– Умоляю вас, попридержите язык, – сказала Марилла. – Вы слишком много говорите для такой маленькой девочки, какой вы являетесь.
Энни немедленно замолчала, и молчание это тянулось так сверхъестественно долго, что Марилла начала нервничать. Мэтью тоже молчал, но это было нормальное явление. Таким образом, завтрак прошёл при гробовой тишине.
Казалось, Энни целиком ушла в себя; ела механически и невидящими глазами смотрела на небо за окном. Это заставило Мариллу нервничать ещё больше. У неё возникло неприятное ощущение, что тело этой маленькой девочки пребывает за столом, а дух её улетел в заоблачные дали на крыльях воображения. Ну, кому на земле нужен такой ребёнок?! А Мэтью-то ещё хотел оставить её! Марилла чувствовала, что и теперь он хочет этого ничуть не меньше, чем вчера, несмотря на весь этот абсурд. Вот всегда так: если уж его заклинит на чём-нибудь, – он с удивительным упорством начнёт молчаливо добиваться выполнения своего каприза. И это молчаливое упорство в десять раз действеннее, нежели всякие разговоры.
После завтрака Энни вышла из полузабытья и предложила вымыть посуду.
– Вы можете это сделать прямо сейчас? – недоверчиво спросила Марилла.
– Конечно! Я неплохо этому научилась. Но ещё лучше я приглядываю за детьми! У меня большой опыт на этом поприще. Жаль, здесь нет детей, чтобы смотреть за ними.
– Не думаю, что мне хотелось бы иметь ещё больше детей! Вы и так наш «подарочек», во всех отношениях! Что с вами делать, ума не приложу! А Мэтью просто растяпа.
– А я думаю, он славный, – с упрёком сказала Энни. – Он такой чувствительный, и потом не возражает, если я много говорю… Может, ему это нравится? Там, на станции, я с первого взгляда поняла, что мы – родственные души.
– Вы оба малость чудаковаты, – фыркнула Марилла. – Ладно, можете вымыть посуду! Добавьте побольше горячей воды и не забудьте насухо её вытереть, когда вымоете. На сегодня у меня куча дел, так как нужно ещё съездить в Уайтсендс навестить миссис Спенсер. Вы поедете со мной, и мы решим, что с вами делать дальше. После мытья посуды отправляйтесь наверх и застелите постель!
Энни достаточно умело вымыла посуду, как отметила про себя Марилла, державшая ситуацию под контролем. Но она лишь кое-как справилась с перьевым матрасом, поскольку никто раньше не учил её этому искусству. Затем Марилла отправила девочку на улицу, «с глаз долой», занять себя чем-нибудь до обеда.
Энни вспорхнула к двери с сияющим лицом и восторженными глазами, но на самом пороге она вдруг замерла, как вкопанная, потом медленно повернулась и направилась обратно к столу. Выглядела она как пришибленная, будто кто-то стёр с её лица весь восторг и потушил огонь, горевший в глазах.
– Ну что ещё такое стряслось? – раздражённо спросила Марилла.
– Мне не хочется выходить из дома, – сказала Энни страдальческим тоном, лишённым всяческих радостных ноток. – Если я не остаюсь здесь, зачем мне любить Грин Гейблз? Но если я побегу к этим деревьям, ручью, цветам и садам, познакомлюсь с ними, – я уже не смогу не полюбить их! И так тяжело, и не хочется всё усложнять. Мне бы страшно хотелось выйти наружу, и, кажется, всё зовёт меня: «Энни, Энни, иди сюда! Давай поиграем вместе!» – но лучше не делать этого. Зачем любить то, что уплывает от тебя, уплывает навсегда? Но… так трудно удержаться от того, чтобы не любить, не правда ли? Вот отчего я была на «седьмом небе», узнав, что всё это может стать моим домом! Думала, что ничто не воспрепятствует любить мне столько всего в этом месте!. Но сон оборвался… Я покорна судьбе… Так что не стоит мне выходить и снова бросать ей вызов!.. Кстати, как называется тот цветок у вас на подоконнике?
– А, это декоративная герань!
– Нет, нет, я не про то. Как вы зовете его? Разве вы не дали ему имени? Тогда можно, я назову его как-нибудь? Так, дайте подумать… Ага, Бонни подойдёт! Можно мне звать его Бонни, пока я здесь? Ну, пожалуйста!.
– О, боже, ну мне всё равно! Но где это виданно, чтобы комнатную герань звали по имени?
– О, я обожаю давать предметам имена: это делает их похожими на людей!.. Откуда вы знаете, может быть растению обидно, что его называют просто «герань», а не по имени? Вот вам бы, к примеру, едва ли понравилось, если б кто-то всё время называл вас «женщина», а не по имени. Да, буду звать его «Бонни». А ту вишню под окном я назвала Снежная Королева! Потому что она – совершенно белая от цветов, будто из снега… Конечно, оно не всегда такое белое – это дерево, а только в период цветения. Но ведь можно представить, что оно вечно стоит в белоснежных одеждах!
