Появился Павлюк, Ипполит поднялся, поднялась и Раиса. Иногда не нужно слов, без них даже легче принять случившееся. Принять, ибо другого не дано, и понять, что наступили перемены. Раиса затряслась в беззвучных рыданиях, старший сын обнял ее, прижал к груди, младший спал крепко.
Многие служители медицины – философы, задавался философским вопросом и Павлюк: что же способен совершить человек, если у него отбирают главное богатство, которое не положишь на сохранение в банк, не передашь по наследству, ничего на него не купишь? Жизнь сложно сберечь, растянув ее на максимально длинный срок, но некоторые с безумством бессмертных растрачивают ее на пустяки.
4. Смерть чужая, а проблемы…
Если в крупных городах живущие на одной площадке люди не знают друг друга – им просто некогда познакомиться, то в небольших существует другая проблема: все знают либо тебя лично, либо о тебе, а о твоих прегрешениях тем более, когда ты на виду.
Арамис был на виду, точнее, глаза мозолил его клуб, о котором ходило много грязных слухов: и наркоту там свободно толкают, и проституция цветет, как вишневый сад весной, и постреливают, и детвору оттуда увозят в неизвестном направлении. Слухи – вещь тлетворная, они плодят в общественном сознании негативные эмоции, взращивают агрессию, это опасное состояние. А для правоохранительных органов слухи – вещь бесполезная, так как не подкреплены фактами и уликами, посему Арамиса Баграмяна не трогали, но! Старые кадры тех самых органов держали в уме слухи – они же не берутся с потолка, держали до поры до времени. В данном случае – после пули, слухи станут основой для версий. О дерзком покушении весть разлетелась еще вчера, народ разводил руками: удивляться тут нечему, нечто подобное должно было случиться. Кое-кто и злорадствовал – вот каков результат народной молвы, а ведь стреляли в человека.
Парафинов лично знал и Арамиса, и Яна – одного из главных свидетелей покушения. Он приехал навестить Акулича, которого вчера тоже доставили в больницу с сердечным приступом, а к вечеру его забрала оттуда жена, ведь дома спокойней, дома и стены помогают. Конечно, тут ему все удобства, привычная обстановка, а не стоны на койке рядом, а то и смерть – брр! Дома лучше.
Акулич выглядел жутко – желтый, будто вчерашняя пуля рассеяла бациллы желтухи и заразила Яна. Губы синеватые, глаза ослика, попавшего в капкан вместо волка, короче говоря, не вовремя заявился Парафинов. Но исключительно из-за лени, чтоб второй раз не приезжать, он упал в кресло у кровати, попросил жену Яна принести попить, обмахиваясь папкой, извинился:
– Не обессудь, Ян, но по горячим следам…
– Понимаю. – Акулич закатил глаза к потолку, руку закинул за голову. – Мне стыдно, я смалодушничал…
– Ай, брось, брось… Современному человеку пережить вчерашнее покушение чрезвычайно сложно, тут любого долбанет приступ.
– Что с Арамисом?
– Пока сведений не поступало.
– То есть он жив? – обрадовался Акулич.
– Жив, жив. – Жена Яна принесла квасу, Парафинов пригубил напиток, собственно, пить ему не хотелось, думал, женщина сообразит, что лишняя здесь. Нет, не сообразила. – Ян, ты можешь рассказать, как это случилось?
– Игорь Игоревич! – всплеснула руками жена.
– Спокойно, – урезонил ее Акулич. – Шла бы ты отсюда… дай поговорить.
– Ян, тебе нельзя волноваться… – напомнила она.
– Вот и не волнуй меня. Иди. – Она ни с места. – Иди, я сказал, нам не нужен надсмотрщик. – Акулич проводил ее негодующим взглядом, после чего вздохнул тяжко, подумал и начал: – Да рассказывать будто бы нечего… Мы приехали на его новой машине, он просил дать ему взаймы денег, показал, куда пойдут. Рассказывал, как облагородит вход в клуб, где будет висеть вывеска… Вдруг сзади меня как ухнет. Я, охотник хренов, и не понял, что это. Мелькнуло: выстрел, но мне думалось, это нереально… Средь бела дня, народу полно… И по Арамису ничего не понял, он даже не вздрогнул, не изменился в лице, а просто приложил ладонь к груди… Я оглянулся. Всего в нескольких шагах от нас черный джип сорвался с места… Да нет, не сорвался, просто уезжал.
– Хочешь сказать, киллеры не торопились?
– В том-то и дело! Ну, я не заподозрил ничего дурного, поворачиваюсь к Арамису… И тут мне в глаза бросилась его бледность. Он отнял от груди ладонь, а она в крови… Смотрю – рубашка, пиджак… на них кровь! Он на меня глаза поднял и сказал: «Меня убили. «Скорую»…» И упал. Знаешь, Игорь Игоревич, я рассказываю долго и нудно, а произошло все за считаные секунды…
– Знаю, знаю, – заверил Парафинов.
