Эта история не помешает нам с уверенностью утверждать, что как праматери, так и праотцы похоронены именно здесь!
И добавим, что по смерти Сарры и до своей безвременной кончины (сто семьдесят пять ему было) Авраам взыграл и народил еще аж шесть детей. Это от новой жены Хеттуры. Кроме того, в Библии упоминаются «сыны наложниц», но количество их не сообщается, а это, учитывая обычную дотошность цитируемого текста, дает нам основания думать, что сосчитать их было попросту невозможно. Седина в бороду – бес в ребро. Но где именно все это происходило, нам, увы, неизвестно. Не обессудьте.
Теперь наше внимание переносится на сына Авраама, на Исаака (того самого, травмированного в юности – и кем! – родным отцом), уже немолодого женатого человека.
Надо сказать, что довольно многие качества папаши передались сынку.
В частности, сомнительная привычка выдавать жену за сестру. Что поделать: ген, как говорится, не вода. Пожив немного в окружении чужих племен, он добрался до Беэр-Шевы, где Господь с ним немедленно заговорил. К сожалению, точное местоположение беседы нам установить не удалось, но это было здесь.
Меж тем у Исаака народились дети, и старший из них, Исав, за чечевичную похлебку продал свое первородство младшему, Иакову. Было это между Хавелой и Суррой, что «пред Египтом, как идешь к Ассирии». Сами понимаете, адрес довольно размытый, и точно указать место, где произошло это событие, мы не можем.
Чечевичная похлебка – уже третье упомянутое в Библии блюдо. Первое, как известно, – плод Древа познания добра и зла, произраставшего в раю, который, по некоторым сведениям, располагался тогда (теперь он в Америке) в районе киббуца Афиким, что рядом с озером Кинерет. Относительно того, какой именно плод это был, мнения расходятся. Христиане называют яблоко, хотя, по логике вещей, откуда тогда в Афикиме яблоки? С другой стороны – всякое может быть. Евреи (лучше осведомленные о возможностях сельского хозяйства в Эрец-Исраэль) колеблются между инжиром и гранатом. Свежий инжир очень вкусен и красив. Гранат тоже.
Второе блюдо упомянуто в связи с трапезой, которую устроил Авраам для трех ангелов под дубом Мамрэ. Состояла она из хлеба, телятины, масла и молока – сочетание, ставшее впоследствии запретным для религиозных евреев. Впрочем, что позволено Аврааму… А вот рецепт чечевичной похлебки мы с удовольствием предлагаем вашему вниманию. Он с тех пор совершенно не изменился.
Итак. Замочить 300 г чечевицы на ночь. Поутру измельчить 2 луковицы, 1 морковь, 2 зубчика чеснока, чабрец, 1 корень сельдерея, все это смешать с чечевицей и варить в двух литрах воды на среднем огне до готовности. Сварить вкрутую 4 яйца. Когда варево будет готово, процедить через сито. Спассеровать в 4 столовых ложках оливкового масла 2 столовые ложки муки, затем развести это в чечевичной похлебке, добавить соль, молотый черный перец, молодую красную паприку, довести до кипения, снять и подать старшему брату в керамических плошках с мелко нарубленными яйцами. Наслаждаясь этим блюдом, подумайте, стоило оно первородства или нет.
Затем Исаак благословил Иакова и умер. На этом история Исаака как созидателя туристических объектов заканчивается, и мы подходим к его сыну Иакову.
Как вам хорошо известно, благословение это Иаков получил опять же (ну и семейство!) обманным путем и, не без основания опасаясь семейного скандала, удрал из дома и отправился в Месопотамию жениться. По дороге он остановился на ночлег в «одном месте», а поскольку подушку он второпях забыл дома, положил под голову «один из камней». Там ему привиделся сон с лестницей, по которой ангелы шныряли туда-сюда, и Господь, хоть это и не Беэр-Шева, все-таки с ним поговорил.
И такого ему наобещал, что просто ужас. В смысле, что все будет хорошо. Перепуганный («и убоялся») Иаков немедленно нарек это место Вефиль – Дом Божий, то есть Бейт-Эль. И тот камень поставил в виде памятника.
Если вы хотите сами убедиться в правдивости этой истории, поезжайте в Бейт-Эль (это недалеко от Иерусалима; впрочем, здесь все недалеко) и спросите у первого же встречного. Вам каждый покажет.
Надо сказать, что вскоре Иакова тоже крепко надули. И справедливо. Чего может еще ожидать жулик? Нет-нет, мы имеем в виду не обещания Господа, хотя, честно сказать, они и по сию пору не выполнены. (С другой стороны, обещать-то Он обещал, но когда – не сказал. Очень разумно, между прочим.)
Надул Иакова его же собственный месопотамский родственник Лаван, посуливший за работу (на семь лет его уговорил!) одну дочь, а подсунувший другую. Вместо красотки Рахили он всучил куда менее красивую, да еще «слабую глазами» Лию.