– В жизни не сталкивалась ни с чем подобным, – бормотала Марилла, ретируясь в подвал за картофелем, подальше от этого маленького феномена, – она и впрямь интересная, как сказал Мэтью. Ловлю себя на том, что с нетерпением жду каждый раз продолжения её «историй». Она и меня околдовала, а Мэтью – ещё раньше. Тот взгляд, который он бросил на меня, говорил не менее красноречиво, чем вчера… Ах, если бы он был таким же, как остальные мужчины, прямо заявляющие о вещах, волнующих их!.. Тогда можно было бы и поспорить, и «уложить собеседника на обе лопатки»! Но что сделаешь, когда мужчина просто смотрит?
Энни вновь замечталась, спрятав подбородок в ладони и устремив взгляд в небеса. Такой её и застала Марилла, возвратившаяся из своего странствия в подвал. Пусть её посидит так до обеда!
– Мэтью, мне понадобятся кобыла и коляска! – сообщила брату Марилла. Мэтью кивнул и взглянул с состраданием на Энни. Марилла перехватила этот взгляд и сказала жёстко:
– Я собираюсь в Уайтсэндс, чтобы всё уладить. Возьму Энни с собой. Миссис Спенсер, вероятно, посодействует в отсылке её обратно, в Новую Шотландию. Я вернусь домой вовремя, чтобы ты не остался без чая, и подою коров.
И так как Мэтью ничего не ответил, у Мариллы создалось впечатление, что она лишь понапрасну тратит слова. Что может быть хуже, чем мужчина, который не отвечает? Разве что женщина, которая отвечает!
Мэтью запряг кобылу в коляску без лишних слов, и Марилла с Энни уселись в неё. Когда он открывал для них ворота, чтобы коляска могла выехать со двора, им, безотносительно к кому-либо из дам, была обронена следующая фраза:
– Мальчуган Джерри Буоте с залива приходил сюда сегодня утром, и я пообещал, что найму его на лето.
Марилла ничего не сказала, но так подхлестнула несчастную кобылу, страдавшую на старости лет ожирением и не привыкшую к такому обращению, что та со свистом пронеслась по дорожке на ошеломляющей для неё скорости. Марилла, обернувшись, посмотрела назад и увидела, как расстроенный Мэтью прислонился к воротам. Взгляд его был полон сожаления.
Глава 5. История Энни
– Знаете, – сказала Энни доверительно, – я настроила себя так, чтобы получить удовольствие от этого путешествия. Собственный опыт мне подсказывает, что если заранее настроиться на удовольствие, – обязательно его получишь. Пока мы едем, я ни секундочки не стану думать о моём возвращении в приют. Буду занимать себя мыслями о езде. Ой, смотрите, какая чудесная ранняя дикая роза вон там! Наверно, это так приятно быть розой… Ах, если бы розы умели говорить! Они бы рассказали множество прекрасных историй!. И, не правда ли, розовый цвет – самый обворожительный в мире? Я люблю его, но не могу носить такие вещи. Рыжеволосые люди не носят розовый цвет даже в воображении. Кстати, вам не приходилось слышать о какой-нибудь девушке, чьи волосы были… такие же, как и мои, но… изменили цвет, когда она стала взрослой?!
– Нет, никогда о таком не слыхала, – немилосердно отрезала Марилла. – И, думаю, с вами такого не случится!
Энни тяжело вздохнула.
– Ну, значит, прощай, ещё одна надежда! «Жизнь моя – сплошное кладбище надежд!» Вообще-то, это не моя мысль: вычитала в одной книжке и теперь утешаю себя ею всегда, когда чем-то разочарована.
– Что-то, по-моему, не слишком утешительно! – буркнула Марилла.
– Да, но зато звучит так романтично, и я живо представляю себя на месте героини этой книги… Я без ума от романтических идей! А «кладбище надежд» – очень даже романтичный образ. Хорошо, что я наделена воображением!.. А сегодня мы поедем через Озеро Сверкающих вод?
– Если вы имеете в виду пруд Берри, то – нет, сегодня мы едем другой – прибрежной дорогой.
– Ну, это тоже неплохо, – мечтательно сказала Энни. – Она так же хороша, как её имя? «Прибрежная» – это довольно красиво, так же, как и Уайтсендс. Но ничто мне не нравится так, как Эвонли. Звучит, словно музыка!.. А далеко ещё до Уайтсендса?»
– Добрых пять миль. И если вам охота «почесать язычок», лучше уж расскажите мне о себе.
– Да стоит ли об этом? – с жаром воскликнула Энни. – Вот если б вы позволили обрисовать мой вымышленный образ.
– Оставьте его при себе! Меня интересуют только голые факты. Начните с начала. Где вы родились и сколько вам лет?
– Одиннадцать исполнилось в марте, – скромно сказала Энни, со вздохом принуждая себя выдавать «голые факты». – А родилась я в Болинброке, в Новой Шотландии. Моего отца звали Уолтер Ширли. Он учительствовал в болинброкской школе. А маму звали Берта, Берта Ширли. Правда, Уолтер и Берта – классные имена? Как здорово, что они так красиво звучат! Какой ужас, если бы отца звали, к примеру, Джедедия.
