Гневливый румянец заиграл на щеках Кассандры.
— Я так сказала, но я не могла знать, что ты захочешь этого! Как ты мог такое обо мне подумать! Неужели ты считаешь меня…
Не договорив, она бросилась вон из храма.
Бог остался на месте. Он лежал на кушетке и думал, почему он, предвидя судьбы целых народов на века вперёд, не может предугадать, как поведёт себя через минуту одна девчонка. «Наверное, — думал он, — всё дело в количестве: ведь поведение стада легко предсказуемо, а как поведёт себя одна овца, не угадаешь».
Кассандра вбежала во дворец и бросилась к родителям. «Отец! — кричала она. — Троя в страшной опасности! Наш город захватят и сожгут враги, жителей убьют или угонят в рабство, мы все погибнем!»
Приам посмотрел на неё с удивлением и лаской.
— Доченька, что за глупости ты говоришь? Мы живём в мире со всеми соседями, на нас некому и незачем нападать, а мы никому не делаем зла. С чего ты взяла, что кто-то нас завоюет?
— Я только что сама видела горящую Трою.
Приам глубоко вздохнул.
— Ты видела страшный сон, доченька. Пойди и успокойся.
— Замуж ей надо, — сказал он своей жене Гекубе, когда Кассандра ушла. — Пусть приложит своё пылкое воображение к чему-нибудь дельному, а то ведь и с ума так сойдёт.
— Она слишком часто бывает в храме Аполлона, — добавила Гекуба. — Морочит он ей голову. Ему-то всё шутки, а девочка наивная — верит. А от всех этих пророчеств действительно не долго сойти с ума.
Гекуба помрачнела. Приам обнял её.
— Я понимаю, о чём ты, — сказал он.
Слова Кассандры о горящей Трое напомнили Гекубе её давний сон, о том, что она родит факел, от которого сгорит весь город. После этого она родила сына. Она и Приам тогда поверили предсказанию, и мальчика теперь уже не было в живых.
— Скоро годовщина того дня, — сказал Приам. — Устроим спортивные игры в память о нём. Спорт лучше всего отвлекает от разных дурных мыслей.
Кассандра выбежала в сад, налетев на своего старшего брата Гектора.
— Гектор! — закричала она. — Я видела горящую Трою, захваченную врагами!
Гектор обнял сестру и ласково ответил:
— Трою невозможно захватить, её стены построил сам Посейдон. Посмотрел бы я на тех, кто попытался бы нас победить. Такое разве Гераклу было под силу, но это было давно — сейчас мы стали гораздо сильнее.
Кассандра вырвалась из его объятий и снова побежала в храм Аполлона.
Бог по-прежнему лежал на кушетке, перебирая струны кифары.
— Мне никто не верит! Я так несчастна! — плакала Кассандра.
— Ясновидение ещё никого не сделало счастливым, — сухо ответил Аполлон. — Я тебя об этом предупреждал. Поэтому боги и не учат людей ясновидению. Для тебя я сделал исключение и был, видимо, не прав. Впрочем, я никогда не обещал, что твоим пророчествам кто-то поверит. Я и не мог бы такого допустить, ведь я такой же порядочный бог, как ты порядочная девушка.
9. Суд Париса
Роса заблестела под первыми лучами восходящего солнца, лёгкий шелест листвы, сливаясь со щебетом ранних пташек, создавал симфонию просыпающегося дня. Юный пастушок вывел на поляну своих овечек и присел на моховую кочку под деревом. Для полноты картины не хватало только, чтобы пастушок заиграл на свирели. Он достал из сумки свирель и уже приложил её к губам, как вдруг его челюсть отвисла, глаза округлились, а свирель выпала из рук.
Отовсюду вокруг полилась божественная музыка, из сгустившегося перед пастушком блестящего разноцветными блёстками и благоухающего ароматами всех времён года тумана появились три богини и начали, медленно танцуя, раздеваться. На плечо до смерти растерявшегося пастушка успокаивающе легла чья-то ладонь, и чей-то красивый и уверенный голос сказал: «Спокойно, Шурик!»
Пастушок весь сжался, не в силах обернуться и посмотреть на того, кто это сказал, и не в силах оторвать взгляд от божественного зрелища, разворачивавшегося перед ним, а сказавший «Спокойно, Шурик!» присел рядом и несколько игривым тоном продолжил:
— Тебя ведь зовут Шуриком, не так ли?
— Парисом, — с трудом шевеля языком, ответил пастушок. — Александром тоже можно.
