В следующую перемену они снова стояли у батареи в коридоре.
— Напиши про меня Фене, — сказала Женя Спивак.
— Ладно, про все напишу. Про нашу дружбу. Про Зою.
— Ты знала раньше про Зою? — спросила Женя.
— Знала. Но кажется, что только сегодня узнала по-настоящему.
— Вот и я тоже, будто только сегодня узнала. Мне хочется умереть, как Зоя.
— А мне не хочется умирать, — призналась Наташа. — Я никогда не умираю, если воображаю себя героиней.
— А я хотела бы умереть, как Зоя, только мне жалко папу.
Мимо, придерживая рукой очки, промчалась Люда Григорьева.
— Французский идет! — крикнула она.
Женя покачала косичками. Не хочется сидеть на французском!
Люда Григорьева забралась на подоконник. Она изобразила сову, округлив под очками глаза, всем стало весело.
— Девчата! — крикнула Люда, охваченная озорным задором, во власти которого всегда теряла представление о том что можно делать и что нельзя. — Девочки! Устроим затемнение. На последнем уроке одна только Анна Юльевна дает письменную. Затемнимся. Вот и не будет никакой письменной.
Люде такой забавной показалась собственная выдумка, что она, не ожидая одобрения класса, потянула за шнур и спустила штору.
Маня-усердница, ахнула и молча следила за Людой, не зная, смеяться или протестовать.
Тася с послушным недумающим лицом полезла на парту, а Люда уже перебегала к третьему окну. Девочки с интересом наблюдали за Людой.
В одно мгновение класс был затемнен.
— Что вы наделали? Вот бессовестные! — укоризненно проговорила Лена Родионова. — Что вы наделали? — ещё раз испуганно шепнула она, потому что в дверях уже появилась Анна Юльевна, учительница французского языка.
Следом за ней Валя Кесарева тащила кипу тетрадей.
— Что такое? — спросила Анна Юльевна, остановившись посредине класса.
Валя Кесарева захлопнула за собой дверь.
— Что это значит? — недоумевала учительница.
Девочки молчали. Анна Юльевна вообразила, что девочки потихоньку хихикают в темноте и забавляются над её растерянностью.
— Зажгите свет! — крикнула она гневно, не догадываясь, что проще открыть дверь.
Валя Кесарева, ощупью искавшая выключатель, споткнулась о парту и уронила на пол тетради.
Анне Юльевне показалось, что все делается нарочно. Негодование ее росло.
Наконец, Валя нащупала выключатель.
— Кто это сделал? — спросила учительница. Она была оскорблена и нервно перебирала концы шали, которая, как на вешалке, висела на ее острых плечах. — Староста! — вызвала она.
— Я была с вами, — невинно отозвалась Валя Кесарева, на коленях подбирая тетради.
— Вы будете наказаны, — указала Анна Юльевна и постучала согнутым пальцем по столу. — Вы не знаете меры, — она снова постучала. — Вы несерьезны! Легкомысленны! Семиклассницы! Позор!
Анна Юльевна дернула шаль на плечах и вышла.
Некоторое время после ее ухода девочки молча переглядывались, Валя положила тетради на стол.
— Вечно вы что-нибудь натворите! Разделывайтесь теперь.
— Уж очень она рассердилась! — сказала Лена Родионова.
И тут же, точно по сигналу, в классе поднялся шум. Негодование Анны Юльевны вызвало совершенно неожиданное последствие. Девочки, которые сначала перепугались своей проделки, теперь не испытывали никакого раскаяния.
Люда Григорьева принялась поднимать штору.
— Позор еще какой-то выдумала, — удивленно говорила она. — Взяли просто и затемнились, и никакого позора нет.
— Она нас всегда обвиняет, — обиженно заявила Маня, — Тихо сидишь, как на математике, а ей все плохо кажется. Не буду больше повторять. — И она закрыла учебник французского языка.
— Директора приведет, — вздохнула Тася Добросклонова, — за поведение сбавят.
Француженка привела не директора, а Дарью Леонидовну. Дарья Леонидовна вошла в класс привычной стремительной походкой, и девочки увидели в ее глазах тревогу.
— Ваши воспитанницы! — презрительно сказала француженка. — Хорошенький у вас класс! Они сорвали мне письменную. Я требую, чтобы вы их наказали.
— Анна Юльевна, — ответила Дашенька, — я обещаю, больше этого никогда не повторится.
— Как? — изумилась француженка. — Вы берете их под защиту?
— Нет, нет! — заторопилась Даша. — Вы меня не поняли. Не я. Весь класс обещает. — Она смешалась и, чтобы успокоить Анну Юльевну, пояснила: — Уверяю вас, у них и в мыслях не было вас обидеть.
