— Вам тридцать лет?
— Да. А разве не видно? Впрочем, спасибо! Мне всегда давали меньше лет на пять.
Он тактично пропустил ее реплику и продолжил:
— И в каких странах вы побывали?
— Почти во всех! Э-э… Я имею в виду цивилизованные страны. А родилась я в Канаде! Сейчас там живет моя сестра. Значит, все-таки сестра! — догадался внутренний голос.
— А… к кому вы едете в Нью-Йорк?
— К родителям! Наша большая семья перебралась в Нью-Йорк, когда мне было лет… пятнадцать. Не помню точно.
— Большая семья — это очень хорошо, — мечтательно согласился Кларк. — Вот у меня…
— Да! Вы не представляете, как я все это люблю: шумные воскресные обеды, праздники, когда в доме собирается десятка три человек, когда шумно, радостно, бегают дети и все наконец-то вместе… — Эмили прикрыла глаза, в которых начало пощипывать. — Если бы вы знали, как мне всегда этого не хватало!
— Всегда? Не хватало?
— Ну… я… имею в виду, что в Голливуде у меня всего этого нет. Я скучаю по своей семье. Вот. И еду ее навестить.
— Прекрасно. Вас, наверное, очень ждут.
— Конечно!
Два брата, одна сестра, прабабушка, две бабушки, два дедушки, несколько теток, дядьев и племянников, молча подытожил Кларк Стайлинг. И это не говоря о родителях, которые ныне здравствуют, находятся в прекрасной форме, обожают смотреть фильмы с ее участием (правда, она не сыграла еще ни одной главной роли, поэтому Кларк не имел возможности запомнить ее на большом экране). А в Вашингтоне у нее просто были дела. Да-да, дела. Ну могут же быть у человека дела!
Он смотрел на свою спутницу с искренним любопытством и даже уважением.
Красиво сочиняет, пронеслось у него в голове.
— Ну а вы? — нежно спросила Эмили. — Что вы скажете о себе?
— О, я только могу пожать вам руку.
— За что? — испугалась она.
— Не «за что», а «почему». Дело в том, что у меня тоже огромная семья.
— Да?! Вы женаты?
— Женат? Я? Конечно! И у меня это… двое детей.
Лжет! — в свою очередь резюмировала Эмили.
— О, как я вам завидую. Расскажите, как вы живете.
Кларк снова тактично помолчал.
— Ну… Мои биографические данные представляют не столь большой интерес, как ваши.
— И все-таки.
— Ну… моя семья живет в Атлантик-Сити, это недалеко отсюда. Сам я чаще живу в Нью-Йорке, где у меня бизнес… — Он вдруг внимательно посмотрел на нее. — Скажите, Мишель, а вы когда-нибудь раньше бывали в Вашингтоне?
— Нет. А почему вы спрашиваете?
— У меня такое ощущение, что я в прошлом году видел вас на одной из художественных…
— Этого не может быть! — Она решительно замотала головой, отчего прядь волос выбилась из пучка и легла на щеку.
Глаза Кларка загорелись.
— Да, точно. Вы очень похожи на одну художницу, с которой я…
— Художницу?! Но я же актриса! — На всякий случай она отвернулась. Конечно, на выставках, которые они организовывали с хозяйкой студии миссис Реймонд, приходилось общаться с таким огромным количеством народу, что этот мужчина вполне мог проговорить с ней целые полдня, а она не запомнила бы ни его лица, ни имени.
Кларк продолжал:
— Да, я интересуюсь искусством и часто хожу на выставки. Вашингтон — город чиновников, но иногда и там попадаются интересные живые люди. И вот однажды…
— Извините, но я раньше никогда не была в Вашингтоне, — отрезала она. — Кстати, мы подъезжаем.
Через несколько минут явились носильщики, поезд прибыл в Нью-Йорк, чемодан с антиквариатом был выдворен на перрон.
Туда же вышли намного растерянный Кларк и Эмили, которая беспрестанно оглядывалась по сторонам. Ей хотелось куда-нибудь спрятаться на случай, если придет тетушка Ло и испортит все своей глупой болтовней.
И хотя они вряд ли еще когда-нибудь увидятся, но все-таки приятно сочинить себе новое имя, новую биографию, а в ответ выслушать такую же беспардонную ложь. Это отлично снимает стресс, как, например, день, проведенный в спа-салоне: и в том и в другом случае ты чувствуешь себя совершенно новым человеком!
Эмили счастливо вздохнула. Итак, испанское вино, а может, и общество Кларка Стайлинга сказались на ее измученной душе самым наилучшим образом. Если это ни к чему не обяжет, то, может, им стоит повторить? Тем более если он и правда женат, никто не сможет ее ни в чем обвинить, ведь для всех она будет просто некая Мишель…
— Мне было приятно с вами познакомиться, — проговорил он. — Желаю вам собрать все «Оскары» за лучшую главную роль.
— Спасибо! А я вам желаю… прежде всего довезти до дома свой антиквариат целым и невредимым. Кстати, вы так и не сказали, что это за антиквариат.
— А это… просто подарок на день рождения моему… лучшему другу.
— Занятно, — пробормотала Эмили — Ну… всего хорошего?
— Всего хорошего.
— Я пойду?
— Идите.
— Прощайте, мистер Стайлинг.
— Прощайте…
Она неловко улыбнулась, стараясь скрыть разочарование в глазах.
— …Мишель.
— Что?
— Вы считаете, это правильно?
— Что?
— Что мы больше никогда не увидимся.
— А надо? — с откровенным облегчением спросила она.
— А почему бы и нет?
— А у вас есть еще вино? Оно мне очень понравилось.
— Конечно! Полный чемодан!
Она отступила:
— Как чемодан? Все-таки это было вино?
— Да.
— Но вы же говорили…
— А я соврал. — Он смотрел на нее в упор и улыбался.
— О!
— Что такое?
— О! Вы меня… просто…
— Что?
— Вы все придумали? Но почему?
Он шагнул к ней, и снова его глаза оказались на уровне ее глаз.
— Ваше общество удивительным образом располагает сочетать фантазии с предельной откровенностью.
Она молча смотрела на него, не в силах придумать ответную реплику.
— Ну что ж, тогда я… Я даже не знаю! Вы опасный тип!
— Вы скоро поймете, что ошиблись. — Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал, вложив в ладонь небольшой квадратик бумаги с номером телефона. А после быстро пошел прочь, вслед за тележкой, увозившей его чемодан.
В груди Эмили толкнулось что-то теплое и радостное. Она шумно вздохнула, прикрывая глаза и расплываясь в улыбке.
Чемодан вина!.. Каков нахал!
3
На Нью-Йорк опускались зябкие сумерки. Эмили, Сандра и Джонни уже несколько часов гуляли по городу. Сначала им было весело, потом — грустно, потом все замолчали и просто бродили по улицам. В Нью-Йорке стояла холодная весна.
Когда началось домашнее застолье по поводу приезда гостьи, Эмили сразу поняла, какую ошибку совершила, ни разу не появившись в этом доме за последние семь лет. Выходит, ради Иден она себя лишила многих удовольствий, и прежде всего самого главного — иметь семью.