Мистер Брэдон уже с неделю работал в «Пимс паблисити» и успел усвоить несколько вещей. Он выучил среднее количество слов, которые могут поместиться на четырех дюймах бумаги; понял, что недовольство мистера Армстронга можно легко сменить на милость хорошей выкладкой, в то время как мистер Хэнкин воспринимал художественную работу как пустую трату времени для рекламного агента. Также Брэдон заметил, что слово «чистый» опасно употреблять в рекламном тексте, потому что если оно использовалось невзначай, то навлекало на клиента неминуемые вопросы со стороны различных городских служб, тогда как выражения «высочайшего качества», «лучшие ингредиенты», «выращенный в лучших условиях» не имели конкретного значения, а следовательно, были безопаснее; что фраза «давая работу тысячам британских служащих...» не была эквивалентна фразе «британцы сделали прорыв»; что северная часть Англии любила масло и маргарин чуть подсоленными, в то время как жители южной стороны предпочитали сладковатый вкус. Ему стало известно, что газета «Морнинг стар» не принимает никаких рекламных объявлений, где встречается слово «лечить», хотя не возражает против, например, таких слов, как «облегчить», и то, что любая организация, претендующая на слово «лечить», явно являлась запатентованным медицинским предприятием и пользовалась дорогостоящими печатями; что наиболее успешные тексты были простыми со стилистической точки зрения; что самые настоящие шедевры рекламной мысли, как правило, отвергались, потому что в них можно было усмотреть нечто противоречащее законам британской прессы. Брэдон узнал, что основной целью художника было отодвинуть текст в рекламе на второй план, при этом на первый выдвигалось изображение, а рекламный агент был отъявленным амбициозным негодяем, единственной целью которого было захламить все пространство вербальными составляющими, не оставив ни дюйма для визуальной части. Также ему удалось выяснить, что человек, отвечавший за выкладки, постоянно пытался примирить эти постоянно воюющие стороны; что все отделы объединялись против ненавистного клиента, который всегда настаивал на том, чтобы испортить показываемые ему лучшие образцы, запихивая туда всякую лишнюю информацию, — одним словом, всегда учитывал только собственные интересы и полностью игнорировал все, что заботило остальных.
Брэдон без посторонней помощи научился находить дорогу до своего рабочего места и чувствовал себя вполне уверенно на двух этажах, занимаемых агентством. Он обнаружил проход на крышу, где посыльные мальчишки обычно занимались физическими упражнениями под присмотром сержанта, и где в ясный день на Лондон открывался удивительный вид.
Брэдон познакомился с некоторыми менеджерами групп. И даже иногда ему удавалось запомнить, за какого клиента какой менеджер отвечал. При этом практически со всеми служащими собственного отдела он уже сдружился.
Два основных управляющих — мистер Армстронг и мистер Хэнкин были уникальны, каждый по-своему. И каждый был со своими тараканами в голове. Мистер Хэнкин, например, никогда не допускал заголовки со словом «чудесный». Мистеру Армстронгу же никогда не нравились выкладки, где присутствовали слова «судья», «ценить», «судить» или что-то в этом роде. Именно поэтому он завернул на корню кампанию «Уиффлет», которая размещала новый бренд сигарет «Хорошая оценка».
Мистер Копли, пожилой и более серьезный человек, который открыл для себя рекламный бизнес еще до всех нововведений и модернизации, охватившей волной всех новоиспеченных, только что выпустившихся из университетов рекламных агентов, явно имел тенденции к диспепсии, вследствие чего ненавидел все съедобные бренды в железных и картонных упаковках. Все, что выходило из банки или картонной упаковки, являлось для него ядом. Его диета всегда включала в себя непрожаренный стейк, фрукты и хлеб из муки грубого помола. Единственным брендом, для кого ему особенно нравилось работать, был «Банбери» — мука грубого помола. Он был действительно огорчен, когда узнал, что Инглеби отдает предпочтение совершенно другим продуктам и не одобряет выпечку. Но все равно к сардинам и консервированной семге он оставался непреклонным.
Мистер Инглеби специализировался на пафосной рекламе элитных сортов чая, предпочитаемых знатоками моды, сигарет «Уиффлет» (в престижных яхт-клубах и на скачках в Эскоте частенько можно было встретить мужчин, курящих сигареты именно этой марки) и марки обуви «Фарли Футуэйр». Он жил в Блумсбери, придерживался коммунистических взглядов в плане литературы, а одевался только в эксклюзивные пуловеры и серые фланелевые рубашки. Инглеби был одним из самых многообещающих рекламных агентов за всю историю «Пимс паблисити». Если бы его освободили от работы с «Уиффлет» и прочими вышеперечисленными брендами, он стал бы насмехаться почти над каждым продуктом и неуместно умничать.
