была пройти Катерина.
Он долго тренировался перед зеркалом, пока не довел до совершенства выражение невинного удивления на лице. Он тщательно отполировал небрежный тон приветствия, приглашения на кофе и последующую шутку о том, что в этот раз он будет счастлив обслужить ее. Ну а потом их разговор по идее должен перейти на более насущные темы, например, ее писательские работы, и тогда он проявит такое великодушие в оценках, такой такт и понимание юного таланта, что у нее от восхищенной благодарности захватит дух, и она, конечно, сразу же влюбится в него.
Сеньор Вальдес решил, что их роман должен занять не более недели. Он будет невыразимо прекрасен, упоителен, в этом сеньор Вальдес не сомневался ни минуты. Он — величественно-благородный, она — хрупкая, нежная и юная, и по уши влюбленная, их золотой союз — все это вылечит его от творческого бессилия, сломанная внутри него пружина обретет былую упругость, и он начнет творить. И новый роман посвятит Катерине. Он напишет его в благодарность за ее помощь. Он прославит ее в веках, он поставит ей памятник, который переживет сто дурацких табличек, привинченных к парковым скамьям. Она станет его Беатриче, его Лаурой, его Смуглой Леди[2], без всяких там уродских мемориальных досок! А когда придет пора расставаться, они сделают это со слезами, но без горечи и желчи и будут вспоминать время, проведенное вместе, как одно из лучших в жизни.
Красота для сеньора Вальдеса имела большое значение. Он любил порядок и чистоту, но преклонялся перед красотой и бежал от уродства.
И пока он сидел на коричневой скамье в коричневом коридоре в ожидании звонка, его ноги непроизвольно скользили по коричневому линолеуму в такт приглушенным звукам танго, долетающим из радио в будке вахтера.
Да, танго звучало повсюду. В тот жаркий полдень, когда он наконец закончил с Марией, на улице под его окном кто-то играл на аккордеоне танго, очень медленно и страстно. Звуки раздавались из раскрытого окна, и он танцевал под знакомую мелодию один, голый, скользя босыми ногами по мраморным плитам кухонного пола.
Он держал в объятиях воображаемую женщину. Он не был уверен в том, кто она такая, поскольку не удосужился придумать ей лицо, но это точно была не Катерина. Дети не умеют танцевать танго. Для этого необходимо пройти через боль и страсть, через многолетний жизненный опыт. Шлюхи танцуют этот танец превосходно.
Сеньор Вальдес пируэтом вернулся в спальню и вдруг остановился. Мария, черт, совсем забыл! Сеньора Мария Марром все еще лежала на его постели, зарывшись лицом во влажные простыни, время от времени протяжно постанывая. На его постели.
Ну и беспорядок они устроили! На полу валялись осколки разбитого бокала, рядом — пустая бутылка из-под красного вина. Сеньор Вальдес опустил руки, и воображаемая женщина послушно растаяла в воздухе. Насколько она удобнее живой, мимолетно подумал он, задумчиво глядя на распростертое на кровати тело. Что же теперь делать? Как побыстрее сплавить ее домой? И почему они не поехали к ней, тогда бы после сессии он подождал какое-то время, достаточное, чтобы проявить уважение к партнерше, а потом свалил. Кстати, девочки мадам Оттавио никогда не требуют уважения... Возможно, у себя дома Мария сама бы нервничала, даже торопила его поцелуями, робко трепеща, опасаясь, что муж вернется раньше обычного и устроит ей сцену. Но нет, вместо этого она возлежит на его постели, медленно остывая после секса, матово блестя влажной кожей, издавая долгие, томные вздохи полного удовлетворения. Ну и видок у нее! Хоть бы прикрылась…
Сеньор Вальдес набросил на Марию простыню, зашел в ванную и включил душ.
Он постарался как можно больше шуметь, разве что не пел, и через несколько минут вышел освеженный и бодрый, в полотенце, обмотанном вокруг бедер.
Он открыл дверцу шкафа и выбрал чистую рубашку.
— Чиано, ты что, собираешься одеваться?
— Конечно. — Сеньор Вальдес нарочно громко позвенел вешалками в шкафу и вытащил черные китайские брюки, широкие и удобные, идеальные для жары.
— Чиано, прекрати одеваться!
— Уже почти вечер.
— Чиано… — Голос был мягкий и вкрадчивый.
— Бедный Эрнесто скоро придет домой. Тебе что, совсем не стыдно?
— Ни капельки не стыдно!
Она посмотрела на него долгим, призывным взглядом, который с успехом использовала недавно в кафе. Еще час назад, когда она стаяла перед ним на кровати на четвереньках, этот взгляд казался ему неотразимым, теперь же его действие иссякло.
Мария откинула волосы с лица.
— Чиано?
— Ну что?
— Сделай это еще раз…
— Что?
— Сделай это еще раз.
— Что «это»?
— Ты знаешь, что.
— Нет.
— Ты знаешь! То, что ты всегда со мной делаешь.
— Нет.
— Ну пожалуйста, Чиано, сделай это еще раз.
Она перевернулась на спину, откинула влажную простыню, обнажая гладкое смуглое тело и слегка выгибаясь, как греющаяся на солнце кошка.
— Чиано, посмотри на меня.
— Нет.
Теперь она трогала себя, скользя по телу кончиками пальцев.
— Нет.
— Тогда я сама это сделаю.
— Посмотри на часы! Мария, перестань, прошу тебя! Подумай об Эрнесто. Он ведь может что-то заподозрить!
— Заподозрить? Ха! Да он все знает. — Ее руки совершали широкие круги вокруг бедер, то поглаживая, то пощипывая в нужных местах.
— Как — знает?
— Ну, я почти уверена. — Глаза Марии были закрыты, кончик языка высунулся из уголка губ. Она подняла колени и раздвинула ноги. — Ты смотришь на меня, Чиано? A-а, смотришь… Я чувствую на себе твой взгляд… — Голова ее запрокинулась.
— Он знает?
— Тише, милый, не сбивай меня. Конечно, он знает. Он гордится тем, что его жена — любовница самого Л. Э. Вальдеса. Для него это… — голос ее на секунду прервался, будто она задохнулась от удовольствия, — большая честь.
— Нет, он не может знать.
Мария ничего не сказала.
Он слышал, как участилось ее дыхание, как в горле раздалось легкое клокотание, будто там застряла слюна, и она не смогла ее вовремя сглотнуть.
— Прекрати сейчас же! Смотреть на тебя противно!
— Это. Не. Противно. Наоборот. Чудесно. Помоги. Мне. — Мария извивалась на постели, танцуя собственное танго, бесстыдно выставляя себя напоказ, как диковинный фрукт на роскошном натюрморте, а руки ее трепетали над телом, подобно птичкам в клетке, мимо которой проходит кошка.
— Ничего твой Эрнесто не знает, — сказал сеньор Вальдес. — Наоборот, у него самого есть любовница. Да, точно, есть. Я их видел.
Мария закусила губы и теперь стонала, не останавливаясь.
— Да, я видел их. Эрнесто шел по улице с молоденькой девушкой. Красавицей, студенткой университета. Богиней красоты. Такая красота сделана лишь для одного — чтобы ею обладал мужчина. Я их видел.
