— Как же он во все это ввязался?
Мисс Митейард ухмыльнулась:
— Кто-то подобрал его, я думаю. Он всегда был симпатичным малым. А вы, мистер Брэдон, наверное, знаете ответ не хуже меня, а все равно спрашиваете.
— Это что, ответная реакция на мою добродетельность?
— Знаете, мне на самом деле более интересно, как вы попали сюда, чем Виктор Дин. Новый рекламный агент без опыта работы обычно начинает с четырех фунтов в неделю — почти достаточно, чтобы заплатить за пару ваших ботинок.
— А! — воскликнул Брэдон. — Как обманчива может быть внешность. Но ведь это очевидно, дорогая леди, что вы не совершаете покупки в «Уэст-Энде». Вы принадлежите к той части общества, которая платит конкретно за то, что покупает. Я почитаю это, но не желаю вас имитировать. К несчастью, есть некоторые вещи, которые нельзя приобрести, не имея денег. Плата за проезд, например, или бензин. Но я рад, что вы одобрили мои ботинки. Они изготовлены Раджем в Аркаде и, в отличие от «Фарли фэшн», как раз такие, какие обычно можно увидеть на королевском дворе в Эскоте, там где дискриминирующие мужчины обычно собираются. У них также есть женский отдел, и если вы упомянете мое имя...
— Я теперь, пожалуй, понимаю, почему вы выбрали для себя в качестве работы рекламу. — Сомнительное выражение липа мисс Митейард сменилось на просто насмешливое. — Я полагаю, что мне лучше вернуться к ирискам «Томбой». Спасибо за помощь в набросках.
Брэдон склонил голову, как только дверь за ней закрылась.
— Безрассудно. Практически выдал себя и всю игру. Мне лучше заняться работой. И выглядеть настолько естественно, насколько здесь это возможно.
Он пододвинул к себе каталог продукции, переполненный рекламными слоганами «Нутракса», и начал сосредоточенно изучать ею. Надолго, однако, ему не удалось остаться очному. Пару минут спустя вошел Инглеби с курительной трубкой в руках и какими-то бумагами.
— Брюер здесь?
— Не знаю. Но, — добавил Брэдон, — можешь поискать. Мой кабинет и потайные ступени - все в твоем распоряжении.
Инглеби заглянул в книжный шкаф:
— Кто-то уже забрал его. Ну ладно, а как ты написал бы «Крононоттонтологос»?
— Ой, я вряд ли смогу это воспроизвести. И «Алдиборонгофоскопорнио»? Кроссворд? Торквемада?
— Это не очень подходящий заголовок для бренда «Хорошие оценки». Не слишком ли жаркий? Я полагаю, Что нам придется пройти через недельную пыль и напрасную работу.
— Почему?
— Вышел новый приказ. Железная лестница забракована.
— Кем?
— Комиссией по эксплуатации помещений.
— О нет, они не должны были этого делать!
— Что ты имеешь в виду?
— Признание факта ответственности, не так ли?
— Времени тоже.
— Ну да, и я так полагаю.
— Ты выглядишь ошарашенным. Я уже начал думать, что у тебя свои какие-то личные переживания из-за этого дела.
— Господи, да нет, конечно! С чего бы это? Просто вопрос принципа. Кроме того, ступени постоянно использовались для поддержания отличной физической формы. Полагаю, что Виктор Дин не был настолько всеми любим.
— Ну, даже не знаю. Я никогда не видел в нем ничего плохого, кроме, пожалуй, того, что он не вполне был пропитан духом «Пимса», если так можно выразиться. И, конечно, мисс Митейард его ненавидела.
— За что?
— Ну, вообще-то она — достаточно порядочная женщина, но слишком уж строгая. Мой девиз — живи сам и не мешай жить другим, но защищая при этом свои собственные интересы. Как ты, кстати, справляешься с «Нутраксом»?
— Пока даже еще не брался за него. Я старался придумать слоганы для чая «Твёнтимэнс». Насколько я правильно понял Хэнки, у этого продукта нет каких-либо дополнительных преимуществ, кроме дешевизны, а сделан он в основном из смеси других чайных сортов. Заголовок должен вызывать уважение у покупателя и звучать солидно.
— Почему бы не назвать его как-нибудь вроде «Домашний чай»? Ничто не звучит столь же убедительно, и ничто не предложит такую же экономию.
— Отличная идея. Я передам ему, — сказал Брэдон. — У меня был хороший ленч, не думаю, что кто-нибудь еще работает в половине третьего дня. Это абсолютно неестественно.
— Все в этой профессии неестественно. О боже! Я вижу, кто-то приближается с подносом! Уходите! Уходите!
— Простите, — проговорила мисс Партон, держа поднос с тремя тарелочками, наполненными ароматным содержимым, — мистер Хэнкин просит вас апробировать эти образцы каши и высказать свое мнение.