— Так, разговаривать ты, значит, ещё можешь — это хорошо. Так вот, Саша, не пугайся: это ещё не белая горячка, а финал первого олимпийского конкурса красоты. Богини, которых ты сейчас видишь, несколько лет готовились к этому событию и предстали перед твоим судом на вершине физической и божественной формы. Тебе доверена великая честь, которой позавидовал бы любой подросток твоего возраста. Ты должен выбрать из трёх предложенных кандидаток самую красивую богиню. Критерии остаются на твоё усмотрение. Трогать можно. Но предупреждаю, к выбору следует подойти крайне ответственно. Твоя избранница будет очень благодарна, и ты сможешь до конца своих дней рассчитывать на благосклонность одной из богинь. А благосклонность богини штука серьёзная. Так что смотри, не ошибись.
— А остальные две не обидятся?
— Ах, ну что ты!
Между тем богини, тела которых уже совсем ничего не прикрывало, с изяществом профессиональных манекенщиц дефилировали перед смущённым и растерянным судьёй. Гера, проходя мимо Париса, нежно провела ладонью по его волосам и как бы невзначай спросила: «Александр, ты хотел бы править всей Азией?» «Собачья работа, — промелькнуло в голове у Париса. — Тут иной раз с двумя козлами не знаешь как справиться».
Афина прошагала мимо него небрежной, но при этом напоминающей строевой шаг поступью и, по-товарищески хлопнув его по плечу, сказала: «Такому герою, как ты, не помешала бы удача в любых битвах, не правда ли?» Сугубо мирный Парис, представитель самой мирной в Греции профессии, содрогнулся, представив себя на поле брани, с окровавленным мечом, стоящим над грудой убитых им врагов. Иной раз кажется удивительным, насколько всезнающие боги плохо себе представляют потребности простых смертных. Видимо, самих богов вводит в заблуждение их кажущееся сходство с людьми, и они судят о них по себе.
Легко, как бабочка, подпорхнула к Парису Афродита и, чмокнув его в щёку, прошептала: «Познакомить тебя с самой красивой девушкой Эллады? Она полюбит тебя, я уверена».
В руке у Париса оказалось отливающее золотом яблоко с ленточкой на черенке.
— Это приз, — сказал всё тот же игривый голос за спиной. — Передаю на ответственное хранение. Судьба мира и твоя судьба в твоих руках. Отдай это яблоко своей избраннице.
— Что мне делать? — прошептал Парис. — Они все три красивые.
— Не будь дураком, Сашка. На конкурсах красоты, если ты не знаешь, решения никогда не принимаются на основании размера бюста или длины ног. Подумай о своей судьбе и не давай юношеским инстинктам замутить разум.
Богини закончили танец и встали в ряд перед Парисом. Голос у него за спиной торжественно объявил: «Сейчас наш самый объективный и непредвзятый судья вручит заслуженный приз самой красивой богине!» Божественный оркестр заиграл туш.
Александр неуверенным шагом медленно подошёл к конкурсанткам и протянул яблоко Афродите. Та запрыгала от радости, обняла Париса и, расцеловав его в обе щеки, шепнула: «Спасибо, красавчик! С меня причитается». Остальные две богини вяло похлопали. Гера неприветливо взглянула на пастушка и буркнула сквозь зубы: «Я тебя запомню, засранец!» Афина же, неестественно широко улыбнувшись, прошипела: «Сдохнешь как собака!»
Афродита, купаясь в лучах славы и в ненавидящих взглядах конкуренток, закрыла глаза и смачно, медленно, с громким хрустом надкусила яблоко. Лицо её перекосило: какая кислятина!
Под бравурную божественную музыку богини исчезли в сгустившемся сверкающем и благоухающем тумане.
Александр закрыл лицо руками и пригнулся.
«Что это с тобой, Саня?» — тот же голос, что во время конкурса давал советы, прозвучав гораздо будничнее без музыкального сопровождения, вывел Париса из оцепенения.
Он оторвал руки от лица и наконец решился посмотреть на собеседника. Тот ещё сидел под деревом, расправляя перья на своих крылатых сандалиях.
— Если ты ещё не понял, я Гермес, посланник богов, — представился он. — Так что это ты вдруг скукожился?
— Я… ничего, — промямлил Парис. — Эта брюнетка сейчас так посмотрела… Вы же обещали, что они не обидятся.
— Разве? Помнится, я дословно сказал: «Ах, ну что ты, ещё как обидятся!» Так ты поэтому сейчас в ладошки спрятался? Думал, Гера превратит тебя в паука, а Афина раздавит пяткой? Глупенький! Это ты детских сказок переслушался. Богиня, конечно, может превратить в паука в гневе или в припадке ярости, но сейчас-то это не ярость и не гнев, а лютая беспощадная ненависть. Они теперь не успокоятся, пока не уничтожат не только тебя, но и твою семью, всех твоих близких, родных, всё, что тебе свято и дорого. Это может занять довольно долгое время. Да ты не расстраивайся. Тебе-то, смертному, что терять? Ну, будет твоя жизнь на пару десятков лет короче, зато насколько интереснее! Про тебя, наверное, даже трагедию напишут… или комедию, — поспешно поправился Гермес, заметив испуг на лице Александра.