– Мне стало… плохо. Да, стало плохо. То ли от вида крови, то ли от того, что случилось на моих глазах… Нет, если честно, я от страха чуть не задохнулся, мне чудилось, в меня целятся тоже… В общем, я понял, что падаю, а что-то сделать, чтоб устоять, не смог, я не владел собой! Только подумал… лишь бы не на труп… Почему-то Арамис мне показался трупом, а он жив, к счастью.
– Понятно. Ты видел, кто сидел в джипе?
– Не-а. Но, безусловно, кто-то сидел. Ты спроси старух, что торгуют семечками, я помню, они там торчали. Джип стоял рядом с ними… м… метрах в пяти. Да-да, у меня запечатлелась картинка: джип отъезжает, старухи сидят… обалдевшие.
Парафинову позвонили, он поднес сотовый к уху:
– Да?.. Спасибо, что сообщил. – Опустив трубку, постукивая ею по подлокотнику, он буркнул: – Ну, вот и все.
– Плохие новости?
– Павлюк звонил. Арамис скончался на операционном столе. Перед рассветом. После выстрела так и не пришел в себя.
Алла вырулила со двора, проехав по оживленной улице, попала в пробку. Решила сделать крюк и свернула в переулок, хотя опаздывала на основное место работы. Все из-за Толика, ему срочно нужно позвонить, Алла, не бросая руль, нажимала на кнопки. Он ответил:
– Есть новости?
– Ну, сначала надо здороваться с любимой женщиной.
– Извини. Здравствуй.
– Мухой готовь расписку, Арамис умер.
– Постой, я не въеду…
– А тебе и не надо въезжать, если хочешь вернуть свои деньги. Я ведь за рулем, могу убиться, ты лишишься толкового юриста, который тебя не раз выручал…
– Аллочка, звезда моя, хоть намекни, что ты намерена делать?
– Только коротко. Мы, имея расписку, предъявляем его наследникам к исполнению, проще – требуем с них долг. Если наследники откажутся платить по расписке, мы обращаемся в суд за взысканием, суд может наложить арест на их имущество в качестве обеспечения иска. За счет имущества погасят долг. И ты, раз у Арамиса нет денег…
– Как нет денег? Он же ремонт клуба заканчивает…
– Он занял у тебя крупную сумму, значит, наличных денег ни на счету, ни в ящике стола, ни в кармане у него не было. Что тут непонятно?
– На машину не хватало, вот и занял…
Не иначе как от растерянности Анатолий Петрович несет ахинею. Всем известно, Алле тем более, что Горбанев жадноват, он рубля не кинет нищенке, а тут двадцать пять тысяч, и не рублей! Да его сейчас кондрашка хватит. Но Алла действительно выручала Горбанева не раз, потому что всегда по-бабьи жалела, пожалела и сейчас, вместо ехидных подначек поведала свои выводы по поводу убитого Арамиса:
– Толик, ты ведь не знаешь, у кого он еще занимал и сколько. Прости, что напоминаю, но убивают за тяжкий проступок. Может, Арамис кому-то тоже должен. К примеру, миллион баксов. А отдавать отказался, его и убили, чтоб получить долг тем способом, которым хочу воспользоваться я. Наша задача очутиться в первых рядах, следовательно, продумать каждый шаг. Через суд – это долго, я проконсультируюсь, как коллекторы выбивают деньги из должников, у них свои методы, весьма действенные. Но коллектор, если захочешь его нанять, обойдется дороже, поэтому я попытаюсь сама, понял?
– Понял, когда приедешь?
– В конторе отмечусь и к тебе рвану. Между прочим, у меня слушание дела в суде в одиннадцать…
– Ты не успеешь, – запаниковал Горбанев.
– Куда, к тебе или в суд? – не удержалась от ехидства Алла.
– Алла, я тебя умоляю…
Тон взял суровый, значит, злится, а когда Толик злится, становится непредсказуемым, в этом состоянии он способен разорвать их некрепкие отношения, что не входило в планы Аллы.
– Жди, скоро приеду, – сказала она. – Да, кстати, если я верну тебе деньги, что получу взамен?
– Меня, – заявил он все тем же тоном.
Алла рассмеялась, но не издевательски:
– Ты, конечно, большое счастье, но у меня запросы скромнее. Из той суммы, что я верну тебе, выделишь мне, скажем, тысячи три? – Вот почему она не хочет сейчас разрывать с ним отношения, ей нужен гонорар.
– Выделю, – буркнул он.
Недоволен. Ну и пусть. У него два выбора: либо получить деньги без трех тысяч, либо вообще ничего не получить. Между прочим, раньше Алла и не заикнулась бы: мол, где моя часть за мозги, которые ты бессовестно эксплуатируешь? Но люди растут, умнеют, набираясь опыта, в этом смысле и любимый человек постепенно превращается в любовника, разумеется, не беспричинно, а у любовника другой статус, как и у любовницы.
