Допрашивать и выводить на чистую воду педофилов. Какой же силой должен обладать человек, чтобы быть в состоянии просмотреть тысячи часов записей насилия и несколько миллионов фотографий истерзанных детей? Надо полагать, это вызывает ощущение безнадежности.
Можно ли после такого заводить собственных детей?
После разговора с Миккельсеном Жанетт Чильберг созвала следственную группу на новое совещание, где они пытались обобщить имеющиеся факты. Задача оказалась не из легких, поскольку зацепок на данный момент у них было не слишком много.
– Звонок на пульт дежурного поступил из района поблизости от небоскреба “Дагенс нюхетер”, – сообщил Олунд, размахивая листом бумаги. – Я это только что получил, и скоро мы будем знать точнее.
– Насколько точно? – кивнув, спросила Жанетт.
– Техники сказали, плюс-минус десять метров. В худшем случае… – Олунд умолк.
– А в лучшем случае? – ухмыльнулся Шварц. – Я имею в виду… – Нам этого достаточно, – перебила его Жанетт. – С лихвой.
Выждав, чтобы завладеть их вниманием, она встала и подошла к доске, где висел десяток фотографий мертвого мальчика.
– Итак, что мы имеем? – обратилась она к Хуртигу.
– На газоне, где обнаружили труп, мы сняли отпечатки следов колес детской коляски и небольшого автомобиля. Автомобильный след принадлежит уборочной машине, но мы поговорили с уборщиком, и этот след можно отбросить.
– Значит, для перевозки туда трупа кто-то воспользовался коляской.
– Точно.
– А мальчика не могли туда принести? – спросил Олунд. – Если человек достаточно силен, вполне возможно. Мальчик весил не более сорока пяти килограммов.
В комнате повисло молчание, и Жанетт предположила, что остальные, как и она сама, представляют себе, как кто-то разгуливает с упакованным в черный мешок для мусора трупом на руках.
– Когда я увидел, насколько мальчик изувечен, – нарушил молчание Олунд, – я сразу подумал о Харри Мякеля, и, не знай я, что он сидит в тюрьме…
– Тогда бы что? – с улыбочкой перебил его Шварц.
– Ну, я бы решил, что его-то мы и разыскиваем.
– Вот как? А тебе не приходит в голову, что все остальные уже успели об этом подумать?
– Прекратите препираться! – Жанетт углубилась в свои бумаги. – Забудьте о Мякеля. Зато я получила от Ларса Миккельсена из Государственной уголовной полиции сведения о неком Джимми Фюрюгорде.
– Кто такой Фюрюгорд? – спросил Хуртиг.
– Бывший солдат сил ООН. Два года в Косово, потом год в Афганистане. Ушел в отставку три года назад с неоднозначной характеристикой.
– Чем он интересен для нас? – Хуртиг открыл блокнот и отыскал чистый лист.
– У Джимми Фюрюгорда несколько судимостей за изнасилования и жестокое избиение. В большинстве случаев жертвами избиения становились иммигранты или гомосексуалисты, но еще Фюрюгорд, похоже, имеет привычку набрасываться на своих подружек.
Три случая изнасилования. Дважды осужден, один раз оправдан.
Хуртиг, Шварц и Олунд, переглянувшись, согласно кивнули.
Заинтересовались, подумала Жанетт, но едва ли убеждены. – Ага, и почему же этот боевой хрен уволился из частей ООН? – спросил Олунд.
Шварц вытаращился на него.
– Насколько я вижу, в связи с тем, что получил выговор за неоднократное использование проституток в Кабуле. Но детали отсутствуют.
– Значит, он не в заключении? – уточнил Шварц.
– Нет, освободился в конце сентября прошлого года.
– Но неужели мы действительно ищем насильника? – вставил Хуртиг. – И как могло получиться, что Миккельсен его упомянул?
Он сам ведь не занимается преступлениями против детей?
– Успокойся, – продолжила Жанетт. – Для нашего расследования могут представлять интерес любые виды сексуального насилия. Этот Джимми Фюрюгорд, похоже, не самый симпатичный тип и вроде не гнушается детьми тоже. По крайней мере, однажды его подозревали в избиении и попытке изнасилования мальчика.
– Где он сейчас? – спросил Хуртиг.
– По сведениям Миккельсена, он бесследно исчез, и я направила фон Квисту мейл с просьбой объявить его в розыск, но ответа пока не получила. Вероятно, ему нужны более весомые аргументы. Хуртиг вздохнул:
– Досадно, у нас так мало зацепок в деле, а фон Квист не самый отзывчивый из…
– Пока, – прервала его Жанетт, – займемся обычной рутиной и подождем, что скажут криминалисты. Будем работать методично, без предвзятости. Вопросы есть?
