– Мэм, я сожалею о том, какими методами воспользовалась дочка, – ответил отец самым бархатным голосом.
– Это оправдание, а не извинение!
– Мне больше нечего вам предложить, мэм.
– Я сделаю так, что ты лишишься своего контракта, Том Пауэлл. Посмотрим, каково тебе придется, когда тебе нечем станет платить по счетам, а шериф отберет у тебя ферму!
– Не стоит со мной так разговаривать, миссис Тайбер, – спокойно ответил отец, но я запомнила беспокойство, затаившееся в его глазах, и то, как он держал свою старую соломенную шляпу. Как будто он стоял перед судьей. И в эту секунду я поняла, что никогда в жизни не совершу больше ничего, что оставило бы отца на милость Тайберов.
По дороге домой я расплакалась.
– Не плачь, не надо. Ты не сделала ничего слишком плохого, – мягко успокоил меня отец. Он ничего не понял. – Давай заедем в кампус и посмотрим на Медведицу.
В трудные времена скульптура поднимала ему настроение. В этот день на морде Железной Медведицы красовалось свежее пятно красной краски, а сзади кто-то привесил дохлую мышь. Папа отбросил мышь в сторону, и мы уселись на лужайке возле железной лапы.
– Как ты думаешь, Медведице стыдно за то, что она так выглядит?
– Не знаю. – Я с сомнением покачала головой.
– Она знает, из чего сделана. Никто не может этого изменить. – Вероятно, отец подозревал, что я видела его унижение. Он достал сигарету из мягкого кожаного кисета, который он всегда носил в нагрудном кармане рубашки, и закурил. – А внутри все в порядке.
Я подняла глаза на неуклюжее создание, стараясь представить себе, как скульптура оживает и косолапо идет по улицам к просторному дому Тайберов с белыми колоннами, где жила Джанин. Я представила себе, как Медведица мгновенно съедает ее. Понаслаждавшись короткое мгновение этой греховной фантазией, я взяла отца за руку.
– Я попаду в ад, – констатировала я.
Он улыбнулся.
– Нет, не попадешь. Медведица говорит, что ты поступила правильно.
– Ты и в самом деле думаешь, что она может говорить?
– Конечно, может. Она считает, что есть сила в молчании и сила в неподвижности. Медведица разговаривает с нами не так, как ты думаешь. Она подсказывает нам то, во что нам трудно поверить. Медведица не станет мириться с невежеством.
Слезы снова покатились из моих глаз. Я отвернулась от папы и про себя задала Медведице вопрос: “Подскажи, что мне надо сделать, чтобы люди нами гордились?” Ответа не последовало, или я его не расслышала.
Позже папа спросил мистера Джона о моей книге, и оказалось, что миссис Тайбер выбросила ее. Мистер Джон не предложил купить мне такую же, потому что жена накричала на него, обвинила в том, что он заставляет дочь играть с белыми голодранцами. А после того как мистер Джон отказался разорвать контракт с моим отцом на поставку бройлеров, она хлопнула дверью и уехала к матери в Атланту.
– Я только хотела вернуть книжку, – объяснила я маме. – Так нечестно.
Пристальный взгляд ее зеленых глаз остановился на мне, а руки продолжали месить тесто для бисквитов в деревянной миске. Она не упустила случая поработать над моей душой.
– Господь преподал тебе урок, дочка. Это касается желаний и потребностей. Ты не потеряла свою книгу, она у тебя в голове. Не имеет значения, что ее тело в руках Джанин, потому что душа книги принадлежит тебе. И этого никто у тебя не отнимет. Если ты отдашь свое сердце вещам, то все время будешь беспокоиться о них и ненавидеть тех, кто их испортил или отобрал.
– Да, мама, – тупо кивнула я.
Ее урок мне было сложно усвоить. Человека необходимо воспитывать в полном повиновении, постоянно убеждая, что мученичество заменяет справедливость. Нет, смирение перед угнетателем оставалось для меня недоступным. Я вовсе не исповедовала всепрощение.
Джанин Тайбер регулярно напоминала мне о том, что я ей не отомстила. Она не только говорила мне гадости, но и делала их, а я терпеливо сносила все, словно медведь в спячке. Однако я отлично поняла, что занимаю самое последнее место в мире Джанин Тайбер. Бывали дни, когда я не сомневалась, что все отчетливо чувствуют исходящий от меня запах куриного навоза и бедности.
И я окружила себя броней неприступности. Мое лицо с твердой линией губ и подбородка не могли скрыть пышные кудрявые волосы. Синие глаза всегда хитро щурились, пока я обдумывала способы, как мне обмануть судьбу. Я радовалась тому, что стала героиней для детей бедняков, которых мучила Джанин, и это помогало мне надеяться на лучшее.
Я полностью подтвердила репутацию члена семьи Пауэлл, а в нашем округе это кое-что да значило. На протяжении нескольких поколений Пауэллов знали все. Достаточно было малейшего повода, и вся история семьи всплывала наружу.
* * *
А все началось с Эрима Пауэлла и мула.
В 1847 году Эрим Пауэлл, приплывший из Уэльса, сошел с корабля на берег, обменял книгу своих стихов на мула и направился от побережья Джорджии в глубь материка. Месяц спустя, использовав последнюю каплю остававшейся у него удачи в карточной игре, он выиграл сотню акров земли в горах над Атлантой. В Старом Свете он зарабатывал на жизнь как школьный учитель, но предпочитал писать стихи. Уже тогда Эрим мечтал о том, как будет процветать в дикой Америке, владея землей.
Эрим доехал на своем муле до перекрестка в горах, где семья Тайбер и их рабы успели построить несколько просторных коттеджей и общий склад. Тайберы были людьми хорошо образованными, принадлежавшими к клану английских колонистов из Южной Каролины. Они уже начали обустраивать улицы и площади.
Мул рухнул и испустил дух. Последние пять миль до своей земли Эрим прошел пешком по тропе, по которой столетиями лишь медведи ходили к своим берлогам. Фермером Эрим не был, так что он не возражал против того, что большую часть его угодий занимали пещеры в заросших лаврами холмах и небольшие долины, где каждое лето вырастали в рост человека кусты черники.
Тайберы возводили собственный цивилизованный город. Эрим назвал свои владения “Медвежий Ручей”. Неизвестно, то ли судьба, то ли поэзия привела его в эти края, но он стал родоначальником нашей американской династии.
Зачастую жизнь зависит от того, где именно сдохнет твой мул.
Наши первые неприятности с Тайберами начались через год после появления Эрима в округе Тайбер, когда он соблазнил их кухарку. Звали ее Энни Уокер. Она была на три четверти ирландкой и на четверть чероки. Кулинарному искусству ее обучала француженка из элегантной прибрежной Саванны. Братья Энни еле удержали Тайберов от того, чтобы они не повесили Эрима, когда тот женился на ней.
Неукрощенные Энни и Эрим построили ферму. Он делал и продавал великолепное кукурузное виски, написал десяток эпических поэм, которые никто не издал, а затем выстроил из бревен школу, чтобы учить читать и писать всех желающих. К нему могли приходить все – рабы и свободные, белые, черные, индейцы и полукровки.
