Митя свернул губы в трубочку и выпустил очередную затяжку. Его голова слегка покачивалась. Предположительно, в такт музыке.
- По глупости, – улыбнулся он. – Тупое у вас правительство.
- Стараемся, – признал Рогер.
Через тридцать секунд Митю осенило.
- У вас ваще всё тупое, – сказал он, поражаясь собственной проницательности. – Надо вас присоединить. К Псковской области. Я тогда сюда без проблем буду ездить. Каждый месяц… Перееду ваще… Только надо присоединить. Будет Псковская область, Кёнигсбергский район…
Митя упал на спинку кресла, едва дыша от навалившегося откровения. Он был уверен, что никогда прежде ему не приходила в голову идея, настолько гениальная в своей гениальности.
На столике появилось гигантское блюдо, наполненное сухофруктами.
- … Так ведь и я про что, – сказал Рогер, сжевав первую горсть. – Был у вас в Педагогическом слёт историков в один день с нашей пхилосопхией. И вот я, когда не мог уже боле слушать про русский онтологизм, пошёл к ним развеяться. Попал на последнего докладчика. Молоденький ещё совсем аспирант, при галстуке на тонкой шее. Говорил страстно, нервничал. Воду пил из стакана… «Возникновение и развитие мифа о нежизнеспособности Псковской феодальной республики в русской историографии»…
Митя хихикнул.
- Это ж на обложке не поместится…
- … Получалось из его слов, что до тыща пятьсот десятого года был не Псков, а Афины плюс Флоренция. Только с берестяными грамотами. У итальянцев Джотто ещё не родился, а во городе во Пскове уже полным ходом Возрождение. Про конец пятнадцатого века я просто молчу. Всё в зените. Расцвет ремёсел. Профессиональное ополчение мочит ливонцев, как котят. Простой люд готов за вечевой колокол биться до последнего… – Рогер мечтательно вздохнул. – Паскуды-церковники всех предали. Или дегенераты-посадские. Кто-то продался Москве и всех предал. А что в книжках пишут – это враки московские… - Рогер сделал паузу, чтобы съесть ещё одну горсть сухофруктов. – О, как приятно было слушать молодого человека. К сожалению, мне ребята с нашего истфака разъяснили потом, что ахинею он нёс. Но как красиво, Дмитрий? А? Красиво же?
- Всё, – Митя аккуратно поместил подплавленный фильтр в центр подноса. – Кончился.
- … Красиииииво, Дмитрий. Республика Псков, Кёнигсбергский район. А в середину Литву вставим? Эксклавы – это же дурной тон. Родина должна быть непрерывной… Лёша!
- Лёша, – повторил Митя.
Прошло много времени, прежде чем перед ним снова вырос юноша в чёрном балахоне. Принимая у Рогера новый заказ, он почему-то без конца оглядывался на Митю и ослепительно сверкал зубами. Затем, спустя ещё один период насыщенного ожидания, он принёс новые косяки, на новом металлическом подносе, с новой зажигалкой, которую Рогер в этот раз позволил ему пустить в ход. Новый сорняк был стандартной белой вдовой, которую Мите доводилось пробовать и ранее, хотя и в каком-то подозрительно не таком варианте.
После исчезновения Лёши из поля зрения, Рогер продолжил тягуче жевать сухофрукты и говорить длинные слова, составленные в бесконечные предложения. Постепенно у Мити сложилось впечатление, что речь в этих предложениях шла о борделях или, по крайней мере, о любви, и вскоре на него обрушилось новое откровение, ещё более ошеломительное, чем первое. Он поделился с Рогером, потом поделился ещё три раза – настолько прекрасно было говорить истину, – и Рогер принял откровение с благодарностью, и даже долго тянул ему руку для пожатия, произнося новые слова, теперь точно о любви, а местами и о борделях.
Впоследствии ни Митя, не Рогер не смогли вспомнить, в чём заключалось второе откровение. Митя утверждает только, что оно не было простой информацией. Оно содержало настойчивый призыв к действию. Это прояснилось не сразу, но, прояснившись, сладко зудело, свербило и будоражило, пока Митя не собрал себя в одно место и не восстал из кресла.
Оказавшись на ногах, Митя замер и привлёк внимание официанта, благодаря чему дальнейшие его действия вплоть до выхода из кафе хорошо известны. Он сказал официанту, что ничего не желает. Проигнорировал совет Рогера «дождаться свинячки». Дал Рогеру шестьсот рублей (Рогер просил четыреста). Подошёл к роялю и какое-то время слушал игру роскошной девушки, прислонившись к стене. Далее он направился к выходу, где сначала закрыл перед собой распахнутую дверь, а потом открыл её. Наконец, постояв на пороге, вышел.
Была половина второго ночи.
11. Куда смотрела милиция
Из двух доступных направлений Митя уверенно выбрал то, что вело к Торчку и оставленной там машине.
