В тусклом свете она различила приклеенные к его листам валентинки.
— Большое спасибо, доктор Лектер. — От ее дыхания в воздух поднялся столб пыли и затуманилось стекло. Она не хотела вытирать его и немного подождала, пока туман осядет. Луч двинулся через разодранный коврик на полу и уткнулся в пару мужских черных туфель. Над ними — черные носки, выше — брюки, в которых явно находились человеческие ноги.
Здесь никого не было все пять лет. Спокойно, спокойно, не нервничай, дорогая.
— Эй, мистер Йоу, вы слышите?
— Да, мисс Старлинг?
— Мистер Йоу, похоже, в машине кто-то сидит.
— О, Боже! Может, вам лучше уйти?
— Пока нет. Подождите еще немного, если можете. Теперь надо подумать. Теперь это важнее всех мыслей, которые приходят в голову, стоит опустить ее на подушку.
Возьми себя в руки и старайся все делать правильно. Нельзя нарушать следы. Нужна бы помощь. Но, с другой стороны, мне как раз сейчас здесь не нужен никто.
Если я подниму полицию и они примчатся сюда, я знаю, что будет. Мистер Йоу не пустил бы меня, если б знал, что в машине кто-то есть. Она попыталась улыбнуться. Со дня последнего приезда мистера Йоу здесь никого не было. Хорошо. Значит, ящики внесли уже после того, как кто-то оказался в машине.
А это означает, что их можно двигать, не опасаясь уничтожить нечто важное.
— Все в порядке, мистер Йоу.
— Хорошо. Может, вызвать полицию или справитесь сами?
— Надо разобраться. Пожалуйста, подождите еще немного. Проблема с ящиками по мудрености напоминала кубик Рубика. Она попыталась действовать, зажав фонарь под мышкой, дважды уронила и в конце концов положила его на крышу машины. Надо переложить ящики за спину, а те, что поменьше, сунуть под дно машины.
Теперь можно заглянуть внутрь через переднее боковое окно. Стекло между пассажирским сиденьем и местом шофера закрыто.
Она пожалела, что не смазала маслом ключ от двери до того, как залезть в гараж. Но он повернулся в замке без малейших усилий.
Места было достаточно только чтобы открыть дверь на треть. Она протиснулась в кабину, открыла перегородку и направила фонарь на заднее сиденье. Свет сразу обнаружил белую рубашку, запонки.
Быстрее вверх, к голове — ничего не видно. Опять вниз, по сверкнувшим запонкам, отворотам пиджака, ниже — к расстегнутой молнии на брюках. Назад — к галстуку, воротничку, из-под которого торчит кусок шеи.
Выше есть что-то еще. Ткань, черный колпак, огромный, будто прикрывающий клетку, там, где должна быть голова.
Бархат. «Клетка» покоилась на фанерной полке, положенной на спинку сиденья и плечи манекена. Старлинг сделала несколько снимков, затем выпрямилась. Мокрая, покрытая паутиной, девушка лихорадочно размышляла, стоя в темноте.
Сейчас она никак не хотела, чтобы балтиморский полицейский оказался рядом, разглядывая расстегнутую молнию на брюках и альбом с открытками.
Надо было проникнуть на заднее сиденье и снять колпак. Через разделительное окно она дотянулась до ручки задней дверцы, открыла ее и снова переставила ящики. Казалось, это заняло уйму времени. Здесь воняло еще сильнее. Она наклонилась внутрь, аккуратно за углы подняла альбом и положила его в мешок для вещественных доказательств.
Когда она залезла в машину, скрипнули заржавевшие пружины, а застывшая фигура качнулась.
Девушка села рядом. Правая рука манекена упала с колена и замерла на сиденьи. Старлинг пальцем тронула перчатку. Рука внутри была твердая. Очень осторожно она стянула перчатку. Кисть была сделана из какого-то белого синтетического материала.
Нежно, как бы лаская, рука девушки прощупала колпак. Ткань свободно лежала на чем-то жестком. Нащупав наверху ручку, она все поняла. Это был большой лабораторный сосуд для образцов. И она знала, что должно оказаться внутри. Преодолевая ужас, она без малейшего колебания сдернула ткань.
Голова внутри сосуда была аккуратно отделена от тела под самым подбородком. Она смотрела на девушку блестящими от спиртового раствора глазами. Рот был открыт, а жуткий серый язык вывалился наружу. Со временем часть спирта испарилась, и верх головы уже начал разлагаться. По-совиному наклонившись над искусственным телом, голова с глупым видом обозревала Старлинг.
Даже в свете фонаря ее черты были невыразительными и мертвыми.
Девушка осторожно прислонилась спиной к сиденью и огляделась.