— Моя дорогая, посмотри на время!
— Да, знаю, это ужасно, не правда ли? Они пронумерованы А, Б, В, и к ним еще прилагается опросник, а если вы мне вернете ложечки обратно, я их помою для мистера Копли.
— Мне станет плохо, — простонал Инглеби. — Чье это? «Пибоди»?
— Да, они собираются выпустить новую консервированную кашу. Никакого кипения, никакого размешивания — просто нагрейте банку. Посмотри на этикетку.
— Послушайте, — произнес Инглеби, — опробуйте это на мистере Макаллистере.
— Он уже пробовал, но его отзыв непечатный. Вот сахар и сливки.
— На что только не пойдешь ради здоровья нации! — Инглеби размешал массу ложечкой.
Брэдон положил порцию себе на язык и обратился к мисс Партон:
— Пишите, пока еще свежи мои впечатления. А: хорошая, приятный сладковатый ореховый аромат; каша настоящих мужчин. Б: деликатный характер, только чуть не хватает...
Мисс Партон довольно ухмыльнулась, и Инглеби, который ненавидел подобные ухмылки, отошел в сторону.
— Скажите мне, пожалуйста, — попросил Брэдон, — что было не так с моим предшественником? Почему мисс Митейард его ненавидела и почему Инглеби посылал его ко всем чертям?
Для мисс Партон ответ не составил труда.
— Да потому, что Дин вел нечестные игры. Он постоянно крутился вокруг рабочих мест других людей, собирая их идеи и выдавая за свои. А если кто-то подсказывал ему заголовок, а мистеру Армстронгу или мистеру Хэнкину он нравился, он никогда не признавался, кто его автор.
Такое объяснение заинтересовало Брэдона. Он прошел по коридору и заглянул в дверь Гарретта. Гарретт был занят написанием отчета по поводу опробованной каши и выглядел глубоко погруженным в это занятие.
— Надеюсь, я не прерываю вас в момент экстаза, — пробормотал Брэдон, — но я хотел вас кое о чем спросить. Уверяю вас, это всего лишь вопрос этикета. Видите ли, мистер Хэнкин попросил меня собрать список названий для шиллингового чая, а у меня их совсем мало. Мистер Инглеби предложил мне назвать его «Домашний чай». Меня это шокировало своей простотой, и я поблагодарил его.
— Ну и что?
— Ну... Я разговаривал с мисс Партон об этом несчастном малом, Дине. Она мне объяснила, почему некоторым людям здесь он не особенно нравился: потому что он воровал идеи других сотрудников и выдавал их за свои. Так вот, собственно, что я хотел знать, — разве агентов не спрашивали? Инглеби мне ничего не ответил.
— Ну, что-то в этом роде, — сказал Гарретт. — Это неписаное правило, по крайней мере, в нашем конце коридора. Ты можешь обращаться за помощью к кому угодно и при этом на показе поставить там свои инициалы, но если только это понравится Армстронгу, тогда непременно нужно сознаться, что это была идея другого человека, а ты просто так же подумал.
— А, ясно. Большое спасибо. А если идея признается провальной и ее начинают ругать, ты все равно все это выслушиваешь, я полагаю?
— Конечно. Заранее нужно было думать о том, что ты показываешь.
— Да, верно.
— Так вот, в случае с Дином — он сперва набирал идеи других агентов, ни слова им при этом не говоря, и у Хэнкина даже не сознавался в том, что это чужие идеи. Кстати, я бы на вашем месте не стал бы просить о содействии Копли или Уиллиса. Им никогда не нравилось раскрывать свои профессиональные секреты. Они еще со школы были одержимы идеей, что каждый должен плыть в своей лодке. На вашем месте я бы вообще не упоминал Уиллису о Дине. У меня какое-то предчувствие... Даже не знаю. В любом случае мое дело вас предупредить.
Брэдон поблагодарил Гарретта за информацию.
— Так легко споткнуться на новом месте. Я вам очень обязан.
Очевидно, мистер Брэдон не был особо чувствительным человеком, так как уже через полчаса находился в кабинете Уиллиса и, конечно, затронул Виктора Дина. Мистер Уиллис не пожелал обсуждать погибшего сотрудника и предложил Брэдону заняться своими делами. Брэдон осознавал, что Уиллис страдал от какого-то непонятного и болезненного смущения, особенно тогда, когда разговор принимал неожиданные обороты. Он был озадачен, но продолжал упорствовать. Уиллис же, посидев какое-то время в мрачной тишине с карандашом в руках, наконец поднял глаза.
— Если вы в игре мистера Дина, — произнес он, — лучше уйти. Меня это совершенно не интересует.
— В какой игре? Я не знал Дина. Никогда ничего нем не слышал, пока не пришел сюда. А в чем, собственно, дело?
