— Печально. Он не написал, почему возник пожар?
— Нет, но я думаю, это был поджог. Тётя жила там со своей служанкой, слуги из замка приходили лишь прибраться и приносили еду, если она не обедала со мной. Потому, уезжая, она запирала дверь на ключ. Никто не мог там случайно опрокинуть свечу или выронить на ковёр горящий уголёк из камина.
— Но кто же мог поджечь старый флигель? В ваше поместье мог проникнуть чужак?
— Моё поместье, в отличие от вашего Лорма, не так уж надёжно защищено от вторжения, — печально улыбнулся де Монтезье. — Это лишь красивый старый дом, окружённый хозяйственными постройками и садом. Его единственная защита — высокая каменная ограда, через которую при желании можно перелезть. Днём ворота и вовсе открыты, а привратник вечно спит или бродит где-то. Садовник забывает закрыть заднюю калитку, служанки тайком сбегают через неё на свидания к своим ухажерам. Я никогда не придавал этому особого значения, поскольку мои владения простираются куда дальше, чем границы имения. Никогда ничего не случалось, потому теперь я очень встревожен и намерен указать управляющему на необходимость впредь не допускать чужаков в имение.
— Вы не связываете этот пожар с убийством вашей тёти?
— Не знаю... Я воспринял эти печальные события, как ужасное совпадение. Если она убита здесь, то зачем кому-то в то же время сжигать её дом там?
— Теперь расскажите мне о том вечере. Куда выезжала ваша тётя и почему возникла необходимость в наёмной карете?
— Она ездила к своей старой подруге виконтессе де Руссель. Они в одно время попали в обитель святой Иветты и сдружились на всю жизнь. Каждую неделю в один и тот же день она ездила к ней на улицу Золотой лозы. Они сплетничали, играли в карты, ели пирожные и пили ликёр. Поздно вечером она возвращалась домой, — де Монтезье вздохнул. — У тётушки есть своя карета, но когда её запрягали в тот вечер, оказалась, что задняя ось сломана. Если б я знал, я бы лучше оставил ей свою карету, но я и понятия не имел... — он порывисто вздохнул и добавил: — Я уехал из дома чуть раньше.
— Куда вы ездили? Не обижайтесь, это обычный вопрос!
— Я заехал за приятелем, чтоб ехать к графине де Лафайет, но его не оказалось дома. Мне пришлось ждать. Потом он явился, и мы поехали к графине.
— Как зовут вашего приятеля?
— Оливер де Жюссак. Он живёт неподалёку, на улице источника короля Анри. Его слуги могут подтвердить, что я его ждал и никуда не уходил. Они подали мне вино, кстати, довольно посредственное.
— Когда вы уехали из салона графини де Лафайет?
— После полуночи. Я вернулся домой, и оказалось, что тёти ещё нет. К тому же она поехала к виконтессе в наёмной карете. Мой мажордом рассказал, что после того, как выяснилось, что карета сломалась, тётя очень разнервничалась. Она не любила опаздывать даже на такие приватные встречи. Она отправила лакея искать карету, и тот нашёл её неподалёку. Мне сказали, что это была карета с постоялого двора «Белый мак». Вот, в общем-то, и всё. Я ждал, потом отправил слугу к виконтессе, но та сказала, что тётя давно уже уехала домой. А потом пришли из полиции и сообщили, что на её карету напали грабители и она погибла. Я послал слуг известить об этом кузенов, а сам поехал в полицию магистрата. Меня встретил господин Буланже и лично проводил в мертвецкую, чтоб я смог опознать тело. Я хотел забрать её домой сразу, но глава полиции просил дать время на вскрытие. Я не позволил ему вскрывать тело, но не стал возражать против осмотра. Он заверил меня, что на следующий день я могу забрать тётю для подготовки к погребению, и выполнил своё обещание.
— Могу я увидеть её? — спросил Марк.
Граф бросил на него острый взгляд.
— Простите, я понимаю, что у вас свои методы, но не позволю вам прикасаться к телу.
— Я не собирался этого делать, — солгал Марк, поняв, что в данной ситуации не может требовать уступок. — Я просто посмотрю на неё. Мне легче будет расследовать дело, если я буду знать, как она выглядела.
