на голову корону и возложил цепь ордена Белого Орла на супругу. Примас вручил ему скипетр и державу, трижды возгласив: «Vivat Rex in aeternum!» Николай I твердым, выразительным голосом произнес молитву, а Примас, в свою очередь, коленопреклоненно, как и все присутствовавшие на коронации, прочитал молитву ко Всевышнему Подателю всех благ. Затем новый король Польши проследовал в церковь Святого Иоанна, где его снова встретили первые лица Католической Церкви. В течение трех часов все было завершено, после чего состоялся торжественный обед[50].
И хотя конституционным королем Николай I был совсем недолго (начавшееся вскоре Польское восстание позволило ему навсегда уничтожить Хартию), полученный опыт оказался чрезвычайно полезным. Более никто из русских монархов не венчался на Царство Польское, и Николай I оказался первым и последним российским самодержцем, прошедшим через это «искушение». Прекрасно осознавая то, что он государь для подданных всех исповеданий («белый царь»), Николай воспринимал себя в первую очередь как православного правителя, получившего право на царствование от Православной Церкви. Он искренне желал блага всем своим подданным, о чем неоднократно при случае заявлял. Так, в 1844 г., выступая перед католическими епископами – подданными российской короны, император подчеркнул, что ни в чем не желает вредить католическому исповеданию, потому как и сам – католик. «Душевно и сердечно привержен к своему исповеданию, – продолжал далее Николай, – и был бы столько же привержен и к римскому, если бы в оном родился; в отношении религии Церкви Католической намерения мои чисты»[51].
Как понимать приведенные слова? Полагаю, буквально. Католиком император назвал себя в связи с тем, что официальное наименование главной конфессии России звучало так: Православная Кафолическая Восточного исповедания. Иной интерпретации для объяснения фразы православного государя о том, что он сам – католик, нет и быть не может. Что же касается второй части заявленного, то здесь необходимо обратить внимание на мотивацию приверженности к православию: факт рождения в нем. Такой же приверженности к своей вере римо-католиков Николай I ни в коем случае не отрицал. Другое дело – отношение к притязаниям Папы Римского, ибо самодержавие не терпит двоевластия ни в чем, в том числе и в делах веры. Поэтому император никогда не терпел и не желал терпеть никакого контроля – в том числе религиозного – над его подданными. Подчиняться его власти должны были все без исключения. Напомнив епископам о безграничности собственной власти, и указав при том на ненарушение католического исповедания, Николай подчеркнул, что потому и требует повиновения, «что сие повелевает вам Сам Бог», перед Которым он должен будет «ответствовать за благополучие вверенного мне народа»[52].
Получалось, что повиновение себе Николай I рассматривал как религиозный долг любого, кто жил под его скипетром. Для подданных, таким образом, это была религиозная обязанность. О том, что иначе в самодержавном государстве и быть не может, постоянно говорил митрополит Филарет (Дроздов). «Народ, благоугождающий Богу, – провозглашал святитель, – достоин иметь благословенного Богом царя. Народ, чтущий царя, – благоугождает чрез сие Богу: потому что царь есть устроение Божие. Как небо, бесспорно, лучше земли, и небесное лучше земного, то также, бесспорно, лучшим на земле должно быть то, что устроено по образу небесного, чему и учил Бог Боговидца Моисея: Виждь, да сотвориши по образу показанному тебе на горе, то есть на высоте Боговидения.
Согласно с сим Бог, по образу Своего Небесного единоначалия, устроил на земле царя, по образу Своего вседержительства – царя самодержавного, по образу Своего Царства непреходящего, продолжающегося от века и до века, – царя наследственного»[53].
Показательной иллюстрацией к прозвучавшему утверждению можно считать российский гимн «Боже, Царя храни», первое прослушивание которого состоялось в ноябре 1833 г. в здании Придворной певческой капеллы столицы. На нем присутствовал и сам император. Первое публичное прослушивание прошло в Большом Петровском театре Москвы 11 декабря, а спустя две недели, 25 декабря, после Рождественской службы и традиционного благодарственного молебна по случаю изгнания французов в 1812 г., в присутствии царской семьи, Двора, чинов гвардии и армии, ветеранов Отечественной войны, гимн получил высочайшее утверждение. С тех пор и до революции 1917 г. он был главной символической песней Российской империи. И хотя гимн состоял всего из шести строк, но в них заключалась суть понимания Николаем I его, как самодержавного государя, связи с Богом.
Боже, Царя храни.
Сильный, державный,
Царству на славу, на славу нам.
Царствуй на страх врагам,
Царь Православный.
Боже, Царя, Царя храни[54].
Известно, что Николай I трепетно относился к гимну, не допуская его исполнения «просто так». В. В. Розанов в одной из своих заметок привел любопытный пример, характеризующий это отношение. Однажды вечером Николай Павлович, проходя по дворцу, услышал, как его малолетние тогда дети – великие княжны, – собравшись вместе, пели «Боже, Царя храни». Постояв у открытой двери и дождавшись окончания пения, император вошел в комнату и сказал ласково и строго: «Вы хорошо пели, и я знаю, что это из доброго побуждения. Но удержитесь вперед: это священный гимн, который нельзя петь при всяком случае и когда захочется, “к примеру” и почти в игре, почти пробуя голоса. Это можно только очень редко и по очень серьезному поводу». И далее Розанов в своей манере лаконично прокомментировал приведенный пример: «разгадка всего»[55].
Николай I, как видим, чрезвычайно серьезно относился к своей власти и ее символам, полагая невозможным профанировать установленный порядок, разрушать «форму». При этом «форма» мыслилась им в национальном ключе. Соответственно, и отношение к Православной Церкви у него было в этом смысле «функциональное»; он не рассматривал ее как препятствие всеобщему мультиконфессиональному христианскому братству (что в годы правления Александра I стало камнем преткновения и привело к борьбе «православной оппозиции» во главе с архимандритом Фотием[56] с идеологами «евангельского государства» во главе с князем А. Н. Голицыным[57]). Церковь для Николая I – прежде всего хранитель национального прошлого, защитник самодержавия от исходящих с Запада вредных учений и революции.
Но, рассматривая ее как основную нравственную силу общества, император, в случае необходимости, в отношении иерархов и иереев вел себя достаточно жестко, как не терпевший возражений самодержец. Даже мелкие ошибки и случайные огрехи прощались далеко не всегда. Так, неожиданно для насельников прибыв 24 мая 1835 г. в Юрьев монастырь Новгородской епархии, император лично все проверил и обошел. Настоятель монастыря архимандрит Фотий (Спасский) сумел приветствовать монарха только post factum. Наскоро надев синюю бархатную рясу, отец Фотий прибежал к царю и не благословив его в суете, примкнул к свите. Первоначально никакого неудовольствия Николая I он не заметил; император даже
