l:href="#n_15" type="note">[15]. Переделывающий характер агитации и пропаганды должен сказываться во всей деятельности агитатора, и прежде всего в самой его личности.
«Личное воздействие и выступление на собраниях в политике страшно много значит. Без них нет политической деятельности»[16].
Ленин пишет о ясной и продуманной агитации, противопоставляя ее пустому фразерству[17], когда агитатор должен выступать «без фраз, без восклицаний, с фактами и цифрами в руках»[18], он должен «разъяснять», а не «громить»[19], борясь против «политической трескотни»[20] и против многоречивости, против «популярничания» вместо популярности[21] и против засорения русского языка иностранными словами[22].
«Каждый агитатор должен быть государственным руководителем»[23].
«Самое худое у нас – чрезмерное обилие общих рассуждений в прессе и политической трескотни при крайнем недостатке изучения местного опыта. И на местах и вверху могучие тенденции борются против его правдивого оглашения и правдивой оценки. Боятся выносить сор из избы, боятся голой правды, отмахиваются от нее „взглядом и нечто“, попросту верхоглядством»[24].
Строительство жизни при помощи целенаправленного языка (а направленность эта есть результат правильного и обобщенного отражения в нем действительности) относится, конечно, не только к агитации и пропаганде в узком смысле слова, но и ко всякому словесному воздействию одного человека на другого. Мы употребляем здесь один термин, который, в сущности говоря, фиксирует собой семантически-коммуникативные акты языка, но в то же самое время как раз подчеркивает их жизненное, строительное и переделывательное значение. Мало будет сказать, что язык есть орудие общения, так как само-то общение мы понимаем как растущее строительство жизни. Поэтому мы едва ли ошибемся, если назовем этот акт конструктивно-техническим, понимая под ним вообще всякое строительство жизни при помощи языка, правильно отразившего эту жизнь и ведущего ее к правильным целям.
Таким образом, как это видно из ленинской теории отражения, поскольку само это отражение должно быть таким же творческим, как и вся действительность, постольку в языкознании всякий абстрактный, мертвенный, чисто рассудочный и головной, а уже тем более абстрактно-математический анализ в крайнем случае может занимать десятое, но отнюдь не первое место. А что сущностная сторона мышления у Ленина рассматривается по преимуществу со стороны ее творческих функций, это видно из знаменитого учения Ленина о том, что сущность является, явление же существенно, и о том, что явление есть не что иное, как проявление сущности. По Ленину, происходит «передвижка мира в себе все дальше и дальше от мира явлений»[25].
«Человеческие понятия субъективны в своей абстрактности, оторванности, но объективны в целом, в процессе, в итоге, в тенденции, в источнике»[26].
Среди основных источников диалектики Ленин указывает на «бесконечный процесс раскрытия новых сторон, отношений etc.», а также «бесконечный процесс углубления познания человеком вещи, явлений, процессов и т.д. от явлений к сущности и от менее глубокой к более глубокой сущности» и на борьбу «содержания с формой и обратно. Сбрасывание формы, переделка содержания»[27]. Общеизвестно учение Ленина о подвижном характере сущностей и о том, что родовое понятие есть закон для получения соответствующего единичного. В результате всего
понятия человека «должны быть также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях, дабы обнять мир»[28];
и поскольку всякое слово, как мы знаем, является, по Ленину, уже обобщением, то в этом смысле всякое слово есть тем самым понятие, и род, и подвижная или текучая сущность. Но понятия эти, как мы видим, не абстрактны, но гибки, релятивны, а это значит, что они являются орудием строительства жизни.
Вот чему должны учиться языковеды, для которых язык есть орудие людского общения, в философских теориях Ленина, связанных с теорией отражения[29].
Аксиоматика знаковой теории языка
[30]
Доказывать необходимость и актуальность разработки знаковой теории языка в настоящее время не приходится. Можно сказать, что все лучшие работы советских языковедов в значительной мере заполнены рассуждениями о языковых знаках, и это безусловно нужно приветствовать. Изучение языковых знаков является не только своевременной, но, пожалуй, даже одной из самых постоянных проблем науки о языке вообще. С другой стороны, современное развитие языкознания, логики, учения о структурах дошло до такой сложности и глубины, что изучение знаковой теории в такой атмосфере является делом чрезвычайно трудным. Знаковое понимание языка требует в настоящее время огромных усилий теоретической мысли, а разнообразие решений этой проблемы приводит к тому, что языковеды постепенно теряют ясное представление о том, что же такое знак. Само понятие «знак» окружено десятками других, очень близких, но отнюдь не совпадающих с ним понятий. В головах и языковедов и неязыковедов царит путаница по поводу семиотической и близкой к семиотике терминологии. В настоящее время только не искушенный в лингвистике может считать вопрос о знаках простым и ясным, специалисты же давно утеряли точное и единообразное понятие о знаке. Это обстоятельство и побуждает поставить вопрос о том, что в этой важной для языковеда области знаний является более или менее ясным и что представляется неясным и требующим дополнительных исследований.
В математике, да и не только в ней, уже давно установилась традиция различать, с одной стороны, исходные положения (аксиомы) и, с другой стороны, такие, которые могут быть выведены из них как следствия. И в геометрии и в алгебре уже давно выработаны такие исходные положения. Выяснилось, что с применением одних аксиом и исключением других возникает также и другая наука. Например, геометрия Евклида основана на соблюдении определенного рода исходных аксиом, а геометрия Лобачевского или Римана основана уже совсем на другом наборе аксиом и на исключении других, которые фигурируют в геометрии Евклида. К сожалению, такого рода аксиоматическое построение совершенно невозможно в настоящее время для гуманитарных наук. Аксиоматика дается математикам легче, чем гуманитариям потому, что они оперируют понятиями, раз навсегда обладающими определенным и бесспорным содержанием. Таблица