— Как хотите... — де Монтезье поднялся. — Она в часовне, а после того, как с ней простятся ее друзья и знакомые, мы отвезём тело в Монтезье и похороним в фамильном склепе. Хотя, если честно, до сих пор никто так и не явился, даже её подруга виконтесса.
Они вышли из оружейной залы и по коридору прошли в конец здания, где была пристроена круглая башенка, в которой вилась вниз винтовая лесенка в один пролёт. Спустившись, они оказались в небольшой уютной часовне с высокими узкими окнами. Приглядевшись, Марк увидел, что в них вставлены витражные стёкла, но темнота на улице не давала возможности не только насладиться их яркостью и красотой, но и даже просто понять, что там изображено.
В закруглённой стене были устроены три ниши, в которых стояли статуи святых, почитаемых в этом семействе. Между ними матово отсвечивали в свете лампад шкафы из полированного дерева, сквозь решётчатые дверцы которых виднелись оклады старинных книг и блеск священных сосудов. Посреди молельни стоял на резной подставке открытый гроб, а крышка от него была прислонена к каменной колонне.
Марк подошёл к гробу и взглянул на покойную. Она была одета в чёрное, бархатное платье с высоким, гофрированным воротником. Её светлые волосы были уложены в аккуратную причёску с маленькой расшитой мерцающим бисером шапочкой на макушке. Кружевная мантилья была разложена вокруг лица аккуратными складками. При жизни эта дама была красива и даже величественна, и смерть не лишила её этих достоинств. Её бледное и до сих пор гладкое лицо было спокойным, резкие черты и высокие изогнутые брови свидетельствовали о решительном и твёрдом характере. Белые ухоженные кисти рук до половины скрытые чёрными кружевами лежали на груди, придерживая молитвенник и агатовые чётки.
— Она всё время носила их с собой, — пояснил де Монтезье, встав рядом с Марком. — Я решил, что они должны остаться с ней навсегда.
А взгляд Марка тем временем скользнул ниже на бархатный, расшитый золотом покров, которым тело было укрыто до пояса. Вышивка была выполнена мастерски, и представляла собой загадочное сплетение вензелей и стилизованных цветов — лилий и ирисов. А по самому краю вилась строчка, которая была вышита изысканными в своей простоте буквами.
— «Там мирно спит под каменной плитой», — прочёл Марк.
— Тётушка сама вышила этот покров, словно знала, что может случиться, — пояснил де Монтезье. — Она была мастерица...
— Златошвейное искусство — это гордость ордена святой Иветты, — заметил Марк, любуясь покровом. — Неудивительно, что сёстры обучают ему своих пансионерок.
— Да, святая Иветта, — кивнул де Монтезье. — Взгляните, она слева от статуи святой Лурдес. Эта дама была почитаема женщинами в нашем семействе, а мужчины молились святому Себастьяну, потому что все до одного были воинами.
Марк обернулся и подошёл ближе к статуям в нишах. Все три были сделаны алкорскими мастерами из окрашенного дерева и в неярком свете пляшущих в лампадах огоньков казались живыми. Раньше Марк уже видел в базилике Лианкура статую святой Иветты, которая покровительствовала женскому рукоделию и заботилась о младенцах женского пола. Там она была изображена взрослой женщиной с веретеном и прялкой. Но здесь это была юная девушка с золотыми локонами, небрежно облокотившаяся на высокие резные пяльцы. В её руке поблескивал круглый сундучок, в котором девушки на юге хранят свои принадлежности для вышивания.
— Прекрасная работа... — проговорил он, невольно залюбовавшись скульптурой.
— Тётушка очень любила эту статую и постоянно молилась перед ней, — сообщил де Монтезье. — Я заказал для нашей семейной базилики ещё одну такую, но в другой позе. Там у неё в руках моток кружев и коклюшки. Но тётушка всё равно любила эту больше. Наверно потому, что сама была златошвейкой.
— Что ж, — Марк ещё раз со всем почтением взглянул на покойную баронессу и обернулся к её племяннику, — я больше не смею отнимать ваше время. Скажите, могу ли я осмотреть её комнаты?
