нам, что происходит внутри, и мы видим эстетику нового материала – железобетона, это и превращается в их красоту без особых дополнительных затрат.
Мы видим красоту средневековых строений. Это могут быть совсем ничем не украшенные здания, но сама кладка стала эстетической составляющей. Её фактура и текстура, и ещё ритм окон на средневековом замке составляют его красоту.
То есть аргументы вроде «сделать красиво – дорого» – несостоятельны. Часто архитекторы таким образом оправдываются за плохие проекты, или заказчики архитектуры думают, что можно сэкономить на красоте – пусть здание будет страшненькое, но подешевле. Нет, это работает не совсем так. Да – на украшениях можно сэкономить, можно в нише над дверью не делать дорогущей росписи. Но сама ниша появится логически из функции и пользы и не будет ничего стоить. Ничего не будет стоить её подчеркнуть, покрасив в немного другой оттенок. Это и будет создавать красоту архитектуры, вырастающую из пользы и прочности. А если у заказчика хватит денег всё-таки сделать в этой нише мозаику или роспись – будет ещё лучше.
Но самое важное: красота – сама по себе польза.
Возможно, вы видели здания, причина строительства которых не очень понятна. Первая мысль «Зачем?! Зачем было тратить деньги?!» Бывает, здание разрушается гораздо быстрее, чем хотелось бы, или наоборот – стоит гораздо дольше, чем нужно было для его жизни, что опять возникает вопрос: «Зачем?»
И только когда это очень красиво, то вопрос: «Зачем?» пропадает. Потому что сразу видно – зачем. Виден замысел: ради этой красоты, ради этого эффекта.
Польза – Прочность – Красота в современном мире
Почему же возникло мнение, что Триада Витрувия в современном мире устарела? Потому что кажется, что современным архитекторам необязательно думать о пользе и прочности.
Для функций и планировок существует очень много хороших готовых решений. Люди собрали самые удачные планировки и учли ошибки. Существуют книги с готовыми удобными схемами. Например, в СССР целые научные институты разрабатывали удобные планировки.
Поэтому современным архитекторам часто не нужно придумывать функциональность здания, достаточно взять готовую схему, в которой уже будут предусмотрены и все нормы безопасности и общей доступности, и нужные квадратные метры на человека.
Для работы с прочностью – конструкциями, материалами, технологиями, есть множество специалистов – инженеров, технологов, материаловедов, всё это с течением времени выделяется в отдельные профессии и выходит из-под ответственности архитекторов.
В современном мире работа инженеров – считать нагрузку в конструкциях, работа технологов – изобретать и тестировать новые материалы и технологии, работа менеджеров и производителей работ – найти те материалы, которые легче достать, или которые нужно будет везти на меньшие расстояния – чтобы снизить стоимость строительства.
Сама профессия тоже меняется со временем. В древнем мире архитектор был человеком, который умел всё – не только строить и придумывать здания. Это был учёный по складу ума, которому было интересно, как устроен мир, поэтому среди прочего он мог заняться и архитектурой. Часто ему приходилось с нуля продумывать технологию, изобретать конструкции или тестировать новые материалы.
Например, долгое время корабли тоже строили архитекторы, но постепенно отделилась профессия корабельщиков. Ближе к нашему времени от профессии архитектора откололись инженеры и различные технологи.
Кажется, что в современном мире архитектору осталась красота, совокупность эстетических характеристик. Но и красотой в архитектуре нередко занимаются не архитекторы, а художники и (или) скульпторы, например, красивые мозаики на типовых зданиях эпохи модернизма превращают их в произведения искусства без особого участия архитекторов.
Получается, можно взять типовую планировку, собрать инженеров и технологов, чтобы понять как дешевле (но не в ущерб пользе и прочности) собрать здание с этой планировкой, и дальше получившуюся «коробочку» или сочетание «коробочек» украсить мозаикой или рельефом. Готова отличная вещь – функциональная, прочная, красивая. Зачем здесь вообще нужен архитектор?
Дело в том, что это именно часть работы архитектора – соединять в единое эстетическое целое работу разных специалистов – планировщиков, инженеров, логистов, дизайнеров.
В профессию архитектора добавляются другие функции. Часто архитектура становится произведением не искусства Архитектуры, а, например, социальным высказыванием. Само определение «архитектуры» трансформируется и меняется иногда очень странным образом. Возникает архитектура – высказывание, архитектура – арт-объект, виртуальная архитектура. И в них тоже, несмотря на их виртуальность, триада Витрувия по-прежнему важна.
Новые материалы и технологические возможности порождают новые запросы к функциям и планировкам. И эту задачку надо решать снова и снова, и это работа именно архитекторов.
Архитектор может создать функцию. Да, есть схемы очень удобных и продуманных пространств, в них будет комфортно и безопасно. Но архитекторы способны создать новые идеи, в которых функция трансформируется и превратится во что-то новое и интересное. Можно представить новые типы театров, в которых взаимодействие со зрителем построено совершенно по-другому – не сцена и зрительный зал, а участие зрителей в процессе, как в иммерсивных театрах, а может быть и совершенно другое – то, что мы пока не представляем. Или детские сады, где сама планировка настроена не на удобное и проверенное временем распределение по группам, а на возможность найти друзей по интересам благодаря заранее запроектированным общим игровым для всех групп.
Классический пример подобного возникновения новой функции – музей Гуггенхайма в Нью-Йорке, который спроектировал Фрэнк Ллойд Райт.
Сейчас архитекторы, например, переосмысляют функцию тюрем. Существуют типовые проекты, они продолжают строиться и работать, но всё чаще архитекторы отказываются проектировать тюрьмы и предлагают принципиально новые сооружения – центры обучения и социализации вместо тюрем. Даже тюрьмы строгого содержания меняются – в них появляются спортзалы, мастерские, общие пространства.
Музей Гуггенхайма. Нью-Йорк. Архитектор Фрэнк Ллойд Райт 1959 г.
Интерьер основного выставочного пространства – расширяющийся кверху атриум, перекрытый прозрачным куполом.
Не существует строгих правил, как должен выглядеть завод или магазин. И это прекрасно, потому что могут появляться здания со старой функцией, но организованные совершенно по-новому.
До создания Музея Гуггенхайма Райта музеи, даже в новых зданиях, были устроены как дворцы – зрители переходили из залы в залу и любовались развешенными по стенам картинами. Когда Фрэнк Ллойд Райт создаёт музей Гуггенхайма с наклонным пандусом, по которому гораздо легче идти, люди были очень недовольны – им казалось, что пол качается под ногами и отвлекает от искусства. Тогда появилось довольно много карикатур, высмеивающих такую планировку, потому что обыватели не сразу привыкают к новому. Архитектор создал новую форму и новую красоту старой функции, и сейчас она смотрится очень интересно, а архитекторы создают новые сложные пространства музеев, которые сами становятся частью композиции или