Француженка подозрительно взглянула на Дашу и сухо ответила:
— Боюсь, что вы ошибаетесь.
Раздался звонок. Анна Юльевна вышла.
— Вы обидели Анну Юльевну. Она шла в класс работать. Когда человек работает, его надо беречь, — сказала Дашенька.
— Дарья Леонидовна, — призналась Люда Григорьева, — честное слово, я нечаянно! Мы пошутили.
— Мы не думали, что это обидно, — смутилась Наташа.
— А как вы нас накажете? — с беспокойством спросила Тася, которая все время гадала — классом придется отвечать или вдвоем с Людой.
«В самом деле, как же мне их наказать?» — подумала Даша.
— Дарья Леонидовна, — заявила Люда Григорьева, — мы сделаем вместо одного два перевода. Вы уходите. Никто не будет списывать. Я отвечаю.
В другое время все удивились бы, что Люда Григорьева берётся отвечать за класс, но сейчас никто не удивился.
Валя Кесарева складывала книги, собираясь идти домой. Неожиданно она спрятала книги в парту.
— Я староста, — заявила она. — Отвечать буду я.
— Хорошо, — согласилась Дарья Леонидовна.
Девочки были довольны: Дарья Леонидовна им сразу поверила.
Захар Петрович ходил из угла в угол в пустой учительской. Увидев Дарью Леонидовну, он снял с вешалки шинель…
— У вас заметно бледнеют щеки, — сказал он ворчливо. — Идемте в столовую.
Он ежедневно напоминал ей об обеде.
— Сегодня утром, — рассказывала Даша, застегивая пуговицы пальто, — мне показалось, что я одержала полную победу. Если бы вы их видели утром! Я подумала: теперь всё изменится и будет по-другому, но сегодня же они устроили затемнение. Я не знаю, что они выкинут завтра.
Захар Петрович ждал у порога.
— На дворе холодно, — ответил он. — Неужели у вас нет теплого шарфа?
Даша, не слушая его, повторила:
— Я думала, что одержала победу и всё сразу изменится.
Захар Петрович рассердился.
— На фронте месяцами подготавливают победу. Вы захотели за один час. Не слишком ли быстро?
Они вышли из школы. Мелкий злой дождь сыпался с неба. На тротуаре ветер рябил в лужах воду.
— Осторожно, — сказал Захар Петрович. — Вы опять без калош!
Они молча шли под дождем.
— Вы правы, — сказала Даша, когда они подошли к столовой. — За один час — это… невозможно.
VII
Наташа никому, даже Жене, не говорила о задуманном. Возвращаясь из школы, она делала наспех домашние дела и садилась за математику. Решив несколько уравнений и геометрических задач, она открывала наудачу страницу и испытывала себя — получится или нет. За последнее время стало получаться на любой странице из пройденного. Но Наташа все еще не верила и каждый день упрямо повторяла. Иногда Наташа час или два грызла карандаш и размышляла над задачкой, но ни за что не хотела идти к Добросклоновым. Она хотела добиться сама.
Когда в передней раздавался звонок, Наташа со всех ног бросалась встречать маму. Она снимала с мамы шляпу, довоенную, с помятым бантиком, и стряхивала с полей капельки растаявшего снега. А мама некоторое время еще сидела на табурете и ладонями приглаживала волосы, которые завивались в мелкие колечки от мокрого снега.
— Сегодня все печи на полной нагрузке? — интересовалась Наташа. — А на тельфере кто работает? Сегодня мины или снаряды?
Иногда мама отвечала:
— Этого сказать нельзя.
— Военная тайна? — понимающе кивала Наташа, чувствуя уважение к маме и гордость за нее.
— Теперь ты рассказывай, — говорила мама. — Только все — и хорошее и плохое.
— Плохого давно уж нет, Дарья Леонидовна опять похвалила за сочинение.
Наташа любила сидеть на коврике около кресла и опираться подбородком о мамины колени.
— Мамочка, ты думаешь, Дарья Леонидовна не строгая? Она строгая, она обязательно снизит балл, если не ответишь. Только мы на неё не сердимся. Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что она справедливая и нам доверяет. Она в нас уверена. Вот мы и стараемся.
— Это хорошо, что она в вас уверена, — согласилась мама. — А еще?
— А еще, мама, она не притворяется, будто всё знает.
— Как же так? — удивилась мама. — Что же она не знает?
— Нет, ты не думай, я не про литературу. — Наташа испугалась, что мама неправильно её поймет. — Когда Дарья Леонидовна по литературе рассказывает, я даже стараюсь не дышать. Она не притворяется, что сразу про жизнь объяснить может.