Она попыталась представить Лектера или кого-то другого, сидящим здесь рядом с ее нынешним соседом, попивающим напитки и рассматривавшим валентинки.
А что потом? Осторожно, стараясь не нарушить положение манекена, она попыталась распознать его личность. Ничего полезного не обнаружила.
В кармане пиджака нашла полоски ткани по длине брюк.
Вечерний костюм, скорее всего, был сшит специально для этой куклы. Старлинг тронула торчащий сквозь брюки выступ. Очень твердый. Пальцами раздвинула незастегнутую молнию, направила свет внутрь, на торчащий отросток полированного дерева.
Да, приличный размер. Интересно, а ее можно назвать развратной?
Рассматривая лицо, девушка чувствовала, что испытывает некое удовлетворение. Смотреть глазами профессионала на лицо с языком, изменившим цвет в месте соприкосновения со стеклом, было не так противно, как на приснившийся во сне проглоченный язык Миггса. Она почувствовала, что в состоянии смотреть на любую мерзость, если это принесет хоть какую-то пользу. Старлинг была еще слишком молода.
Глава девятая
В полумраке запахи, исходящие от камеры со зверем, казались более насыщенными. Свет работающего без звука телевизора отбрасывал тень Старлинг на решетку клетки Лектера.
В темноте за металлическими прутьями ничего не было видно, но она не стала просить санитара включить свет. Она знала, что камеру можно осветить мгновенно.
Балтиморские следователи во время допросов использовали такой прием. Но заключенный отказался говорить, и вместо этого сделал им бумажного цыпленка, который клевал, если двигать хвостом вверх и вниз.
— Доктор Лектер? — Кларис слышала собственное дыхание, чье-то дыхание где-то в конце коридора и никаких звуков из тьмы клетки Миггса.
Его камера была пуста.
Девушке казалось, будто оттуда тянет сквозняком. Старлинг знала, что Лектер наблюдает за ней из темноты.
Прошло две минуты.
Ее ноги, спина от сражения с дверью гаража, вся одежда промокла. Она уселась на пол подальше от решетки, поджав ноги и расправив мокрые волосы поверх воротника.
— Доктор Лектер, мы начинаем понимать друг друга. Они думают, что вы будете говорить со мной.
Молчание.
В конце коридора кто-то начал насвистывать мелодию. Через пять минут она заговорила снова:
— Странно, что я опять решилась прийти сюда. Иногда я чувствую непреодолимое желание поговорить с вами об этом.
Когда неожиданно из камеры вылетел поднос для пищи, Старлинг вскочила. На нем лежало чистое, аккуратно сложенное полотенце. Она глянула на поднос, взяла полотенце и вытерла волосы.
— Спасибо.
— Почему вы не спрашиваете меня о Буйволе Билле? — Голос был близко, на том же уровне. Видимо, он тоже сидел на полу.
— Вы о нем что-то знаете?
— Узнал бы, если бы увидел дело.
— У меня его нет, — ответила Старлинг.
— У вас вообще ничего не будет, когда они выжмут из вас все, что могут.
— Знаю.
— Надо раздобыть все материалы про Буйвола Билла. Сообщения, снимки. Я бы с удовольствием просмотрел их.
— Доктор Лектер, вы сами начали этот разговор. Скажите, что за человека я обнаружила в «паккарде»?
— Вы нашли там целого человека? Странно. Я видел только голову. Откуда, вы думаете, появилось остальное?
— Ну, хорошо. Чья это голова?
— А вы как думаете?
— Произведено только предварительное расследование. Мужчина, белый, около двадцати семи, американо-европейский тип. Кто он?
— Любовник Распейла.
— При каких обстоятельствах он умер?
— Позвольте сэкономить ваше время. Это не моих рук дело. Распейл сам убил его. Он любил моряков. Это был скандинав по имени Клаус. Фамилия его никогда не произносилась. — Голос доктора звучал от самого пола. Возможно, он уже лежал. — Клаус покинул шведский корабль в Сан-Диего. Распейл преподавал там в консерватории. Он увидел юношу и чуть не сошел с ума. Швед почуял хорошие деньги и уступил ему. Они купили домик на колесах и голые мотались по лесу. Потом флейтист рассказал, что мальчишка ему изменил, и он задушил его.
— Распейл сам рассказал это?
— Да, во время психотерапевтического сеанса. Думаю, он соврал. Распейл всегда искажал факты. Он хотел казаться опасным и романтичным. Скорее всего швед задохнулся во время какого-то банального полового экстаза. Распейл не мог задушить его. Заметили, как близко к подбородку отрезана голова? Видимо, для того, чтобы не увидели того, чего не было.
