружение «Дельфина». Слишком уж велик риск, которому я подвергаю других, заведомо зная, что чувство долга или увлеченность наукой не позволят им отказаться…
— К этому трудно привыкнуть, если ты не карьерист, а честный человек, — вздохнув, согласился Пушков. — Но и поддаваться сентиментальности нельзя. Думаешь, я указания даю, как семечки щелкаю?.. Здесь все равно откладывается, — Пушков прижал ладонь к левой стороне груди.
— А все-таки жаль, если придется разрушить воронку… У меня, Юрий, такое чувство, будто сидишь в лесу у костра, а кто-то залить его намеревается. Понимаешь, что иначе пожар может случиться, но и тепла терять не хочется… Миражи вот какие-то странные появились, тени прошлого… Почему, откуда? Не станет воронки — так и не узнаем ответа на этот вопрос. А вдруг и вправду, как предполагает Дерюгин, прошлое Земли на ее кристалле записано? Сколько тайн мы бы узнали, разгадав секрет записи…
— Вот за то тебя и люблю, Сергей, что не перекладываешь ответственность на высшее начальство да на подчиненных…
— Здравствуйте! — вдруг перебил разговор ученых преувеличенно бодрый голос. Это подошел вертолетный механик Володя Гребешков, который от темна до темна пропадал на верхней палубе. — Базу нашу рассматриваете, Юрий Павлович?
— Здравствуйте, молодой человек. А что — запрещается, совершенно секретно?
— Гребешков, вертолетный механик, — представил парня Милосердов.
— Нет, что вы, можно! — вроде бы застеснялся Володя. — Я к тому, что база наша — сила! Посмотреть есть на что.
Да, научная плавбаза «Академик Вернадский» была последним словом кораблестроения. Судно имело атомную энергетическую установку, автоматизированное управление и могло совершать плавание даже в десятибалльный шторм.
— Повезло нам, Гребешков, а? — подзадорил Пушков неожиданного собеседника.
— Это уж точно! — гордо отозвался Володя и отправился назад к вертолетам, где в это время другой механик Демидыч, мужчина средних лет, проверял крепление к настилу палубы посадочных поплавков.
Гребешков присел рядом на поплавок и обратился к напарнику:
— Большо-ой человек к нам пожаловал, академик из самой Москвы, значит, жди большого дела.
— Вечно ты, Володька, суешься со своим любопытством. Смотри, когда-нибудь нос оттяпают…
— Нет, попомни мое слово, Демидыч, начальство что-то задумало… Я это чую своим носом, о котором ты так неуважительно отозвался.
ГЛАВА V
Американец Уэйн Дикинсон, 39 лет, техник-специалист по электронно-счетным машинам, потерял работу. После бесплодных поисков хоть какого-нибудь места и окончательно отчаявшись, он «отдался на волю волн» в прямом смысле этого слова. На лодке длиной в два метра Дикинсон отправился в морское путешествие через Атлантический океан. Через три месяца после тяжелых испытаний он достиг одного из островов у побережья Ирландии».
(Газета «Известия» за 6 апреля 1983 года — со ссылкой па американскую газету «Интернэшнл геральд трибюн»)
Шляпа у старого Джексона была роскошная. Широкополая, с множеством блестящих металлических заклепок, с лихой вмятиной на тулье. Помнится, даже один из американских президентов любил покрасоваться в таком головном уборе. Разглядывая щегольское, но совершенно не подходящее к внешности хозяина сомбреро, Роберт Макгрэйв уныло и зло думал: «Стащил прощелыга где-то в Латинской Америке, когда ошивался там в „зеленых беретах“… Скажи на милость, живет же такая поганка на свете…»
Словно почувствовав мысли Роберта, Джексон поднял голову, оторвавшись от записей в конторской книге. Из-под полей шляпы блеснули узкие глаза над оплывшими щеками и немигающе уперлись в Роберта.
Роберт, сидевший в отдалении на обшарпанном стуле, невольно выпрямил спину, но взгляда не отвел.
— Макгрэйв, тебе причитается 27 долларов 48 центов по окончательному расчету, — проскрипел Джексон. — Получи их у бармена вот по этой записке и катись ко всем чертям со своей принципиальностью. Может, она тебя прокормит.
