Одним ремнём связал ему ноги, другим сзади руки, а третьим привязал к железной ножке одной из лавок.
Спрыгнул на землю, и мы закрыли борт. А затем, подойдя к кабине, вместе с Воронцовым выкинули труп немца, оттащив его к легковушке.
— Забабашкин, смотри, как дождь разошёлся. Сейчас дороги намочит, и мы застрянем, — закидывая портфель с документами на сиденье грузовика, пробурчал лейтенант.
— Вижу, что застрянем. Но хотелось бы карту посмотреть. Куда нам ехать-то? — сказал я, залез в кабину и, открыв портфель, начал в нём рыться.
Карты там были, и были они военными. На них сокращениями и цифрами было отмечено расположение частей и соединений, как нашей армии, так и вражеской. Стрелками разных цветов были показаны направления ударов, а над стрелками были написаны какие-то пояснения. Информация была явно ценной и Воронцов, сразу же это поняв, радостно хмыкнул.
Впрочем, именно для нас, в данный момент времени, были важны не направления ударов, а маршрут, по которому мы можем проехать. И через минуту я нашёл на карте объездную дорогу, которая шла вдоль леса и огибала город справа.
Выбрал путь, выключил фонарь, который я включал для алиби, и, мысленно пожелав нам удачи, попробовал завести мотор.
К счастью, тот послушно затарахтел ровно и бесперебойно, как будто никакого тарана в железный лоб грузовика только что и не случалось.
Глава 3
Сложный путь
— Забабашкин, так тебя и разэдак, ты куда нас везёшь? Ничего же не видно! — в двадцатый, наверное, раз произнёс Воронцов, стараясь всмотреться в окружающую мглу.
Луна скрылась за облаками, и, вероятно, вокруг было так темно, что лейтенант стал совершенно не на шутку паниковать.
Я же, со своим новоприобретённым зрением при сфокусированном внимании видел всё прекрасно. Чёткость рельефа и окружения была таковой, что даже самые далёкие дома и сараи, что едва маячили на горизонте, мне были прекрасно видны. Более того, именно смотря туда с минуту назад, я напряг зрение и заметил четырёх красноармейцев, которые перетаскивали из двух подвод ящики. Находились бойцы на правой стороне окраины соседнего города Новск, если смотреть от нас. Красноармейцы явно были уставшими, ящики тяжёлыми, а надписи на них говорили о том, что внутри лежат снаряды для пушки калибра сорок пять миллиметров.
Остановил машину, зажмурил глаза, и фокус зрения вернулся в обычное состояние. Вновь посмотрел в ту сторону, где только что видел наших бойцов, и, оценив расстояние, присвистнул. Оно было очень внушительным.
«Тут километров пять-шесть по прямой через речку будет. И это просто удивительно! Ведь теперь я не только прекрасно в темноте вижу, но и вдаль смотрю так глубоко, что никакой бинокль не нужен. Да что там бинокль, даже в бинокль детально рассмотреть то, что рассмотрел я, вряд ли возможно. Разве что в подзорную трубу?»
— Ты чего остановился? Уже ничего не видишь? — напомнил о себе лейтенант.
— Признаюсь: я давно не вижу.
— Т-то есть как? — аж запнулся Воронцов от удивления. — Как же ты ехал?
— Исключительно по памяти, — в который раз не стал я рассказывать правду.
— Ты, что, тут уже был?
Я посмотрел на него с удивлением.
Тот пояснил свою мысль:
— Помнишь дорогу?
— Нет, конечно! Откуда я её могу помнить, если никогда тут не был? Я помню карту, что мы смотрели. И запомнил, что от поворота, который через километр после выезда с деревни, дорога идёт почти прямая. Вот и ехал, прикидывая в уме. Теперь, когда она начала петлять, дальше ехать опасно. Так что предлагаю вот что: спешиваемся и идём пешком. Нам ещё реку преодолеть надо будет, которая у нас на пути вот-вот появится.
— Выходим, — согласился Воронцов.
Лейтенант повесил на шею пистолет-пулемёт, взял портфель с немецкими документами и вылез из грузовика. Я вылез следом, не забыв захватить винтовку.
— Что с немцем будем делать? Как мы его через реку перетащим? — спросил меня лейтенант, заглядывая в кузов.