Все покачали головами.
– Отлично. Тогда приступаем каждый к своему делу.
Она ненадолго погрузилась в размышления, постукивая карандашом по столу.
Джимми Фюрюгорд, думала она, натура, вероятно, противоречивая. Гомосексуалистом себя, наверное, не считает и борется со своими желаниями. Винит самого себя и испытывает угрызения совести.
Что-то не сходится.
Жанетт раскрыла одну из двух вечерних газет, которые купила по пути на работу, но прочесть не успела. Она уже видела, что первые страницы обеих газет по большому счету одинаковы, за исключением заголовков.
Прикрыв глаза, она сосчитала до ста, а затем сняла трубку и позвонила прокурору фон Квисту.
– Здравствуйте, вы прочитали мой мейл? – начала Жанетт. – К сожалению, да, и по-прежнему пытаюсь понять ход твоих мыслей.
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что ты, похоже, совсем утратила способность к здравомыслию!
Жанетт слышала, насколько он возмущен.
– Я не понимаю…
– Джимми Фюрюгорд не твой человек. Больше тебе знать незачем!
– То есть?.. – Жанетт начала злиться.
– Джимми Фюрюгорд талантливый и популярный солдат ООН. Он имеет несколько наград и…
– Читать я тоже умею, – перебила Жанетт. – Но этот парень нацист и несколько раз был осужден за изнасилования и жестокое избиение. Он посещал в Афганистане проституток и…
Жанетт осеклась. Она поняла, что ее взгляды не найдут поддержки у прокурора. Каким бы ошибочным она ни считала его мнение.
– Мне пора. – Жанетт вновь обрела контроль над голосом. – Нам просто-напросто надо искать в другом месте. Спасибо, что уделили мне время. До свидания.
Она повесила трубку, положила руки на стол и закрыла глаза.
За прошедшие годы ей пришлось усвоить, что людей можно насиловать, избивать, унижать и убивать бесчисленным количеством способов. Сжав кулаки, она осознала, что существует столько же способов развалить расследование и что прокурор имеет возможность блокировать следственную работу по сомнительным причинам.
Жанетт встала и прошла по коридору до кабинета Хуртига. Тот разговаривал по телефону, но жестом показал ей, чтобы она садилась. Она огляделась.
Кабинет Хуртига являл собой полную противоположность ее собственному. Пронумерованные папки на книжных полках, аккуратные стопки бумаг на письменном столе. Даже цветы на окне выглядят ухоженными.
Хуртиг закончил разговор и отложил телефон.
– Что сказал фон Квист?
– Что Фюрюгорд не наш человек, – проговорила Жанетт, усаживаясь.
– Возможно, он прав.
Жанетт не ответила, а Хуртиг, перед тем как продолжить, отодвинул кипу бумаг.
– Ты знаешь о том, что мы завтра появимся чуть позже?
Жанетт показалось, что у него пристыженный вид.
– Ничего страшного. Вы только поможете разобраться с несколькими компьютерами с детским порно и вернетесь.
Хуртиг улыбнулся.
Гамла Эншеде
Вечером следующего дня после обнаружения трупа на Турильдсплан Жанетт Чильберг вышла из здания полиции в начале девятого.
Хуртиг предлагал подвезти ее до дома, но она отказалась под предлогом того, что хочет прогуляться до Центрального вокзала пешком, прежде чем нырять в метро.
Ей требовалось немного побыть одной.
Пятнадцатиминутная прогулка. Никаких мыслей о работе или финансовой ситуации. Просто ненадолго отпустить мысли в свободное плавание, расслабиться.
Когда она спускалась по ступенькам к набережной, из телефона прозвучал сигнал, что получена эс-эм-эска. Как оказалось, от отца.
“Привет! – писал он. – У тебя все в порядке?”
Отец управлялся с мобильным телефоном с большим трудом, и то, что он вдруг предпочел связаться с ней при помощи эс-эм-эс, очень удивило Жанетт. Обычно он всегда звонил. А тут написал два предложения, пусть коротеньких, но совершенно понятных.
Невероятно, подумала она.
“Все хорошо, – написала она в ответ. – Не продохнуть. Иду по следу”.
Жанетт улыбнулась: этой формулировкой отец сам обычно пользовался, приходя домой после рабочего дня.
Когда она приблизилась к виадуку, ее мысли вновь вернулись к работе.
Три поколения полицейских в семье: дед, отец и теперь вот она. Бабушка и мама были домохозяйками.
И Оке, думала она, художник. И домохозяйка.
После того как отец понял, что она подумывает пойти по его стопам, ей пришлось выслушать множество историй, имевших целью отпугнуть ее.