Роберт подошел г столу, взял записку и потом уж только заговорил:
— Ты, недобитая зеленая лягушка, я уйду, но попомни — кто-нибудь проломит твою шляпу… Вместе с черепом.
— Топай, топай! Бешеный пес кусает сам себя, — осклабился в ехидной ухмылке Джексон.
Роберт зашел в бар, подал бармену записку. Тот глянул в нее, смахнул бумажку в ящик, а Роберту отсчитал из выручки положенную сумму. Роберт сгреб деньги в карман, оставив на стойке мелочь.
— Плесни мне содовой, Дик.
— Без виски?
— Без.
— Ты что — бросил пить?
— Нет, меня выбросили на улицу. И даже самый лучший гадальщик Нью-Йорка не скажет, когда я вновь найду работу… А на двадцать семь долларов протяну как-нибудь неделю без особых забот.
— Не надо было задираться с хозяином. Ну, взгрел он этого итальяшку…
— Не взгрел, а избил, и не итальяшку, а моего товарища по работе, кто бы он ни был, хоть африканский пигмей… Между прочим, не подставь этот итальяшка страховочный упор вовремя, меня еще месяц назад придавило бы машиной, сорвавшейся с домкрата. И сгинул бы я в вашей вонючей норе ни за что ни про что.
— Ты знал, к кому нанимаешься…
— А что мне было делать? Три года на мели, в кармане ни цента. Копы[6] уже грозились упечь в тюрьму за бродяжничество… Возможно, там и лучше, а? Хоть крыша над головой и похлебка каждый день.
Роберт допил содовую, кивнул бармену Дику на прощанье и вышел на улицу. По бетонным ущельям Нью-Йорка серым туманом расползались сумерки. Подлый Джексон специально выбрал такой момент. В ночлежку, что по карману таким, как Роберт, сейчас не пробьешься. Придется искать свободное «королевское ложе» — вентиляционную решетку метро. Ночи стали холодными, со стороны океана тянуло сыростью, а из-под решетки просачивается приятное тепло. Решетка, конечно, крайний случай, но в его положении неразумно тратить деньги хотя бы на самый дешевый отель. Ведь даже простой бутерброд с чашечкой кофе пробивал в бюджете Роберта дыру размером в 3 доллара.
Он зашагал из припортовой окраины города ближе к центру. Там было больше полицейских и не всякий бездомный отваживался туда заходить. Незанятую решетку нашел довольно быстро. Достал из-за пазухи куртки толстую многостраничную газету, которой предусмотрительно запасся в баре, расстелил ее поверх чугунных ребер и прилег на бок, подсунув под голову кирпич, валявшийся тут же. Видно, тоже изголовье какого-то неприкаянного ночлежника…
Лежать было жестковато, но неудобство компенсировало легкое тепло, струившееся из чрева нью-йоркской подземки. Главное, чтобы не пошел дождь. Непромокаемых газет в Штатах пока не догадались выпускать…
Роберт был сыном фермера средней руки из штата Арканзас, что позволило ему в свое время выучиться на механика по судовым двигателям. Устроиться в солидную трансконтинентальную компанию, как рассчитывал, не удалось. Однако и у владельцев каботажных прибрежных флотилий зарабатывал неплохо. Затем ему дважды не повезло — дважды его хозяева терпели банкротство и вынуждены были для погашения займов продавать суда, лишая этим самым работы сотни моряков. Первое увольнение Роберт перенес безболезненно, потому что быстро нанялся на небольшой сухогруз. А после второго увольнения и начались его мытарства.
Пробовал подрабатывать мусорщиком, сторожем зоопарка, грузчиком в крупном универсальном магазине. Здесь он растянул сухожилия на правой руке, пытаясь удержать контейнер с посудой, соскальзывающей с погрузчика. Хозяин вежливо, но по-деловому дал понять
Роберту, что с больной рукой он ему не нужен. «Коль уж не везет, так до конца», — подумал Роберт.
Некоторое время парня поддерживали деньги, накопленные за период работы на суднах. Пособия по безработице он не получал, так как не вписывался в какие-то там правила. На чековую книжку он молился, как на библию, берег ее, как последнюю соломинку, за которую можно будет ухватиться в критический момент. И он наступил. Если такой момент очень ждешь, он обязательно наступит.