— Предлагаю дойти до реки и попробовать найти брод. Ну, а если не найдём, то переправимся вдвоём. Немца придётся ликвидировать, — ответил я и тоже посмотрел в кузов.
— Что-то я его не вижу? Где он? Сбежал? Или, может, вывалился на ходу?
— Никуда он не делся. Под лавку спрятался, — сказал я, глядя на прячущегося немца, и тут же быстро поправился, вспомнив, что до конца собирался скрывать свою необычную способность: — Или ближе к кабине перелез. Сейчас найду.
Запрыгнул в кузов и, естественно, нашёл вражеского офицера под лавкой.
В четыре руки вытащили его оттуда, и лейтенант предложил скинуть пленного вниз на землю:
— Пусть полетает.
Но я решил воспрепятствовать этому, сказав, что немец нам нужен исключительно в хорошем физическом состоянии.
— Что, Забабашкин, тебе его жалко, что ль, стало⁈ — тут же набычился Воронцов.
— Естественно, нет! — категорически ответил я. — Просто мы его сейчас скинем, он ногу подвернёт или того хуже — сломает. Как мы его потом волочь будем? На носилках?
— Гм, а ты прав, — грустно согласился командир и прошипел: — Ещё со сволочью всякой аккуратно обходиться приходится. Нет в жизни справедливости!
С этими словами мы аккуратно спустили немца на землю, развязали ему ноги и, держа пленного под руки, пошли в лес.
Вскоре из-за туч вышла луна, немного осветив местность. Идти лейтенанту и пленному стало в этом плане чуть легче, однако эту лёгкость сразу скомпенсировала другая сложность — лес стал более густым, и продвигаться втроем между деревьев перестало представляться возможным.
— Забабашкин, ты вроде в темноте видишь получше меня. Иди первым, — приказал Воронцов.
Не стал с ним спорить и пошёл ведущим. За мной угрюмо топал немец со связанными за спиной руками, а замыкал нашу небольшую колонну лейтенант, держа перед собой пистолет-пулемёт.
Где-то через час после того, как мы углубились в чащу, лес стал немного редеть и среди деревьев стал виден просвет. Сконцентрировался на том, что вижу, и понял, что движемся мы в правильном направлении — вдалеке виднелся небольшой город. Но, чтобы туда попасть, нам необходимо было преодолеть небольшое поле, затем реку, затем вновь поле и только после этого мы бы могли рассчитывать на то, что встретимся с нашими воинами, которые сейчас занимали оборону на краю Новска.
Через десять минут мы добрались до опушки леса и залегли, чтобы более детально оценить обстановку. Не обращая внимания на жужжание и укусы вездесущих комаров, снял с себя истрёпанный и пропитанный кровью врагов больничный пиджак. Мы с лейтенантом накрыли им головы и, подсветив трофейным фонариком трофейную же карту, сравнили увиденное перед собой с тем, что было изображено на бумаге.
Естественно, я знал наше точное местонахождение, ведь всё прекрасно видел, но участвовать в этом спектакле мне было просто необходимо, потому что раскрой я свой уникальный талант перед НКВДшником — и тот по нашему возвращению обязательно доложит о столь странной способности наверх. Ну а дальнейшее можно и не представлять — вряд ли мне понравится быть подопытным кроликом, пусть даже и живущим в золотой клетке. Я такого поворота событий не хотел, а потому и впредь собирался по максимуму участвовать в подобных постановках одного актёра. Главное — случайно не забываться.
— Вероятно, так оно и есть, — выключая фонарь, произнёс Воронцов, а потом прислушался, вынырнул из-под пиджака и, пока я его надевал, показал пальцем вперёд: — Слышишь, река журчит.
Я застегнул пуговицы и напряг слух. И, действительно, услышал звук журчания воды.
— Вроде бы не быстрая речка, — предположил я.
— Возможно, — согласился лейтенант, и, вновь прислушиваясь, недовольно добавил: — А может быть, и нет. Слышишь, течение как усилилось?
Я вновь прислушался. И действительно, звук текущей воды стал явно громче, чем несколько мгновений назад. Более того, с каждой секундой звук всё усиливался и усиливался.
