— Надо их свести.
— Ково? — не сразу понял Пашка.
— Ну, твоего майора и мою княгиню.
— На кой? — не подумавши, спросил Пашка.
— Что значит, на кой? — взъярилась «титанида. — Они будут вместе, и мы не порознь. А то они, как кошка с собакой. Того и гляди, разъедутся. Неладно это.
(
— Неладно, — согласился Пашка.
— Ну вот. А барыня моя, она — хорошая. Токмо с мужем ей не подфартило. Это надо же, супружницу на кон поставить, как девку дворовую. А какая красавица, — начала расхваливать Голицыну Ненилла. — Чистый марципан. А уж умница какая!
— А мой… а мой барин — герой, — загордился Таубергом Пашка. — Он на войне был, ранетый вернулся. Хранцузов десятками укладывал, а уж ляхов и не счесть.
— Ну вот, разве они не пара? — спросила Ненилла.
— Пара, — твердо ответил Пашка.
— А потом, — титанида снова свела брови к переносице, — моя-то уже о вашем барине и задумываться стала. Смотрит на него иначе, чем прежде. Давеча, когда его мы за железный статуй приняли, она один раз так на него глянула, что у меня аж внутри заныло. Так, Павел Емельянович, — с грустинкой глянула на Пашку Ненилла, — бабы смотрют, только когда любят или жалеют.
— А ты на меня так глядела? — перешел в наступление камердинер.
— На что тебе знать? — зарделась Ненилла.
— Надо, — не унимался Пашка. — Так смотрела или нет?
— Смотрела, — еле слышно ответила титанида.
Потом, стало быть, и началась у них любовная прелюдия, в которой, как законстатировал Пашка, у него не стало хватать рук. Впрочем, кажется, вполне хватило.
Пашка уже стал задремывать на своей кушетке, как вдруг в его голову пришла мысль. А сие явление в Пашкиной голове было сродни такому событию, как, скажем, если бы по улицам Москвы прошелся верблюд. Или, скажем, слон. Словом, случай возможный, но крайне редкий. Уяснив это, камердинер вскочил со своей кушетки и пулей вылетел из-под лестницы.
Потоптавшись у двери бывшего кабинета Тауберга, он несмело поскребся, приоткрыл створку и придушенным шепотом позвал:
— Ненилла Хрисанфовна… а Ненилла Хрисанфовна…
— Войдите, — отозвались за дверью.
Пашка робко вошел.
— Чем обязана? — удивленно вскинула брови Голицына, увидев на пороге камердинера Тауберга.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — выказав навыки деликатного обращения с дамами, начал Пашка. — Мне бы Нениллу Хрисанфовну, переговорить с ней по весьма важному делу.
— Весьма важному? — чуть насмешливо уточнила Голицына.
— Именно так, барыня, — подтвердил Пашка.
— Хм, — произнесла княгиня и, обернувшись, крикнула в глубину комнаты, — Ненилла! Будь так добра, оставь на время свои занятия и сию же минуту выходи. Тебя ожидает… — она обернулась к Пашке, — как тебя величают?
— Павел Емельянов сын…
— …Павел Емельянович по крайне важному делу!
— Ты чего, сдурел? — обрушилась на Пашку Ненилла, в душе несказанно довольная его необычайной смелостью. (Вот ведь каков: захотел ее увидеть — и увидел, и никаких преград не признал за таковые. Ну как такому в чем откажешь?) — Ну, сказывай, чего тебя принесло.
— Мысль, — гордо объявил Пашка. — Я придумал, как их свесть.
— Как? — с восхищением посмотрела на него Ненилла.
— Надо показать моему барину, какая твоя госпожа добрая и умная, а твоей госпоже — какой мой барин еройский человек.
— Здорово! — восторженно протрубила Ненилла. — Но как?
— Тут скоро в одном месте затевается машкерад, куда приглашен и Иван Федорович, — с заговорщицким видом прошептал Пашка, оглядываясь по сторонам. — Он уже приготовил себе костюм — доспехи немецкого лыцаря. И на этом маскараде должно произойти нечто такое… такое, ну словом, мой барин выкажет себя там ероем. А ты должна уговорить свою барыню, чтобы она тоже пришла на этот машкерад. И тогда она все увидит и … проникнется к Ивану Федоровичу всякими чувствами. Ну, как мой план?
— Восхитительно! — прошептала Ненилла подслушанное у барыни словечко.
9
Серенькое ноябрьское утро нехотя заглянуло в окна кабинета, а ноне будуара княгини Голицыной. Александра сидела перед зеркалом, совершая некие магические действия, суть которых понятна одним только женщинам.
— Нет, пожалуй, не это, Ненилла, а скорее барежевое персиковое, — задумчиво произнесла княгиня, оглядывая свой гардероб и почти не вслушиваясь в трубное бормотание своей конфидентки, пересказывающей последние московские сплетни. «Утро хмурое, и когда я выйду к чаю, мой наряд напомнит о летнем солнышке», — мимоходом подумала она, поймала себя на этой мысли и вновь задумалась. Что это — женское тщеславие? Для чего, вернее, для кого она так старается? Для Тауберга? Да он, возможно, и не заметит, во что она одета, а может, и вообще не выйдет к утреннему чаю. После вчерашнего конфуза с латами он, кажется, ее избегает.
— …вся Москва гадает, кто такая. Где князь Всеволожский себе невесту сыскал… — ворвался вдруг в ее сознание голос Нениллы.
— О чем ты? — встрепенулась Александра.
— Да о невесте князя Всеволожского. Говорят, она из казанских Сеславиных. Сказывают, по осени на Тверской несчастье было, чуть каретой барышню не задавили. Это она и была, — почти нараспев увлеченно рассказывала Ненилла, — а удалой князь Всеволожский ее еройски спас, полюбил за красоту неписаную и решил на ней жениться…
— …и жили они долго и счастливо и умерли в один день. Боже, Ненилла, как ты все же сказки любишь, — улыбнулась княгиня.
— Что ж в том худого? Конец — делу венец.
На бале-машкераде у Всеволожских о помолвке объявление будет. Вон и наш… ну то есть Иван Федорович-то, не даром лыцарские доспехи примерял-потел, тоже собирается там быть. А вы, голубка моя, все одна да одна, — сочувственно вздохнула Ненилла, кинув на барыню быстрый взгляд, — сидите в четырех стенах, как замурованная. Хоть бы к кому в гости съездили. Хотя…
— А почему бы и нет? — вскинула брови Александра. — Думаю, пора мне в свете показаться. Вот на маскараде у Всеволожских и появлюсь. Надеюсь, Иван Федорович не откажется меня туда сопровождать.
Но, увы, Иван Федорович был решительно против.
— Объясните почему? — насторожилась княгиня.
Тауберг замялся, избегая смотреть в глаза княгине и проклиная свое неумение ловко уходить от каверзных вопросов.
— Простите великодушно, княгиня, но никаких объяснений сейчас я дать не могу. Возможно, после, — как можно тверже произнес он.
Александра еще какое-то время всматривалась в напряженное лицо Тауберга, потом мягко коснулась его руки, судорожно сжимавшей вилку.
— Я совсем отбила у вас аппетит, Иван Федорович. Простите и вы меня. Нет так нет, — произнесла она, решив про себя, что вездесущая Ненилла при необходимости вытрясет все из камердинера Пашки. И не ошиблась. Пройдя в будуар, она вызвала Нениллу.