В Аллее по-прежнему было полно аромата и фоновой музыки, но людей уже не осталось. Все, кто хотел уйти, ушли; кто хотел войти, вошли. Велосипедисты разъехались по домам и спали на своих эргономических матрацах. Только у памятника Винни-Пуху на треугольной плитке тротуара сидели, вяло целуясь, две босые девушки в блузках от H&M, коротких юбках и чёрных лосинах. В трёх шагах от девушек Митя застопорился и пытливо наблюдал их поцелуи, пока одна из них не сказала go fuck yourself, wanker. Разобрав ключевое слово, Митя послушно отвернулся и пошёл дальше.
Вскоре он достиг фонаря, у которого стоял давешний милиционер Володя.
Бедный Володя! Угораздило же его не придать Мите особого значения. Дёрнула же его нелёгкая вернуться к просмотру архива MMS-сообщений в своём телефоне. Не поймите меня неверно: я ни в коем случае не оправдываю халатности при исполнении служебных обязанностей. Милиционер должен держать ухо востро и нос по ветру в любое время суток и на любой улице Кёнигсберга, не говоря уже об Аллее, где обкуренных жителей и гостей балтийской столицы всё ещё запросто могут обобрать недобитые трясуны. И даже то, что 80% эмэмэсок в архиве были от Володиной девушки, которая его за десять дней до того бросила, Володю не извиняет. Антимилиция поступила совершенно правильно, настояв на его увольнении.
Но заголовки! Эти вопящие, глумливые заголовки, которые двое суток спустя чернели вокруг Володиных фотографий во всех городских таблоидах! Эти «разоблачительные» статейки, смешавшие его не только с грязью, но, хуже того, с российскими спецслужбами и какими-то героиновыми картелями! Кажется, никто, кроме «Вражеского радио» и КТВ, не потрудился ограничиться фактами.
А когда Володя, не выдержав медиа-травли, сбежал в Латвию, каким подленьким комментарием проводила его «Балтийская жизнь»? Стыдно, стыдно должно быть, господа журналисты. Неделя прошла, прежде чем вы задались нужными вопросами: зачем городскому УВД урезали бюджет? Кто в УВД додумался экономить на патрульных нарядах? Кого пропесочить за то, что милиционер Володя оказался на посту без напарника?
Но я отвлёкся. Поравнявшись с фонарём, Митя застыл. Милиционер Володя поднял глаза, увидел российского туриста во власти сорняка и опустил глаза обратно. Митя, однако, простоял напротив него ещё не менее минуты. Он словно ожидал, что представитель закона схватит его за рукав и оттащит от края пропасти.
- Ну что стоите, молодой человек? – спросил Володя, не отрываясь от телефона. – Перетянули?
Митя не ответил.
- Рано вы вскочили, – Володя с замиранием сердца разглядывал снимок, на котором его бывшая девушка показывала объективу язык. – Давайте, гуляйте обратно. Полежите на кушетке ещё часик-полтора.
Мысль о кушетке показалась Мите невероятно здравой. Он решил попросить Рогера подвинуться. Забыв про откровение, он повернулся 50 К онстантин Смелый – КЁНИГСБЕРГ ДЮЗ ПУА
вокруг своей оси и пошёл обратно в кафе, и всё было бы замечательно, да только повернулся он не на триста шестьдесят градусов, а на те же триста пятнадцать, что и четырьмя часами ранее.
Эта роковая ошибка направила Митю по улице Огарёва. Мгновения спустя он уже проходил мимо голубой тойоты. Остановился на линии переднего бампера. Что-то резало глаз. Он наклонился и вытащил из-под левого дворника квитанцию за неоплаченную парковку. Квитанция предлагала ему в недельный срок уплатить 640 рублей. Под суммой находились банковские реквизиты.
- Шессот сорок, – фыркнул Митя.
Он сложил квитанцию вшестеро и, сев за руль, бросил на пассажирское сиденье. Потом вырулил на середину улицы.
Фары, загоревшиеся впереди, убедили Митю, что движение на улице Огарёва двухстороннее. Он аккуратно вильнул вправо. С удовольствием отметил, что держит ситуацию на дороге под беспощадным контролем. Казалось, что часть его мозга, отвечающая за вождение, обрабатывает информацию в два раза быстрее; руки и ноги стали продолжением машины, и потому она шла как никогда легко и подчинялась как никогда охотно.
На втором светофоре он свернул направо и вскоре пересёк-таки Каштановую аллею, хотя и не заметил этого, увлечённый абсолютной властью над машиной. В её подчинении его приказам, в том, что она ехала именно туда, куда он хотел, было что-то невероятное и таинственное, что-то от пятиметровых атлантов с третьим глазом во лбу, которые до поры до времени спали в пещере под Гималаями, сокрытые от всех, кроме специального корреспондента газеты «Аргументы и факты».