Здесь надо заметить, что на Востоке всегда водились отвратительные глазные болезни, всякие трахомы и прочая гадость. Не помог даже госпиталь с первым в здешних краях офтальмологическим отделением, который основали рыцари-иоанниты в Иерусалиме совсем рядом с церковью Марии. Остатками его (если вам еще не надоело глазеть на камни) вы можете любоваться совершенно бесплатно. И это было здесь. Но недолго.
Потом за дело принялся добрый доктор Тихо, о котором будет рассказано в главе про искусство, поскольку его жена была классиком израильской живописи (или точнее – графики). Теперь здесь водятся и вовсе замечательные врачи, но тогда дело обстояло совершенно по-другому, а Лия, как уже говорилось, была слаба глазами. Ну хорошо, а куда Иаков смотрел? Куда, куда… пить меньше надо, вот куда. Особенно на собственной свадьбе. Так что за Рахиль пришлось еще семь лет служить. Таким образом, у Иакова оказалось две жены: одна больная и не очень (в смысле лица и фигуры), а другая – наоборот. Но вот что интересно: Лии наш Господь «отверз утробу», а Рахили – нет. Это значит, что Лия рожала каждый год, а Рахиль – нет, что ей было обидно. Поэтому она подсунула мужу свою служанку, в ответ на что Лия сделала то же самое. У служанок утробы оказались вполне отверсты, и в результате этого открытого брака (бедный Иаков еле успевал крутиться) народилась уймища младенцев мужского пола и одна девочка. Все было совершенно замечательно, и в довершение всему «вспомнил Бог о Рахили» – и что? – правильно! – ей тоже «отверз утробу». Так что и Рахиль родила, все были счастливы и немедленно пустились в путь.
Надо заметить, что в Иакове жил талант стихийного естествоиспытателя, истинного селекционера и незаурядного генетика. Кто этим интересуется, пусть почитает в Библии, что он натворил с Лавановым стадом, отомстив ему таким образом за коварство, проявленное в первую брачную ночь.
На дорогу Рахиль стащила у папаши Лавана его любимых идолов. Славненьких, чудненьких домашних идолов. Впрочем, чему удивляться: с кем поведешься, от того и наберешься. А набираться было от кого, практически – от всех. Обиженный папаша погнался вдогонку. Собственно, древняя эта семейная свара не стоила бы нашего внимания, когда бы не одно обстоятельство. Лаван с Иаковом заключили союз, то есть попросту помирились, в ознаменование чего Иаков «взял камень и поставил его памятником». То есть ежели вспомнить дело в Бейт-Эле, мы видим, что при первой же возможности Иаков ставит памятник. И это несомненно позволяет нам считать Иакова родоначальником туристического бизнеса на Ближнем Востоке. К сожалению, этот памятник он учредил в Гилеа-де, что, увы, за пределами современного государства Израиль.
И еще одно событие, которое необходимо отметить. Поставив памятник, Иаков снова пустился в путь, и там, где шоссе № 90 подходит вплотную к границе с Иорданией и ручей Яббок впадает в реку Иордан, герой наш залег спать. Лег спать здоровым человеком, а встал хромым. Такое редко, но случается.
Нам довелось учиться с одной девицей по фамилии Адмони-Красная. Так вот она исхитрилась сломать себе ногу в постели, причем утверждала, что была там совершенно одна. Вот и Иаков. Правда, он утверждал, что было это не во сне, а наяву, и не один он был, а боролся с самим Господом, причем так напористо и отважно, что пришлось последнему прибегнуть к сомнительной чистоты приему, а именно – «повреждению состава бедра». Думается, здесь в Библии приключилась опечатка и правильно читать следует «сустава бедра» – тогда все (за исключением сустава, конечно) встает на свои места. Таким сомнительным образом Господь добился ничейного результата. Но совесть в Нем, по-видимому, была неспокойна, и Он переименовал Иакова в Израиля (очевидно, это имя Ему казалось более значительным и благозвучным и выглядело достаточной компенсацией за причиненное увечье). И опять наобещал с три короба и «благословил его там». Что позволяет нам с полной ответственностью снова заявить: это было здесь!
Вышеупомянутый турнир дал немалому количеству комментаторов возможность проявить свои разнообразные способности, и было бы глупо нам упустить свой шанс. Так вот. Сдается нам, что на деле все было не так. Скорее всего, Иакову, уставшему после долгого перехода, взволнованному объяснениями с Лаваном и утомленному строительством памятника, все причудилось. И боролся он не с Богом, а с самим собой. (Как Адмони-Красная.) А в борьбе с самим собой есть высокий смысл. Ибо никого так не бывает тяжело одолеть, как себя самого. Нет у нас большего врага, чем мы сами. Впрочем, эта свежая мысль принадлежит не нам. Мы ее позаимствовали.