Мисс Митейард была дамой с приблизительно схожими взглядами. Она могла спокойно писать практически обо всем, кроме женских товаров. С последними же успешно справлялись мистер Уиллис и мистер Гарретт. предшественник которого, например, мог легко облачаться в корсеты и пользоваться кремами для лица.
В целом отдел рекламы работал вместе вполне успешно, занимаясь написанием заголовков друг для друга в духе взаимопомощи и постоянно болтаясь возле рабочих мест своих соседей. Единственными двумя персонами, с которыми Брэдон был не в состоянии установить приятельские отношения, были мистер Копли, который всегда держался в стороне от всех, и мистер Уиллис, относившийся к любому новому сотруднику с некоторым недоверием. В остальном отдел был вполне приятным местечком.
Все в отделе любили поговорить. Еще никогда в своей жизни Брэдон не встречал столь разговорчивых людей и настолько свободных в своей болтовне. Было даже странно, что они еще делали какую-то работу. Но она действительно делалась. Все это напомнило ему о днях, проведенных в Оксфорде, когда эссе таинственным образом писались будто бы сами по себе в перерывах между бесконечными встречами в клубах и спортивными тренировками и когда большинство отличников хвастались, что никогда не занимались больше часа в день. Такая атмосфера Брэдону была по душе. Он был похож на любопытного слоненка и с удовольствием упражнялся в написании рекламных текстов. И ничто не нравилось ему больше, чем быть прерванным кем-нибудь из отдела, по горло сытым рекламой и желающим просто поболтать.
— Привет, — поздоровалась мисс Митейард однажды утром. Она пришла, чтобы проконсультироваться с Брэдоном насчет своих набросков по поводу рекламной кампании ирисок «Томбой». Ее рекламные обращения начинались словами: «Блеск, что за вкус!» или «Да, это йоркер!» — все это логично приводило к достоинствам ирисок, но не попадало в цель. Брэдон продемонстрировал свои мысли на этот счет, потом они вышли в коридор покурить, где чуть не столкнулись с мистером Армстронгом, после вернулись на рабочее место Брэдона, но мисс Митейард не собиралась уходить. Она села за стол Брэдона и начала рисовать карикатуры, кстати, достаточно неплохие, потом она потянулась к небольшому подносу, чтобы взять ластик. И произнесла, словно невзначай:
— Ух ты!
— Что?
— Это же жук-скарабей маленького Дина. Это нужно отдать его сестре.
— Ах это! Да, я знаю, что он там лежал, но я понятия не имел, кому он принадлежит. Неплохая штука. Настоящий оникс, хотя, конечно, не египетский и не очень древний.
— Может быть, и так, но Дин просто обожал его. И считал настоящим талисманом. Камень всегда был у него в кармане, или же он клал его перед собой, когда работал. Если бы он был тогда в тот день с ним, парень бы не упал с лестницы — по меньшей мере, так сказал бы он сам.
Брэдон аккуратно положил камешек на изгиб своей ладони. Он был достаточно большим, размером с ноготь на большом пальце человека, тяжелый и гладкий, только на одной стороне была небольшая царапинка.
— Что за человеком был Дин?
— Ну, неплохим, хотя я не особенно близко его знала. Иногда он казался мне маленьким чудовищем.
— В каком смысле?
— Из-за одной вещи — мне не нравились люди, с которыми он общался.
Брэдон вопросительно приподнял бровь.
— Нет, — сказала мисс Митейард. — Я не имею в виду то, о чем вы подумали. По меньшей мере, я имею в виду... Я не могу вам об этом сказать... Он постоянно общался с ребятами Момери. Хотя это было неглупо, я полагаю. К счастью, он пропустил знаменитую ночь, когда эта девушка Пунтер-Смит покончила с собой. «Пимс» уже больше бы не смог поднять голову, если бы кто-то из его сотрудников был вовлечен во все эти нотариальные разборки.
— А сколько, вы говорите, ему было лет?
— Двадцать шесть или двадцать семь, я думаю.
— А как он сюда попал?
— Обычное дело, я полагаю, нужны были деньги. Нужна была какая-то работа. Невозможно быть геем и не иметь денег, а он был никем, понимаешь? Его отец был банковским менеджером или что-то в этом роде, он был болен, поэтому, я полагаю, молодому Виктору пришлось как-то самому выкарабкиваться и зарабатывать себе на жизнь.
